От гнева государь выпучил глаза, указал на небо и закричал:

— Убирайся. Сейчас же убирайся! Убирайся обратно к себе на небеса! Ты раздражаешь меня одним своим видом! И чтобы больше не появлялся здесь!

Се Лянь, полный воодушевления, спустился вниз, увидел родителей впервые за долгое время, но услышал от отца приказ убираться прочь на небеса. Принц не ответил ни звуком, лишь отвесил поясной поклон и вышел прочь. Государыня выбежала задержать его:

— Мой сын!

Се Лянь мягко ответил:

— Матушка, вам не стоит беспокоиться, я просто пройдусь по столице, посмотрю, как обстоят дела.

Государыня покачала головой:

— Мой сын, я ничего не знаю о великих государственных делах, но я прекрасно знаю твоего отца. И все эти годы я видела, каким правителем он был. Тебе может казаться, что он поступил нехорошо, иногда мне самой так казалось, я просто не высказывала, только и всего. Но тебе не стоило заявлять это ему в лицо, ведь он же твой отец. Если ты говоришь такое, глядя прямо ему в глаза, для него это звучит жестоким упрёком.

Се Лянь открыл рот, но всё же промолчал. Государыня продолжила:

— Пускай ты — наследный принц, но ты никогда не был правителем государства. А управлять страной — это совсем не то, что твой путь самосовершенствования.    Когда ты только вошёл в число учеников монастыря Хуанцзи, советник сказал: чтобы идти по пути самосовершенствования, необходимо запастись лишь истинным намерением, он ведь так сказал, верно?

Се Лянь мягко кивнул. Государыня, сжав его руку, произнесла:

— Но в мире очень много других проблем, которые не решаются одним лишь усердием, ты должен иметь необходимые для этого возможности; и не только ты, но и те, кто тебе служит; и не только возможности, эти люди также должны действовать в полном единодушии с тобой.

Се Лянь замолчал, ничего не говоря в ответ. Спустя долгое время он спросил:

— Государственная казна сильно обеднела? Мне не нужны храмы, скажи ему, чтобы не возводил их для меня так много. И все те золотые статуи, пусть все снимут с постаментов.

Государыня беспомощно ответила:

— Ну что ты за дитя… Постройка храмов — это, разумеется, личное пожелание твоего отца, он желал тебе блага, хотел, чтобы ты на небесах затмил всех сиянием своей славы. Но знаешь ли ты, сколько храмов и монастырей среди восьми тысяч по-настоящему построил твой отец? Тебе, должно быть, это не известно.

Се Лянь действительно не знал. Подумав, он предположил:

— Половину?..

— Если бы твой отец на самом деле взял из государственной казны деньги на постройку более четырёх тысяч храмов наследного принца, не пришлось бы дожидаться возмущения народа Юнъани, жители столицы взбунтовались бы первыми. Казна и так пустует, откуда взяться деньгам на строительство такого количества храмов? Твой отец построил всего чуть больше двадцати, а остальные храмы, подражая ему, взбудораженная толпа принялась строить следом, чтобы угодить ему, угодить тебе. Это ты тоже хочешь приписать к его деяниям?

— Я…

Государыня понизила голос:

— Твой отец сделал недостаточно, чтобы добиться наилучшего исхода, но он… сделал всё, что мог. Только в этом мире… лишь приложить все усилия — не достаточно. — Помолчав, она добавила: — Ты сейчас жалеешь этих людей из Юнъани, поэтому обвиняешь отца. Но все они — его народ, неужели ты думаешь, что это мы всё время их обижали? На самом деле…

Она не договорила, из кабинета государя раздался его гневный голос:

— Зачем ты тратишь на него слова, пусть поскорее убирается обратно на небеса!

Государыня обернулась и со вздохом сказала:

— Мой сын, тебе… не нужно к нам спускаться. Всё-таки, лучше возвращайся.

Когда Се Лянь, покинув дворец, шёл по маленькому переулку, что примыкал к улице Шэньу, к нему как раз подоспели Фэн Синь и Му Цин. Последний тут же спросил, не в силах в это поверить:

— Ваше Высочество! Ты сам подал прошение, чтобы спуститься в мир смертных? Ты был во дворце Шэньу и говорил с Владыкой???

Се Лянь кивнул:

— Гм.

Му Цин:

— Почему ты прежде не сообщил мне?

Фэн Синь тут же с недоумением вмешался:

— Что ты хочешь этим сказать? С какой стати Его Высочеству нужно в столь важных делах советоваться с кем-то ещё?

Му Цин же немного потерял самообладание:

— А почему бы и нет? Мы — его подручные, и сейчас мы с ним в одной связке, каждое его действие непременно влияет и на наше положение. Так что плохого в том, что я хочу быть осведомлённым о его решениях?

Фэн Синь:

— Что бы ни сделал Его Высочество, разве мы не последуем за ним в любом случае? Что ты собрался делать? Что на Небесах, что на земле — у него на всё есть своё мнение, чего ты боишься?

— Ты! — воскликнул Му Цин. — Я вовсе не боюсь! Я только…

Се Лянь махнул рукой:

— Довольно. Прекратили ссориться!

Фэн Синь и Му Цин немедленно замолчали. Как раз в тот же миг по главной улице проходила процессия из нескольких тысяч простых жителей столицы.

— Покуда не истребим Юнъань, спокойных дней в стране не будет! — скандировали люди.

— С опухолью, что ввергла в смуту государство, примириться нельзя!

Люди Сяньлэ раньше никогда и ни к чему не проявляли такой агрессии, не говоря уже о том, чтобы устроить подобный грандиозный марш. Се Ляня невольно постигло ощущение неправильности происходящего. Фэн Синь же нахмурился и спросил:

— Откуда среди них ещё и женщина?

И действительно — среди участников процессии в первые ряды вырвалась молодая девушка. Очаровательная тонкая фигурка, белоснежная кожа, яркий взор чёрных глаз, румяные щёки… Только вот румянец этот заливал лицо не смущением, но гневом, и потому ещё сильнее притягивал взгляд.

Му Цин, который уже успел прийти в себя, холодно заметил:

— Ваше Высочество её не знает?

— Не знаю, — ответил Се Лянь.

Фэн Синь, однако, нахмурился:

— Она кажется мне немного знакомой.

— Это одна из первопричин, — поведал Му Цин.

— Каких первопричин? — поинтересовался принц.

— Первопричин непримиримой вражды. Ранее, когда людей Юнъань в императорской столице становилось всё больше, многие не желали жить мирно, повсюду зачинали скандалы и после скрывались. Тогда при дворе уже начались обсуждения указа об изгнании, и слухи об этом утекли в народ. Один из беженцев хотел остаться здесь, не желал уходить, поэтому однажды ночью проник в дом богача и похитил его дочь.

Услышав такое, Се Лянь даже не сразу понял, о чём речь:

— Если он не желал уходить, почему же похитил дочь богача?

Му Цин посмотрел на него.

— Хотел жениться на ней. Но, если не применить силу, никто из жителей столицы не согласился бы выдать свою дочь за человека из Юнъани.

Он не сказал прямо, но Се Лянь всё понял и так.

Он никогда даже не думал, что такое вообще возможно, что на свете могут существовать такие люди, что может случиться нечто подобное. Принц вдруг испытал приступ тошноты. Фэн Синь же на месте выругался:

— Омерзительно!

Как вдруг набежали тётки и бабки, которые, согнув спины, хотели увести девушку из толпы. Судя по всему, она воспользовалась тем, что домашние не уследили, и выбежала из дому. Но девушка воспротивилась:

— Чего вы боитесь?! Чего мне стыдиться? Это ведь не моя вина!

Фэн Синь с удивлением заметил:

— А характер у девчонки довольно буйный.

Му Цин согласился:

— Да. Вопреки ожиданиям, её семья оказалась не какой-то обычной, отец — важный чиновник при дворе, мать — из семьи богатых купцов столицы. Проглотить такую обиду она не пожелала, и тем более, ни за что не согласилась бы на замужество ради того, чтобы сохранить лицо. Вначале она убила того мужчину из Юнъани, а вскоре богатые торговцы и именитые жители со всей столицы подали коллективную грамоту, где перечислили все преступления людей из Юнъани с тех самых пор, как те пришли в столицу. Они убедительно требовали от Его Величества заточить всех этих людей в темницу и строго наказать. На чью сторону встали чины высшего ранга, и говорить не стоит. — Сделав паузу, он мимоходом добавил: — Я слышал, отец той девушки когда-то отправлял её во дворец, добиться места жены наследного принца. Ваше Высочество, должно быть, очень давно виделся с ней, и не раз, но всё-таки не узнал.