Позже, выспавшись, я позвонил Вилли и рассказал ему о своей ночи.

Для него это не было новостью. Оказалось, что он тоже ездил по туннелю. Он собирался приехать в Париж на финал по регби. Мы решили сделать это вместе. После этого мы впервые заговорили о катастрофе. Мы говорили о недавнем дознании. Шутка, согласились мы оба. Окончательный письменный отчёт был оскорблением. Причудливый, изобилующий фактическими ошибками и зияющими логическими дырами. Он вызвал больше вопросов, чем давал ответов.

После стольких лет, сказали мы, и стольких денег — как такое возможно?

Прежде всего, общий вывод о том, что мамин водитель был пьян и тем самым стал единственной причиной аварии, был удобным и абсурдным. Даже если он был пьян, даже если он был в стельку пьян, ему не составило бы труда проехать по короткому тоннелю.

Если только за ним не гнались и не слепили.

Почему не обвинили этих папарацци?

Почему они не в тюрьме?

Кто их направил? И почему они тоже не в тюрьме?

Почему — если только коррупция и сокрытие информации не были в порядке вещей? Мы были согласны по всем этим вопросам, а также по следующим шагам. Мы выпустим заявление, совместно призовём возобновить расследование. Может быть, проведём пресс-конференцию.

Власти отговорили нас от этого.

Через месяц после этого я отправился на базу Брайз Нортон и сел в самолёт C-17. В самолёте находились десятки других солдат, но я был единственным безбилетником. С помощью полковника Эда я тайно поднялся на борт, а затем пробрался в нишу за кабиной пилота.

Boeing C-17 Globemaster III

В этой нише были спальные места для экипажа во время ночных полетов. Когда заработали большие двигатели, когда самолет с рёвом понёсся по взлетной полосе, я лёг на нижнюю койку, а маленький рюкзак послужил мне подушкой. Где-то внизу, в грузовом отсеке, в другом моём рюкзаке Bergen были аккуратно сложены три пары камуфляжных брюк, три чистые футболки, очки, надувная кровать, маленький ноутбук, тюбик крема от солнца. Мне казалось, что этого более чем достаточно. Я мог честно сказать, что ничего из того, что мне было нужно или хотелось в жизни, я не оставил, кроме нескольких маминых украшений, пряди её волос в маленькой голубой коробочке и её фотографии в серебряной рамке, которая когда-то стояла на моем столе в Итоне, и всё это я спрятал в надежном месте. И, конечно, оружие. Мои 9-мм пистолет и SA80A были сданы суровому клерку, который запер их в стальной ящик, который также отправился в трюм. Их отсутствие я ощущал особенно остро, поскольку впервые в жизни, не считая той шаткой утренней прогулки в Париже, я собирался выйти в широкий мир без вооруженных телохранителей.

Полёт был вечным. Семь часов? Девять? Не могу сказать. Казалось, что прошла неделя. Я пытался заснуть, но голова была слишком забита. Большую часть времени я проводил, уставившись. На верхнюю койку. На ноги. Я слушал двигатели, других солдат на борту. Я переигрывал свою жизнь. Я думал о па и Вилли. И Челси.

Газеты сообщили, что мы расстались. (Один заголовок: "УРА ГАРРИ БРОСИЛИ".) Расстояние, разные жизненные цели — это было слишком. Сложно поддерживать отношения в одной стране, но с моим уходом на войну это казалось просто нереальным. Конечно, всё это было неправдой. Мы не расстались. Она трогательно и нежно попрощалась со мной и обещала ждать.

Поэтому она знала, что не стоит обращать внимания на истории в газетах о том, как я отреагировал на разрыв. Сообщалось, что я отправился в паб и выпил несколько дюжин стаканов водки, после чего, пошатываясь, сел в ожидавшую меня машину. Одна газета спросила мать солдата, недавно погибшего в бою, как она относится к моему публичному появлению в нетрезвом виде.

(Она его осуждала.)

Если я погибну в Афганистане, думал я, по крайней мере, мне никогда не придется читать ещё один фальшивый заголовок, ещё одну позорную ложь о себе.

Во время полета я много думал о смерти. Как это будет? Будет ли мне все равно? Я пытался представить себе собственные похороны. Будут ли это государственные похороны? Частные? Я пытался представить себе заголовки газет: Пока, Гарри.

Каким меня запомнит история? По заголовкам? Или тем, кем я был на самом деле?

Будет ли Вилли идти за гробом? А дедушка и папа?

Перед отправкой JLP усадил меня за стол и сказал, что мне нужно обновить завещание.

Завещание? Серьёзно?

Если что-то случится, сказал он, Дворец должен знать, что я хочу, чтобы сделали с моим немногочисленным имуществом, и где я хочу быть... похороненным. Он спросил так просто, так спокойно, как будто спрашивал, где бы я хотел пообедать. Но это был его дар. Правда была правдой, и не было смысла от неё убегать.

Я отвернулся. Я не мог представить себе место, где бы хотел упокоиться с миром. Я не мог придумать ни одного места, которое ощущалось бы как священное, кроме, может быть, Элторпа, но о нём не могло быть и речи. Поэтому я сказал: сады Форгмора?

Там было красиво, и немного в стороне от всего. Мирно.

JLP кивнул. Он позаботится об этом.

Среди этих мыслей и воспоминаний мне удалось задремать на несколько минут, а когда я открыл глаза, мы уже подлетали к аэродрому Кандагара.

Пора надевать бронежилеты. Время надеть кевлар.

Я подождал, пока высадятся все остальные, затем в алькове появилось несколько парней из спецназа. Они вернули мне оружие и вручили пузырёк с морфием, чтобы я всегда носил его при себе. Теперь мы находились в месте, где боль, травмы и ранения были обычным делом. Они поспешно высадили меня из самолета в машину с полным приводом с затемнёнными окнами и пыльными сиденьями. Мы поехали в другую часть базы, затем поспешили в сборный ангар.

Пусто. Ни души.

Где все? Чёрт возьми, неужели, пока я был в воздухе, был объявлен мир?

Нет, вся база была на задании.

Я огляделся. Очевидно, они ушли в разгар трапезы. Столы были покрыты полупустыми коробками из-под пиццы. Я попытался вспомнить, что ел во время полета. Ничего. Я начал запихивать холодную пиццу в рот.

Я прошел специальный тест, последний барьер на пути, последняя мера, чтобы доказать, что я знаю, как выполнять эту работу. Вскоре после этого я забрался в "Чинук" и пролетел около 50 миль до гораздо меньшего аванпоста. Передовая оперативная база Дуайер. Длинное, громоздкое название для того, что представляло собой не более чем замок из мешков с песком.

Меня встретил запылённый солдат, который сказал, что ему приказано показать мне всё вокруг.

Добро пожаловать в Дуайер.

Спасибо.

Я спросил, как это место получило свое название.

Один из наших парней. Погиб в бою. Машина подорвалась на мине.

Быстрая экскурсия показала, что обстановка в Дуайере была ещё более спартанской, чем казалось с борта "Чинука". Без отопления, почти без света, почти без воды. Водопровод вроде бы имелся, но трубы обычно засорялись или замерзали. Было также здание, которое якобы было "душевым блоком", но меня предупредили: пользуйся на свой страх и риск.

По сути, сказал мне гид, просто забей на личную гигиену. Вместо этого сосредоточься на том, чтобы оставаться в тепле.

Здесь бывает так холодно?

Он хохотнул.

В Дуайере жило около 50 солдат, в основном артиллеристы и дворцовая кавалерия.

Я встречал их по двое и по трое. Все они были песочно-волосыми, то есть их волосы были покрыты песком. Их лица, шеи и ресницы также были покрыты песком. Они были похожи на филе рыбы, которое обсыпали хлебной крошкой перед жаркой.

В течение часа я выглядел так же.

Всё и вся в Дуайере были либо покрыты песком, либо посыпаны песком, либо выкрашены в цвет песка. А за пределами палаток, мешков с песком и песчаных стен был бесконечный океан... песка. Мелкого песка, похожего на тальк. Ребята провели большую часть дня, глядя на весь этот песок. Поэтому, закончив осмотр, получив раскладушку и немного еды, я тоже отправился туда.