Се Лянь по обыкновению прогуливался по кленовому лесу в одиночестве. Горящие огненно-красным цветом клёны, заполняющие собой всю округу, позволяли принцу ощущать себя в огромных тёплых объятиях.

Принц прожил в одиночестве более восьми сотен лет, оно вошло у него в привычку. В случае надобности он спускался с горы ответить на молитвы и пособирать рухлядь, а если такой нужды не возникало, оставался заниматься огородом и приготовлением пищи.

Но вот что странно, такие дни в одиночестве, когда-то очевидно ставшие для Се Ляня обыденностью, теперь обернулись тяжким бременем, и принцу потребовалось потратить довольно много времени, чтобы привыкнуть к ним снова.

Наверное, если кто-то всю жизнь ест только горькую пищу, он привыкает к горечи. Но вот однажды ему дают вкусить сладости, и позже он, помня сладкий вкус и вновь попробовав поесть горького, наверняка нахмурится.

Раньше, живя в одиночестве, Се Лянь постоянно втайне желал, чтобы кто-то пришёл к нему. Поговорить или помочь — неважно, главное — чтобы ощущалось чьё-то присутствие. Но теперь он относился к подобному с меньшей приязнью.

Поскольку, стоило принцу услышать стук в дверь, его душа неожиданно наполнялась сумасшедшей радостью и бесконечным ожиданием. Но подбежав к двери и открыв её, он каждый раз видел за ней или перед ней не того, кого ждал.

Иногда это был Фэн Синь, иногда Му Цин, иногда Ши Цинсюань, иногда мёртвые жители Призрачного города, которые приходили «выразить ему своё почтение как старшему».

Все относились к принцу очень хорошо. Но… они были не тем, кого он ждал.

В первый месяц Се Лянь принёс на гору несколько цветущих деревьев и посадил у входа в дом, планируя тем самым украсить обстановку и скрыть бедность ветхого жилища. Принц подумал, что возможно, когда Хуа Чэн вернётся, они как раз зацветут.

На второй месяц Се Лянь разобрал свой домишко и выстроил заново, а также выдрал с корнем все сорные травы на горе. Иначе Хуа Чэн, увидев по возвращении столь ужасную картину, наверняка отправит кого-нибудь помочь прибраться.

На третий месяц деревья зацвели. Ветви их были усыпаны ярко-красными цветками, Се Лянь стоял под деревом и смотрел вверх, в одиночестве любуясь цветением, и при этом думая: «Вот и цветы распустились. Должно быть, уже настала пора ему вернуться».

На четвёртый месяц принц починил все дороги, ведущие на гору. Так Хуа Чэн, когда вернётся, сможет быстрее подняться сюда.

На пятый месяц Фэн Синь и Му Цин пришли проведать его, спросили, не желает ли он покинуть своё жилище и прогуляться, но Се Лянь пригласил их вместе отобедать, и они сбежали.

На шестой месяц сезон цветения деревьев прошёл.

Он всё ждал и ждал, ждал и ждал… Се Лянь не спешил, не терял самообладания, не лил горькие слёзы, напротив, чем дальше, тем спокойнее и терпеливее он себя чувствовал.

Ведь если подумать, кто в этой жизни не проводил долгое время в полном одиночестве?

Хуа Чэн ждал его больше восьми сотен лет, что с того, если принцу придётся подождать Хуа Чэна столько же?

Пусть даже тысячу, десять тысяч лет, он всё равно будет ждать, будет всё время ждать.

Что уж говорить про всего-то один год?

В тот день Се Лянь, по обыкновению, собрал большую гору рухляди, погрузил её в купленную на заработанные деньги телегу, запряжённую быком, и отправился на гору.

Проезжая через кленовый лес, на середине пути Се Лянь невзначай обернулся и увидел, как в тихом ночном небе парит несколько сияющих точек.

Приглядевшись внимательнее, принц заметил, что это фонари негасимого света. Тогда его посетило осознание, и он произнёс, обращаясь сам к себе:

— Ах, значит, сегодня Праздник фонарей.

Должно быть, прямо в этот момент небесные чиновники в чертогах Верхних Небес опять устроили состязание фонарей на пиру в честь праздника. Се Лянь, не в силах удержаться, потянул за поводья, остановил телегу и бездумно уставился на летящие ввысь фонарики.

Он вдруг вспомнил, что они с Хуа Чэном впервые встретились именно на Праздник фонарей.

То был год, когда маленький мальчик с вымазанным грязью и покрытым ранами лицом стоял на городской стене среди волнующейся толпы и смотрел вниз, а семнадцатилетний наследный принц Сяньлэ, Се Лянь, с головы до пят излучающий свет, устремив взгляд наверх и увидев падающую с высоты фигурку, не задумываясь, совершил прыжок.

В день торжества на Праздник фонарей, на улице Шэньу. Прыжок и мимолётный взгляд на сотни лет его пленили.

Се Лянь с улыбкой подумал: «А ведь в итоге пленённым оказался не он один».

Отвернувшись и опустив голову, Се Лянь приготовился продолжить путь в гору. Телега со скрипом протащилась ещё немного, как вдруг дорогу впереди будто бы чем-то озарило.

Се Лянь вновь поднял голову и округлил глаза.

Это сияние было светом фонарей.

Подобно множеству рыбёшек, переплывающих море, в небеса с вершины горы медленно поднимались бесчисленные сияющие фонарики.

Они поблескивали в темноте ночи, сверкающие ярким светом, похожие на воспаряющие ввысь души или чьи-то прекрасные мечты, несравнимо впечатляющие, озаряющие принцу путь.

Се Ляню приходилось видеть подобную картину, а когда она вновь явилась его взору, дыхание и сердцебиение принца едва не прекратились. Колёса телеги на извилистой горной тропе сделали поворот, и Се Лянь увидел, что возле построенной им ветхой лачуги… кто-то есть!

Перед покосившимся низеньким домиком стоял человек в красном одеянии, высокий и стройный, с висящей на поясе серебряной изогнутой саблей. Спиной к дороге, он как раз поднимал к небу последний фонарь негасимого света, провожая его в плавный полёт.

Се Лянь застыл, сидя на телеге, даже заподозрил, что всё это происходит с ним во сне или же в иллюзии. Но колёса телеги подвозили принца всё ближе, человек тот повернулся, и Се Лянь смог разглядеть его отчётливее.

На фоне трёх тысяч фонарей, поднимающихся в долгую ночь, он стоял, обернувшись, и смотрел на принца. Наряд краснее клёна, кожа белее снега; прекрасный облик, при взгляде на который от красоты хотелось отвести глаза; всё тот же неудержимый нрав, неугасимый, но гордый.

И невзирая на чёрную повязку, один яркий словно звезда глаз всё же неотрывно и пристально смотрел на принца.

Се Лянь едва не кувырком спрыгнул с телеги.

Не говоря ни слова, они направились друг другу навстречу.

Шаг, ещё шаг, быстрее и быстрее, а затем принц и вовсе помчался бегом.

Он бежал, а слёзы оставались позади, за его спиной. Сердце Се Ляня говорило: он верил.