Сидя прямо за ней, я не мог не думать о том же самом. Чтобы увидеть, как она притопывает ногой и покачивается в такт, мне захотелось обнять её, хотя, конечно, я этого не сделал. Об этом не могло быть и речи. Я никогда не совершал и не мог представить себе никаких обстоятельств, при которых такой поступок мог бы быть оправдан.

Была известная история о том, как мамочка пыталась обнять бабулю. На самом деле это был скорее выпад, чем объятие, если верить очевидцам; бабуля уклонилась, чтобы избежать контакта, и всё закончилось очень неловко, с отведением глаз и бормотанием извинений. Каждый раз, когда я пытался представить себе эту сцену, она напоминала мне о сорванной карманной краже или отбивании мяча в регби. Я задавался вопросом, наблюдая, как бабуля зажигает под Брайана Мэя, пробовал ли па когда-нибудь? Вряд ли. Когда ему было 5 или 6 лет, бабуля оставила его, отправилась в королевское турне, длившееся несколько месяцев, а когда вернулась, крепко пожала ему руку. Что, возможно, было больше, чем он когда-либо получал от дедушки. Действительно, дедушка был так отчуждён, так занят путешествиями и работой, что первые несколько лет своей жизни почти не видел па.

По мере того как концерт продолжался и продолжался, я начал чувствовать усталость. У меня болела голова от громкой музыки и стресса последних нескольких недель. Бабуля, однако, не проявляла никаких признаков увядания. Всё так же держалась молодцом. Всё так же выстукивала и раскачивалась.

Внезапно я присмотрелся повнимательнее. Я заметил что-то у неё в ушах. Что-то… золотое?

Золотое, как золотая карета.

Золотое, как золотые ангелы

Я наклонился вперёд. Может быть, это не совсем золото.

Нет, скорее жёлтое.

Да. Жёлтые беруши.

Я посмотрел на свои колени и улыбнулся. Когда я снова поднял голову, то с упоением наблюдал, как бабуля отбивает такт музыке, которую она не могла слышать, или музыке, от которой она нашла мудрым и лучшим... дистанцироваться. Чтобы ей править.

Больше, чем когда-либо прежде, мне захотелось обнять свою бабулю.

ТЕМ ЛЕТОМ Я ВСТРЕЧАЛСЯ С ПА, возможно, в Балморале, хотя, возможно, это был Кларенс-хаус, где он теперь жил более-менее постоянно. Он переехал вскоре после смерти Ган-Ган, и где бы он ни жил, я жил с ним.

Приближался мой последний год в Итоне, и па захотел поговорить о том, как я представляю себе дальнейшую жизнь. Большинство приятелей собиралось поступать в университет. Вилли уже учился в Сент-Эндрюсском университете, и учился хорошо. Хеннерс только что сдал выпускные экзамены в школе Харроу и планировал отправиться в Ньюкасл.

А ты, дорогой мальчик? Ты хоть раз задумывался о... будущем?

Ну, да. Да, я думал. В течение нескольких лет я со всей серьёзностью говорил о работе на горнолыжном курорте в Лех-ам-Арлберге, куда обычно возила нас мамочка. Столько чудесных воспоминаний! В частности, я хотел работать в домике, где продавали фондю, в центре города; там любила бывать мамочка. Это фондю может изменить жизнь (я действительно настолько выжил из ума). Но теперь я сказал па, что отказался от фантазии о фондю, и он вздохнул с облегчением.

Вместо этого я увлёкся мыслью стать лыжным инструктором…

Па снова напрягся. Об этом не может быть и речи.

Ладно.

Долгая пауза.

Как насчёт... проводника по сафари?

Нет, дорогой мальчик.

Это будет нелегко

Часть меня действительно хотела сделать что-то совершенно нестандартное, чтобы вся семья, вся страна сказала: Что за...? Часть меня хотела уйти, исчезнуть — как сделала мамочка. И другие принцы. Разве давным-давно в Индии не было парня, который просто вышел из дворца и сел под прекрасным баньяном? Мы читали о нем в школе. Или должны были читать.

Но другую часть меня обуревали крайние амбиции. Люди предполагали, что у Запасного не будет или не должно быть никаких амбиций. Люди предполагали, что у членов королевской семьи, как правило, нет карьерных желаний или тревог. Ты королевской крови, всё сделано за тебя, зачем беспокоиться? Но на самом деле я довольно сильно беспокоился о том, чтобы найти свой собственный путь, своё предназначение в этом мире. Я не хотел быть одним из тех прихлебывающих коктейли ленивцев, от которых все только закатывают глаза и которых все избегают на семейных сборищах. В моей семье было много таких, уходящих корнями вглубь веков.

Па, на самом деле, мог бы стать одним из них. Он сказал мне, что его всегда отговаривали от серьёзной работы. Ему сказали, что наследник не должен “делать слишком много”, не должен слишком стараться, опасаясь затмить монарха. Но он взбунтовался, прислушался к своему внутреннему голосу, нашёл работу, которая ему нравилась.

Он хотел для меня того же.

Вот почему он не заставлял меня поступать в университет. Он знал, что этого не было в моей ДНК. Не то чтобы я был против университета как такового. На самом деле Бристольский университет выглядел интересным. Я изучал его литературу, даже подумывал о курсе истории искусств. (Многие симпатичные девушки интересовались этим предметом.) Но я просто не мог представить себя проводящим годы, склонясь над книгой. Директор из Итона тоже такого себе не представлял. Он сказал мне прямо: Ты не университетского типа, Гарри. Теперь и па согласился с этим. Ни для кого не было секретом, мягко сказал он, что в нашей семье я не тот, кто станет учёным.

Он сказал это не в насмешку. И всё же, я поморщился.

Мы с ним ходили по кругу, и в моей голове я ходил туда-сюда, и в результате процесса исключения мы остановились на армии. В этом был смысл. Это соответствовало моему желанию быть нестандартным, исчезнуть. Военные заберут меня подальше от любопытных глаз общественности и прессы. Но это также совпадало с моей надеждой изменить ситуацию к лучшему.

И это соответствовало моей индивидуальности. Моими любимыми игрушками в детстве всегда были миниатюрные солдатики. Я потратил тысячи часов на планирование и ведение эпических сражений с ними в Кенсингтонском дворце и в садах Хайгроува, спроектированных Розмари Верей. Я также относился к каждой игре в пейнтбол так, как будто от её результата зависело будущее Содружества.

Па улыбнулся. Да, дорогой мальчик. Армия — это как раз то, что нужно.

Но сначала, добавил он …

Многие люди воспринимали годичный перерыв как нечто само собой разумеющееся. Па, однако, считал год перерыва одним из самых формирующих периодов в жизни человека.

Посмотри на мир, дорогой мальчик! Испытай приключения.

Поэтому я сел с Марко и попытался решить, на что могли бы быть похожи эти приключения. Сначала мы остановились на Австралии. Потратить полгода на работу на ферме.

Отлично.

Что касается второй половины года, то Африка. Я сказал Марко, что хотел бы присоединиться к борьбе со СПИДом. Не нужно было уточнять, что это была бы дань уважения

мамочке, явным продолжением её работы

Марко ушёл, провёл какие-то изыскания, вернулся и сказал: Лесото.

Никогда не слышал о нём, признался я.

Он рассказал мне про Лесото. Страна, не имеющая выхода к морю. Прекрасная страна.

Граничит с Южной Африкой.

Много нуждающихся, много работы, которую нужно сделать.

Я был вне себя от радости. Наконец-то появился план.

Вскоре после этого я навестил Хеннерса. Выходные в Эдинбурге. Осень 2002 года. Мы пошли в ресторан, и я рассказал ему все. Молодец, Хаз! Он тоже взял годичный отпуск в Восточной Африке. В Уганде, насколько помню. Собирался работать в сельской школе. Однако в данный момент он работал неполный рабочий день — в Ладгроуве. Работал подручным. (Ладгроувское слово, означающее “подмастерье”.) По его словам, это была очень классная работа. Он должен быть с детьми, должен наводить порядок на всей территории.

Кроме того, я поддразнил его: Вся бесплатная клубника и морковь теперь твоя!