Се Лянь вспомнил, что этот Демон чёрных вод Сюань — тоже «непревзойдённый». А Лазурный демон Ци Жун — всего-то притянутый для ровного счёта «почти непревзойдённый». С большим интересом принц спросил:

— Ты хорошо знаком с Чёрным демоном?

Хуа Чэн лениво протянул:

— Почти не знаком. У меня вообще нет хороших знакомых в мире демонов.

Се Лянь слегка удивился, услышав такой ответ.

— Что, правда? Я раньше думал, что у тебя, должно быть, множество подчинённых. Возможно, у нас немного расходятся понятия слова «знакомый».

Хуа Чэн приподнял бровь со словами:

— Это верно. В мире демонов никто не смеет говорить со мной, не обладая статусом «непревзойдённый».

Это была крайне высокомерная фраза, но Хуа Чэн произнёс её столь уверенно и спокойно, что она воспринялась как нечто само собой разумеющееся. Се Лянь, мягко улыбнувшись, заметил:

— У вас в мире демонов довольно неплохо, всего несколько сильнейших. Совсем не так, как на Небесах. Всех небожителей Верхних Небес и не упомнишь. А на Средних Небесах ещё целое море тех, кто ожидает вознесения.

— Было бы, что запоминать! Даже не пытайся, только зря потратишь силы.

— Ха-ха, если не запоминать имена и титулы, можно кого-нибудь невзначай оскорбить.

Надо сказать, небожители весьма заботились о своей репутации.

Хуа Чэн так и прыснул:

— Если для кого-то даже такая ерунда считается оскорблением, сразу ясно — личность это мелочная и совершенно никчёмная.

Поболтав с Хуа Чэном ещё немного о том о сём, Се Лянь, боясь затронуть деликатные темы, перестал рассуждать о различиях между двумя мирами. Посмотрев на плотно закрытую дверь, принц произнёс:

— Бань Юэ, бедный ребёнок… не знаю, когда она сможет к нам вернуться.

Стоило принцу подумать о совершенно оглушительной фразе «Я стремилась помочь людям, попавшим в беду», как в его памяти замелькала вереница разнообразных картин прошлого, которые он вновь с усилием подавил. Вдруг Се Лянь услышал голос Хуа Чэна:

— Фраза отличная.

— Что?

Хуа Чэн плавно продекламировал:

— Я стремлюсь помочь людям, попавшим в беду.

Се Ляня словно ударили повторно в то же место.

Он перевернулся на другой бок, свернулся калачиком и закрыл лицо руками, даже жалея, что у него нет ещё одной пары рук, чтобы закрыть и уши, и простонал:

— …Сань Ла-а-ан.

Хуа Чэн, кажется, придвинулся поближе, и совершенно серьёзно произнёс у него за спиной:

— Хм? А что не так с этой фразой?

Он всё выспрашивал, и в конце концов Се Лянь сдался, не в силах его переупрямить. Повернувшись обратно, принц бросил:

— Это было так наивно.

Хуа Чэн возразил:

— Что здесь такого? Если кто-то не побоялся замахнуться на целый мир — не важно, желая его спасти или уничтожить, — я искренне преклоняюсь перед этим человеком. Первое намного сложнее, чем второе, и потому я преклоняюсь даже вдвойне.

Се Лянь в полнейшем смятении чувств покачал головой, лёг ровно и ответил:

— Не побоявшись сказать, нужно было ещё и не побояться сделать, да к тому же доделать до конца, иначе в сказанном нет смысла.

Закрыв глаза рукой, Се Лянь вздохнул:

— Эх. Ну ладно, всё это уже не важно. Бань Юэ рассуждает довольно неплохо. Когда я был помладше, я ещё и не такие глупости говорил.

Хуа Чэн, улыбнувшись, поинтересовался:

— Оу? Какие ещё глупости? Расскажи, я хочу послушать.

Погрузившись на пару мгновений в себя, Се Лянь, вспоминая, начал с улыбкой рассказывать.

— Много-много лет назад один человек сказал мне, что не может жить дальше, и спросил меня, ради чего ему стоит жить, какой смысл в его жизни. — Он посмотрел на Хуа Чэна и спросил: — Знаешь, что я ответил ему тогда?

Возможно, это был лишь обман зрения, но взгляд Хуа Чэна словно едва заметно сверкнул.

— Что ты ответил? — тихо спросил он.

— Я сказал ему: если не знаешь, ради чего жить, живи хотя бы ради меня. Если не можешь найти смысла в жизни, тогда пока что сделай меня смыслом своей жизни, опорой, которая будет помогать тебе жить дальше. Ха-ха-ха… — Вспоминая и говоря об этом, Се Лянь вдруг не удержался от смеха. Покачав головой, он добавил: — Я до сих пор не могу понять, о чём я вообще думал в тот момент? Откуда во мне взялась смелость высказать пожелание стать чьим-то смыслом жизни?

Хуа Чэн хранил молчание. Се Лянь продолжил:

— В самом деле, только будучи молодым, можно сказать что-то подобное. Тогда я правда считал, что мне всё подвластно, что я ничего не боюсь. Но если сейчас ты попросишь меня повторить те слова, я не смогу даже рта открыть. — Принц неторопливо заключил: — Не знаю, что потом стало с тем человеком. Быть смыслом чьей-то жизни — задача уже весьма нелёгкая. Что уж говорить о помощи всем людям, попавшим в беду.

В монастыре Водных каштанов надолго воцарилась тишина. Спустя длительное молчание Хуа Чэн спокойно ответил:

— Что до помощи людям, попавшим в беду, совершенно не важно, преуспел ли ты в этом. Но говорить подобное в столь юном возрасте — весьма смело, и в то же время глупо.

— Да уж.

Однако Хуа Чэн добавил ещё одну фразу:

— Хоть и глупо, а всё же смело.

Се Лянь, расплываясь в улыбке, произнёс:

— Я действительно очень тебе благодарен.

— Не стоит благодарности.

Они оба какое-то время рассматривали кровлю над монастырём Водных каштанов, пока Хуа Чэн не нарушил молчание:

— К слову, Ваше Высочество, мы с тобой знакомы всего несколько дней, а ты уже так много всего мне поведал. Это ничего?

Се Лянь бросил безразличное «Ай», затем добавил:

— А что здесь такого? Какая разница. Даже люди, знакомые несколько десятков лет, могут стать чужими всего в одно мгновение. Захотел поведать, вот и поведал. Это ведь просто случайная встреча, мы сошлись, а потом вновь расстанемся. Если так повелит судьба, мы встретимся снова, если же нет, то наши пути разойдутся. Говоря начистоту, любому пиршеству настаёт пора завершиться^[54], к чему нам эти предрассудки.

Хуа Чэн как будто едва слышно усмехнулся и вдруг сказал:

— Предположим.

Се Лянь повернулся к нему с вопросом:

— Предположим — что?

Хуа Чэн не смотрел на принца, его взгляд был направлен на дырявую кровлю монастыря Водных каштанов. Се Лянь видел лишь левую часть несравненно прекрасного лица юноши.

— Я не красив, — безразличным тоном произнёс Хуа Чэн.

— А?

Демон слегка повернулся к нему и спросил:

— Предположим, что в первоначальном образе я не красив. Ты всё равно захочешь взглянуть на меня?

Се Лянь удивлённо замер, затем ответил:

— Серьёзно? Но мне почему-то кажется, пусть и без какой-либо на то причины, что твой первоначальный образ не может выглядеть слишком некрасивым.

Хуа Чэн, наполовину искренне, наполовину лукавя, заметил:

— А вот и не обязательно. Что если у меня синяя морда, изо рта торчат клыки, все черты лица перепутаны местами? Что если я уродлив как ракшас^[55] и свиреп как якша^[56]? Как ты себя поведёшь?

Услышав вопрос, Се Лянь нашёл его забавным: оказывается, один из повелителей мира демонов, несущий хаос Князь Демонов, от звуков имени которого небожители содрогаются в страхе, переживает о том, красиво ли выглядит в изначальном облике. Однако стоило копнуть чуть глубже, и принцу забавным это больше не казалось.

Он смутно вспомнил, что среди всевозможных версий легенд о происхождении Хуа Чэна существует слух наподобие «от рождения он был уродцем». Если этот слух правдив, наверняка при жизни он часто испытывал на себе насмешки и унижения. Возможно даже, что это началось с самого детства. Могло статься, именно по этой причине Хуа Чэн сверх нормы чувствителен в вопросах, касающихся собственного изначального облика.

Поэтому Се Лянь, задумавшись над ответом, протянул:

— Ну, как… — Затем принц совершенно искренним и самым мягким и тёплым тоном, на который только был способен, произнёс: — Если честно, я хочу увидеть твой первоначальный образ только потому… видишь ли, мы уже в таких отношениях…