Тут уж не поиграешь в саду.

Мы схватили Арчи и затащили его в дом.

Они делали фото через кухонные окна, когда мы его кормили.

Мы опустили жалюзи.

В следующий раз, когда мы поехали в город, по дороге нам встретилось 40 папарацци. 40! Мы посчитали. Некоторые из них начали преследовать нас. В нашем любимом маленьком универсальном магазинчике на витрине теперь висела жалобное объявление: "Никаких средств массовой информации".

Мы поспешили обратно в дом, ещё плотнее задернули жалюзи, создав некий постоянный полумрак.

Мег сказала, что она официально прошла полный круг. Вернулась в Канаду и боится поднять жалюзи.

Но жалюзи было недостаточно. Камеры слежения вдоль заднего забора дома вскоре зафиксировали похожего на скелет мужчину, расхаживающего взад-вперёд, рассматривающего забор в поисках входа. И делающего снимки через забор. На нём был грязный пуховик, грязные брюки, сбившиеся в складки вокруг поношенных ботинок, и он выглядел так, как будто под ним ничего не было. Ничего. Его звали Стив Деннетт. Он был внештатным папарацци, который шпионил за нами раньше, работая на Splash!

Он был настоящим вредителем. Но, возможно, следующий шпион будет не просто вредителем.

Мы поняли, что больше не можем здесь оставаться.

И всё же...?

От вкуса свободы, какой бы недолгой она ни была, мы задумались. Что, если бы жизнь могла быть такой... всегда? Что, если бы мы могли проводить хотя бы часть каждого года где-нибудь далеко, продолжая работать для королевы, но вне досягаемости прессы?

В свободе. В свободе от британской прессы, от драмы, ото лжи. И также в свободе от подразумеваемых “интересов общества”, которыми оправдывали оголтелое освещение нашей жизни.

Вопрос был в том... где?

Мы говорили о Новой Зеландии, о Южной Африке. Может быть, полгода в Кейптауне? Это было бы неплохим вариантом. Подальше от драмы, но ближе к моей природоохранной работе — и к 18 другим странам Содружества.

Однажды я уже высказывал эту идею бабуле. Она даже дала на это добро. И я обсудил это с па в "Кларенс-хаусе" в присутствии Осы. Он велел мне изложить это в письменном виде, что я немедленно и сделал. Через несколько дней моё предложение было опубликовано во всех газетах и вызвало огромную вонь. Итак, теперь, в конце декабря 2019 года, когда я разговаривал с па по телефону и сказал ему, что мы более серьёзно, чем когда-либо, желаем проводить часть года вдали от Британии, мне было не по себе, когда он сказал, что я должен изложить в письменном виде.

Вообще-то… э-э… я однажды уже сделал это, па. И наш план был немедленно слит и сорван.

Я не смогу тебе помочь, если ты не изложишь это в письменном виде, мой мальчик. Такие вещи должны проходить через правительство.

Ради всего…

Итак. В начале января 2020 года я отправил ему письмо на бумаге с водяными знаками, в котором в общих чертах изложил идею, перечислил основные моменты и привёл множество подробностей. В ходе последующей переписки, помеченной как ЛИЧНАЯ И КОНФИДЕНЦИАЛЬНАЯ, я лоббировал основную тему: мы были готовы пойти на любые жертвы, необходимые для обретения мира и безопасности, включая отказ от наших титулов герцогов Сассекских.

Я позвонил, чтобы узнать его мнение.

Он не ответил на звонок.

Вскоре я получил от него длинное электронное письмо, в котором говорилось, что нам придется сесть и обсудить всё это наедине. Он хотел бы, чтобы мы вернулись как можно скорее.

Тебе повезло, па! В ближайшие несколько дней мы возвращаемся в Британию — навестить бабулю. Так… когда мы сможем встретиться?

Не раньше конца января.

Что? Это же больше чем через месяц.

Я в Шотландии. Не смогу добраться туда раньше.

Я очень надеюсь и верю, что мы сможем вести дальнейшие разговоры без того, чтобы это стало достоянием общественности и превратилось в цирк, написал я.

Его ответ был похож на зловещую угрозу: Если ты будешь настаивать на своём плане действий, пока у нас не появится шанс обсудить всё лично, то нарушишь приказы монарха и мои.

Я позвонил бабуле 3 января.

Сообщил, что мы возвращаемся в Британию. И будем рады её видеть.

Я напрямую сказал ей, что мы надеемся обсудить с ней наш план создания другого рабочего соглашения.

Она была недовольна. Но не шокирована. Она знала, насколько мы были несчастны, и предвидела такой итог.

Я чувствовал, что один исчерпывающий разговор с бабулей положит конец нашим злоключениям.

Я спросил: Бабуля, ты свободна?

Да, конечно! У меня свободна вся неделя. В ежедневнике нет никаких мероприятий.

Это здорово. Мы с Мег можем зайти к тебе на чай, а потом вернуться в Лондон. На следующий день у нас назначена встреча в центре Canada House.

Путешествие будет утомительным. Хочешь остаться здесь?

Под “здесь” она имела в виду Сандрингем. Да, так будет проще, о чём я ей и сказал.

Это было бы прекрасно, благодарю.

Планируешь ли также увидеться со отцом?

Я его спрашивал, но он сказал, что это невозможно. Он в Шотландии и не сможет приехать оттуда раньше конца месяца.

Она издала тихий звук, похожий на вздох или на понимающее кряхтение. Я чуть не рассмеялся.

Она сказала: Я могу сказать по этому поводу только одно.

Да?

Твой отец всегда делает только то, что хочет.

Несколько дней спустя, 5 января, когда мы с Мег садились на рейс в Ванкувер, я получил срочную записку от помощников, которые получили срочную записку от Пчелы. Бабуля не сможет повидаться со мной. Первоначально её величество думала, что это возможно, но — нет… Герцог Сассекский не может приехать завтра в Норфолк. Её величество сможет назначить ещё одну встречу в этом месяце. Не будет никаких объявлений о чём-либо, пока не состоится эта встреча.

Я сказал Мег: Меня не пускают повидаться с собственной бабушкой.

Когда мы прилетели, я всё равно подумывал о том, чтобы поехать прямо в Сандрингем. К чёрту Пчелу. Кто он такой, чтобы пытаться мешать мне? Я представил, как нашу машину останавливает у ворот дворцовая полиция. Как я проскакиваю мимо охраны, как ворота лязгают по капоту. Отвлекающий фантазию и интересный способ провести время в поездке из аэропорта, но нет. Мне пришлось ждать своего часа.

Когда мы добрались до Фрогмора, я вновь позвонил бабуле. Я представил, как на её столе звонит телефон. Я действительно мог слышать это в своем сознании, др-р-р-рынь, совсем как красный телефон в палатке, где располагалась наша группа повышенной боеготовности.

Соприкосновение с противником!

Потом я услышал ее голос.

Алло?

Бабуля, привет! Это Гарри. Прошу прощения, но я, наверное, неправильно понял тебя, когда ты на днях сказала, что у тебя на сегодня ничего не запланировано.

Возникли дела, о которых я тогда не знала.

Её голос был странным.

А можно заглянуть завтра, бабуля?.

Э-э-э-э... Знаешь, я всю неделю занята.

По крайней мере, добавила она, так ей сказал Пчела…

Он сейчас рядом с тобой, бабуля?

Ответа не было.

Мы получили весточку от Сары, что The Sun собирается запустить историю о том, что герцог и герцогиня Сассекcкие отходят от своих королевских обязанностей, чтобы провести больше времени в Канаде. Ведущим репортёром по этой истории был назван какой-то печальный маленький человек, редактор раздела о шоу-бизнесе.

Почему он? Почему из всех именно этот парень, обозреватель шоу-бизнеса?

Потому что в последнее время он превратился в своего рода королевского корреспондента, в основном из-за своих тайных отношений с одним особенно близким другом пресс-секретаря Вилли, который кормил его тривиальными (и в основном фальшивыми) сплетнями.