— Не обязательно именно он. Гэгэ, ты уже допускаешь предположение, что твой наставник — выходец из Уюна. Но не думал ли ты вот над чем: если это действительно так, стало быть, внутри горного чудища они должны были переговариваться на языке Уюна. Почему же этого не произошло?

Объяснить было несложно, Се Лянь заговорил:

— Потому что государство Уюн погибло две тысячи лет назад. Другими словами, за две тысячи лет, если они в самом деле всё это время жили на свете, чаще всего им наверняка приходилось пользоваться языком, на котором говорят последующие поколения. А при общении, что весьма естественно, они пользуются тем языком, которым владеют более бегло.

Хуа Чэн взял принца за плечо и произнёс более убедительным тоном:

— Гэгэ, не нужно всё время уводить свои размышления в том направлении.

Только теперь Се Лянь повернул тропинку мысли:

— Хорошо. Сань Лан, какие условия нужно соблюсти, чтобы заронить в чьём-либо сознании семена воспоминаний и эмоций?

— Условия может быть два. Первое — ты должен безоговорочно доверять этому человеку и ни на миг не ожидать от него подвоха. А при необходимости даже согласиться следовать его указаниям.

Поразмыслив немного, Се Лянь определил возможных кандидатов. Хуа Чэн продолжил:

— Второе — ты не способен противиться ему, он должен всесторонне довлеть над тобой и вызывать глубочайший страх. Гэгэ, подумай как следует, нет ли среди тех, кого ты знал все эти годы, подходящих под какое-либо из этих условий?

Се Лянь погрузился в раздумья, поколебался немного, затем медленно произнёс:

— Пожалуй, таких трое.

— Хорошо. Кто они?

— Первый из них — это советник.

Принц глубоко обожал родителей, не ждал от них предательства, но в глубине души всё же не был согласен с отцом. Поэтому нельзя сказать, что он пожелал бы безоговорочно следовать указаниям родителя. Но вот советник, который привёл его на путь совершенствования и научил принца всему, подходил под первое условие. Ответ принца не вышел за рамки ожидаемого.

— Второй?

— Цзюнь У.

Се Лянь всецело почитал Владыку, излишне упоминать, что и он тоже подходил под первое условие. Хуа Чэн, судя по выражению лица, яро протестовал такому ответу, но всё же не стал комментировать.

— А последний?

— Третий не соответствует первому условию, но зато подходит под второе.

Хуа Чэн прекрасно понял. Он мрачным тоном спросил:

— Безликий Бай?..

Се Лянь закрыл глаза, кивнул и прикрыл рукой лоб.

— Не стану тебе лгать. Пусть я, кажется, ни перед кем не показывал этого, даже перед Фэн Синем и Му Цином, которые были со мной тогда… я никогда не выказывал уныния. Но на самом деле я…

На самом деле глубоко в душе принц испытывал истинный ужас перед этой тварью.

В какой-то период времени этот ужас достиг такой глубины, что принца бросало в неудержимый озноб только при звуках имени. Однако Се Лянь не смел ни перед кем показать зародившееся чувство, даже самую малость. Ведь он и представлял собой надежды на противостояние демону. И если ему страшно, другие вовсе должны впасть в отчаяние. Это стало бы полнейшим провалом Се Ляня!

Разумеется, сейчас всё уже намного лучше. Хуа Чэн крепче сжал пальцы на плече принца.

— Ничего. Вовсе не зазорно чего-то бояться.

Се Лянь улыбнулся:

— Просто не достаёт смелости, вот и всё.

— Если нет страха, то не будет и смелости. Тебе нет нужды быть столь суровым к самому себе.

Принц от услышанного на миг застыл, Хуа Чэн же продолжил расспросы:

— Значит, только трое?

Се Лянь кивнул. Иными словами, незаметно привить принцу воспоминания и эмоции людей Уюна, которые те переживали во время извержения вулкана, мог лишь кто-то из троих. Хуа Чэн нахмурился, будто бы погрузился в размышления, Се Лянь же, помолчав, вдруг сказал:

— Не только.

Хуа Чэн повернул голову.

— Что?

Се Лянь едва заметно сделал вдох и ответил:

— На самом деле их не только трое. Есть ещё четвёртый. Он соответствует первому условию. Но он наверняка не связан с воспоминаниями и эмоциями этих погибших.

Теперь уже Хуа Чэн окончательно развернулся к принцу.

— Оу? Откуда тебе это известно? Ваше Высочество с этим человеком тоже связывают многолетние тесные отношения?

Се Ляню подумалось, что многолетними их назвать нельзя, что же до тесных отношений… сам принц считал их таковыми. Но в то же время ему было неловко об этом говорить, поэтому он ответил расплывчато:

— Как бы то ни было… возможно, ему я доверяю более всех, даже больше, чем наставнику или Цзюнь У.

— Как это?

Се Лянь тихо кашлянул и, несколько смущаясь, ответил:

— Стыдно сказать. Дело в том… что если я совершу какую-то непростительную ошибку или же навлеку какую-то страшную беду, от которой содрогнутся небеса, первым, о ком я подумаю, наверняка будет он… К тому же, это немного другое доверие, нежели к моему наставнику или Владыке… — Принц не договорил, поскольку выражение лица Хуа Чэна в тот момент показалось ему немного странным. Поэтому Се Лянь замолчал и нерешительно спросил: — Сань Лан?

Только тогда Хуа Чэн пришёл в себя и, приподняв бровь, отозвался:

— Ох. Ничего, просто задумался кое о чём. Ваше Высочество в самом деле настолько доверяет этому человеку?

Обыкновенно он поигрывал бровью с истинным удовольствием или же подшучивая над кем-то, но в этот раз у него вышло не слишком естественно.

Се Лянь кивнул.

— Да… Что-то не так?

Хуа Чэн слегка склонил голову, поправляя серебряные наручи на рукавах и, будто бы ему совершенно безразлично, ответил:

— Ничего особенного. Просто… моё личное мнение. Гэгэ, тебе всё-таки не стоит с такой лёгкостью доверять посторонним. Так будет лучше.

Се Лянь не был до конца уверен, понял ли Хуа Чэн, о ком именно он говорил. Но при этом не решился выдавать себя ещё больше, и только коротко охнул в ответ. Однако после непродолжительной паузы всё же не выдержал:

— Сань Лан, ты не спросишь, кто этот человек?

Хуа Чэн отозвался:

— Хм? Я? Раз уж гэгэ ему так доверяет, и к тому же уверен, что он не имеет к происходящему никакого отношения, в таком случае, спрашивать нет нужды.

Се Лянь потёр точку между бровей, а Хуа Чэн добавил:

— Но если гэгэ сам захочет рассказать, Сань Лан с готовностью послушает.

Его речи звучали вполне подобающе, но если Се Лянь теперь заодно расскажет ему, будет уже немного неловко. Будто бы принц сам подтолкнул его к вопросу, что это за личность такая, кому он более всего доверяет. И сам Се Лянь не мог различить, вежливость это со стороны Хуа Чэна или ему на самом деле безразлично. Как раз кстати вернулись призрачные бабочки, которые отлучались растерзать на кровавые клочки крыс-падальщиков. Малютки даже летели ниже к земле, словно яростная битва их утомила. Се Лянь поскорее вышел навстречу, протянул руку и усадил на неё особенно крохотную бабочку.

— Спасибо за труды!

Принц протянул руку весьма кстати — весь рой бабочек в воздухе замедлился, а в следующий миг, будто почуяв благоухающее лакомство, они как обезумевшие бросились к нему. Се Лянь, держа на ладони малютку, едва не остолбенел от удивления. Хуа Чэн тем временем кашлянул, негромко, но различимо, и рой, вновь замерев на миг, послушно направился к хозяину. Касаясь серебряных наручей Хуа Чэна, они сливались с вырезанным на нём узором в виде бабочек.

Двое продолжили поиски Инь Юя. Пройдя немного, Хуа Чэн вдруг спросил:

— Это ведь не Фэн Синь?

Се Лянь уже отвлёкся мыслями на что-то другое, и вопрос застал его врасплох.

— А? Что?

— Тот, о ком говорил гэгэ.

Се Лянь тут же замахал руками:

— Конечно, нет!

Кончики бровей Хуа Чэна дрогнули.

— И не Му Цин, верно?

По лбу Се Ляня скатилась капелька холодного пота, он замахал руками ещё быстрее:

— Это тем более невозможно! Но… почему Сань Лан вдруг заговорил об этом снова?

Хуа Чэн с улыбкой ответил:

— Я просто поразмыслил, и мне показалось, что этот четвёртый как раз самый подозрительный. Поэтому, во избежание непредвиденного, всё-таки попрошу гэгэ рассказать мне, кто этот человек, с которым тебя связывают многолетние тесные отношения, и которому ты более всего доверяешь. Ты не против?