Мы говорили себе, что осматриваем местность в поисках врага, и, наверное, так оно и было. Но нельзя было смотреть на такое количество песчинок, не думая о вечности. Весь этот ползущий, клубящийся, кружащийся песок — казалось, он говорит что-то о твоём крошечном месте в космосе. Прах к праху. Песок к песку. Даже когда я уходил на отдых, устраивался на своей металлической койке и засыпал, песок не выходил у меня из головы. Я слышал, как он там, снаружи, шепчет что-то сам себе. Я чувствовал песчинки на языке. На глазных яблоках. Он снился мне.

А когда я просыпался, у меня во рту как будто была ложка песка.

В ЦЕНТРЕ ДУАЙЕРА возвышался колышек, своего рода импровизированная колонна Нельсона. К нему были прибиты десятки стрелок. Каждая стрелка была указывала на место, которое солдат из Дуайера называл своим домом.

Сидней, Австралия, 7223 мили

Глазго 3654 мили

Бриджуотер Сомерсет 3610 миль.

В то первое утро, когда я проходил мимо шпиля, мне пришла в голову одна мысль. Может быть, мне написать там свой собственный дом.

Кларенс-хаус 3456 миль

Это вызвало бы смех.

Но нет. Как никто из нас не хотел привлекать внимание талибов, так и я стремился не привлекать внимание товарищей по отряду. Моей главной целью было слиться с толпой.

Одна из стрел указывала на "пушки" — два огромных 105-мм орудия в задней части неработающего душевого блока. Почти каждый день, по нескольку раз в день, Дуайер стрелял из этих больших пушек, выбрасывая массивные снаряды по дымной параболе в сторону позиций талибов. От шума кровь останавливалась, мозги закипали. (В один день орудия стреляли не менее 100 раз.) Я знал, что до конца жизни буду слышать какие-то отголоски этого звука; он будет вечным эхом в какой-то части моего существа. Я также никогда не забуду, когда пушки, наконец, остановились, эту безмерную тишину.

Оперативная комната Дуайера представляла собой коробку, обтянутую пустынным камуфляжем. Пол был из толстого чёрного пластика, состоящего из взаимосвязанных частей, как пазл. Он издавал странный звук, когда по нему ходили. Центральным местом комнаты, да и всего лагеря, была главная стена, на которой висела гигантская карта провинции Гильменд, на которой булавками (жёлтыми, оранжевыми, зелёными, синими) были обозначены подразделения боевой группы.

Меня приветствовал конный капрал[9] Бакстер. Старше меня, но с такой же шевелюрой. Мы обменялись парой язвительных шуток, натянутой улыбкой по поводу невольного членства в Лиге рыжеволосых джентльменов. А также в Братстве лысых. Как и я, Бакстер стремительно терял волосы.

Я спросил, откуда он родом.

Из графства Антрим.

Ирландец, да?

Конечно.

От его сипловатого акцента я подумал, что он шутит. Я попенял ему по поводу ирландцев, и он открыл ответный огонь, смеясь, но его голубые глаза смотрели неуверенно. Чёрт возьми, я вывел принца из себя.

Мы приступили к работе. Он показал мне несколько раций, сложенных на столе под картой. Он показал мне терминал вездехода Ровер, маленький пузатый ноутбук с нарисованными по бокам точками компаса. Эти рации — ваши уши. Этот Ровер — ваши глаза. Через них я должен был составить картину поля боя, а затем пытаться контролировать происходящее на нём и над ним. В одном смысле я ничем не отличался от авиадиспетчеров в Хитроу: Я буду направлять самолёты туда и обратно. Но часто работа будет не такой уж и привлекательной: я буду охранником, с тоской наблюдающим за десятками камер, установленных на всем — от разведывательных самолетов до беспилотников. Единственная борьба, которую я буду вести, — это борьба с желанием спать.

Запрыгивайте. Присаживайтесь, лейтенант Уэльс.

Я прочистил горло и сел. Я смотрел за "Ровером". И смотрел.

Проходили минуты. Я увеличил громкость раций. Убавил.

Бакстер хихикнул. Вот это работа. Добро пожаловать на войну.

У РОВЕРА было другое название, потому что у всего в армии есть другое название.

Смерть-ТВ.

Например:

Что делаешь?

Просто смотрю Смерть-ТВ.

Название должно было быть ироничным, я полагаю. Или же это была просто откровенно фальшивая реклама. Потому что единственное, что убивали, это время.

Ты смотрел на заброшенный комплекс, который, как считается, использовался Талибаном.

Ничего не происходило.

Ты следил за системой туннелей, предположительно использовавшейся талибами.

Ничего не происходило.

Ты смотрел на песчаную дюну. И ещё одну дюну.

Если и есть что-то скучнее, чем наблюдать за высыханием краски, так это наблюдать за пустыней...Я удивлялся, как Бакстер не сошёл с ума.

И я спросил его.

Он сказал, что после нескольких часов ничегонеделания обязательно что-то появится. Вся хитрость в том, чтобы оставаться начеку.

Если "Смерть-ТВ" была скучной, то "Радио Смерть" было безумным. Все телефонные трубки вдоль стола выдавали постоянное бормотание с дюжиной акцентов, британских, американских, голландских, французских, не говоря уже о различных личностях.

Я начал пытаться сопоставлять акценты с позывными. Американских пилотов звали "чувак".

Голландские пилоты — "паммит". Французов звали "мираж", или "раж". Британцы — "пар".

Вертолеты "Апач" назывались "уродцами".

Макдоннел Дуглас AH-64 "Апач"

Мой личный позывной был "Вдова-6-7".

Бакстер сказал мне взять трубку, поздороваться. Представься. Когда я это сделал, все голоса оживились и обратили внимание на меня. Они были похожи на мелких пташек, требующих пищи. Их пищей была информация.

Кто ты? Что там происходит? Куда я иду?

Кроме информации, чаще всего им требовалось разрешение. Войти в моё воздушное пространство или покинуть его. Правила запрещали пилотам проходить над головой без уверенности, что там безопасно, что не идёт бой, что Дуайер не палит из тяжелых орудий. Другими словами, там горячая ООЗ (ограниченная операционная зона)? Или холодная? Всё на войне вращалось вокруг этого вопроса. Боевые действия, погода, вода, еда — горячая или холодная?

Мне нравилась эта роль — хранителя ООЗ. Мне нравилось работать в тесном контакте с лучшими орудиями, быть глазами и ушами для таких высококвалифицированных мужчин и женщин, их последней связью с землёй, их альфой и омегой. Я был... Землёй.

Их потребность во мне, зависимость от меня, создавали мгновенные связи. Потекли странные эмоции, сформировалась странная близость.

Привет, "Вдова-6-7".

Привет, "чувак".

Как твой день?

Пока тихо, "чувак".

Мы сразу же стали друзьями. Товарищами. Вы могли это почувствовать.

После регистрации у меня, я передавал их данные в Гармсир, маленький речной городок неподалёку.

Спасибо, "Вдова -6-7". Спокойной ночи.

Понял, "чувак". Береги себя.

Получив разрешение на пересечение моего воздушного пространства, пилот не всегда шёл на облёт. Иногда он проносился стрелой, и ему требовалось срочно узнать условия на земле. Каждая секунда имела значение. Жизнь и смерть были в моих руках. Я спокойно сидел за столом, держа в руках шипучий напиток и шариковую ручку (О, ручка. Вау.), но я также был в центре событий. Это было захватывающе, я к этому готовился, но в то же время оно пугало. Незадолго до моего прибытия авиадиспетчер перепутал одну цифру, когда зачитывал геокоординаты американскому F-15; в результате бомба по ошибке упала на британские войска, а не на врага. Трое солдат погибли, двое получили ужасные увечья. Поэтому каждое моё слово и цифра имели последствия. Мы "оказывали поддержку", именно такая фраза использовалась постоянно, но я понимал, насколько пустой она была. Не меньше, чем пилоты, мы иногда несли смерть, а когда речь шла о смерти, даже больше, чем о жизни, нужно быть точным.