Вопрос был в том, почему? Взятки? Сговор? Страх?

Скоро узнаем.

Общественность была в ужасе. Если журналисты могут использовать предоставленные им огромные полномочия во зло, то демократия находится в плачевном состоянии. Более того, если журналистам позволено прощупывать и нарушать правила безопасности, которые требуются знаменитостям и правительственным чиновникам, чтобы оставаться в безопасности, то в конечном итоге они сами показывают пример террористам. И тогда уже никого будет не остановить. Никто не будет в безопасности.

На протяжении многих поколений британцы говорили об этом с язвительным смехом: Ах, ну, конечно, наши газеты — дерьмо, но что поделаешь? Теперь им было не до смеха. Все были согласны: нужно с этим что-то делать.

Из самой популярной воскресной газеты Мердока News of the World доносились даже предсмертные хрипы. Будучи главной виновницей скандала, её выживание оказалось под вопросом. Рекламодатели её избегали, читатели — бойкотировали. Возможно ли это? Дитя Мердока, его гротескное двухголовое цирковое дитя, может наконец отдать концы?

Наступила новая эра?

Странно. Хотя у нас с Вилли от всего этого было бодрое настроение, мы не говорили об этом открыто. Мы много смеялись в том коттедже, провели много счастливых часов, разговаривая о самых разных вещах, но редко говорили об этом. Интересно, может быть, это было слишком болезненно? Или, может быть, это ещё не конец. Может быть, мы не хотели сглазить, не решались открыть пробку шампанского, пока не увидим фотографии Рехаббер Кукс и Пальца в тюремной камере.

Или, может быть, между нами существовало какое-то напряжение, которое я не до конца понимал. Пока мы жили в том коттедже, мы согласились на совместное интервью в самолётном ангаре в Шоубери, во время которого Вилли бесконечно ворчал о моих привычках. Гарри — неряха, сказал он. Гарри храпит.

Я повернулся и посмотрел на него. Он что, шутит?

Я убирал за собой и не храпел. Кроме того, наши комнаты разделяли толстые стены, так что даже если бы я храпел, он бы ни за что не услышал. Репортёры хихикали, но я вмешался: Ложь! Ложь!

От этого они стали смеяться ещё сильнее. Вилли тоже.

Я тоже смеялся, потому что мы часто так шутили, но когда я вспоминаю об этом сейчас, то не могу не задаться вопросом, не было ли здесь чего-то ещё. Я готовился попасть на передовую, туда же, куда готовился попасть и Вилли, но Дворец разрушил его планы. Запасной, конечно, пусть бегает по полю боя, как курица с отрезанной головой, если ему это нравится.

А Наследник — нет.

Так что Вилли теперь готовился стать пилотом поисково-спасательной службы и, возможно, испытывал по этому поводу тихое разочарование. То есть он всё воспринимал неправильно. Он будет заниматься замечательным, жизненно важным делом, думал я, спасать жизни каждую неделю. Я гордился им и испытывал глубокое уважение к тому, как он всецело посвятил себя подготовке.

Тем не менее, мне следовало понять, что он мог чувствовать. Я слишком хорошо знал, что такое отчаяние, когда тебя вырывают из боя, к которому ты готовился годами.

ИЗ ШОУБЕРИ Я ПЕРЕШЁЛ В МИДДЛ УОЛЛОП. Теперь я умел управлять вертолётом, признали в армии, но дальше мне нужно было научиться управлять им на автомате. Одновременно занимаясь другими делами. Многими другими делами. Например, читать карту, определять местоположение цели, запускать ракеты, разговаривать по рации и записывать. Многозадачность в воздухе на скорости 140 узлов — не для всех. Чтобы выполнить этот джедайский трюк, мозг нужно было сначала перестроить, и моим Йодой в этом масштабном нейрореинжиниринге был Найджел.

Он же Найдж.

Именно ему выпала незавидная задача стать моим четвёртым и, возможно, самым важным лётным инструктором.

Вертолёт, на котором мы проводили занятия, был "Белкой". Это было разговорное название маленького одномоторного аппарата французского производства, на котором тренировались большинство британских студентов. Но Найдж был сосредоточен не столько на самой "Белке", в которой мы сидели, сколько на белках в моей голове. Головные белки были древними врагами человеческой концентрации, заверил меня Найдж. Без моего ведома они поселились у меня в сознании. Более хитрые, чем парящие обезьяны, сказал он, они также гораздо опаснее.

Единственный способ избавиться от головных белок, настаивал Найдж, это железная дисциплина. Вертолёт легко освоить, но голова требует больше времени и терпения.

Время и терпение, нетерпеливо подумал я. Ни того, ни другого у меня не так много, Найдж, так что давай приступим...

Ещё нужно любить себя, сказал Найдж, а это проявляется в уверенности. Уверенность, лейтенант Уэльс. Верьте в себя — это всё.

В его словах была истина, но я не мог представить, что когда-нибудь смогу применить её на практике. Дело в том, что я не верил в себя, не верил почти ни во что, и в первую очередь в себя. Всякий раз, когда я совершал ошибку, а это случалось часто, я был очень суров с Гарри. Казалось, что разум заедает, как перегретый двигатель, спускается красный туман, и я перестаю думать, перестаю функционировать.

Нет, мягко говорил Найдж всякий раз, когда это случалось. Не дайте одной ошибке испортить этот полёт, лейтенант Уэльс.

Но я позволил одной ошибке испортить много полётов.

Иногда ненависть к себе выливалась на Найджа. После того, как он обижался на меня, я обижался на него. К чёрту, сам управляй этой чертовой штуковиной!

Он мотал головой. Лейтенант Уэльс, я не притронусь к управлению. Мы спустимся на землю, вы нас туда доставите, а потом мы всё обсудим.

У него была геркулесова воля. По внешности об этом никогда нельзя было догадаться. Среднего роста, среднего телосложения, стальные седые волосы аккуратно зачёсаны набок. На нём был безупречный зелёный комбинезон, безупречные прозрачные очки. Он был военно-морской офицер, добрый дедушка, любивший мореплавание — отличный парень. Но у него было сердце грёбаного ниндзя. А в тот момент мне нужен был ниндзя.

ЗА НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ ниндзя по имени Найдж научил меня управлять вертолётом, одновременно занимаясь другими делами, бесчисленным множеством других дел, и, что самое главное, делать это с чем-то близким к любви к себе. Это были уроки пилотирования, но я вспоминаю их как уроки жизни, и постепенно хороших уроков стало больше, чем плохих.

Хорошие или плохие, но после каждого 90-минутного занятие в "Беличьем додзё" Найджа я был выжат, как лимон. Приземлившись, я думал: Нужно вздремнуть.

Но сначала: разбор полётов.

Вот где Найдж-ниндзя действительно выкладывался по полной, потому что он ничего не приукрашивал. Он говорил прямо и резал без ножа. Были вещи, которые я должен был услышать, и он не заботился о том, каким тоном мне всё это говорил.

Я огрызался в ответ.

Он продолжал.

Я бросал на него взгляды, полные ненависти.

Он продолжал.

Я говорил: Да, да, я понял.

Он продолжал.

Я переставал слушать.

Бедный Найдж... Он продолжал.

Он был, как я теперь понимаю, одним из самых правдивых людей, которых я когда-либо знал, и он знал секрет правды, который многие люди не хотят принимать: она обычно болезненна. Он хотел, чтобы я верил в себя, но эта вера никогда не могла быть основана на ложных обещаниях или фальшивых комплиментах. Королевская дорога к мастерству вымощена фактами.

Не то чтобы он был категорически против комплиментов. Однажды, почти мимоходом, он сказал, что мне, похоже, не хватает... страха. Если позволите, лейтенант Уэльс, вас не очень беспокоит смерть.

Это правда.

Я объяснил, что не боялся смерти с 12 лет.

Он кивнул. Он всё понял. Мы пошли дальше.