— Знаю я ваши благие дела! — возмущенно фыркнул Воевода. — Сколько шляхты убито оружием, купленным тобой за краденые деньги?

— Можешь не верить мне, но мы истратили клад Волкича на иные нужды. Коли тебе сие любопытно, скажу: за те сокровища мы выкупили из турецкой неволи наших собратьев.

А на деньги, что остались после их вызволения, и впрямь зброю приобрели. Но использовали ее против татар, а не ляхов. Мы тогда ходили в поход на Степь, так что лишние стрелы и клинки нам не помешали…

Сколь ни дивно, мы даже помогли Унии! Татары ведь всегда были с турками заодно. Не меньше Султана терзали ваши земли набегами. Вам лишь на пользу пошло, что мы проредили басурман!..

— Премного благодарен! — насмешливо произнес, склонив голову в шутовском поклоне, Воевода. — Даже не знаю, чем ответить на такую любезность!

Разве что предоставить тебе для отдыха покои в Самборском замке? Уютные покои с решетками на окнах и крепкими замками на двери!!!

— Не стоит так горячиться, Воевода, — вмешался в перепалку между Кшиштофом и Газдой Бутурлин. — Петр ныне — человек, коему обязан жизнью Великий Князь!

— Когда это он успел спасти жизнь Князю? — бросил на него изумленный взор шляхтич.

— Не далее, как неделю назад! — развел руками боярин. — Петр опознал татя, готовившего убийство Владыки, и сорвал его замыслы!

— Не шутишь? — Воевода вновь перевел взгляд с Дмитрия на казака.

— Нисколько, — чистые глаза московита, а равно и улыбка на лице Газды, подтверждали правдивость всего услышанного старым шляхтичем.

— Что ж, может, сей проныра и спас вашего Государя, но для меня это ничего не меняет! — произнес он, с трудом придя в себя от изумления. — Отныне, степняк, ты будешь под моим надзором, и не дай тебе Бог украсть на землях Унии хотя бы пуговицу с чужого кафтана!

— А если она сама оторвется? — полюбопытствовал Газда.

— Поднимешь и отдашь хозяину! — сурово нахмурился Воевода. — Уразумел меня?

— Как не уразуметь? — понимающе кивнул казак. — Срезать пуговицы у ляхов не буду!

— Надеюсь, это не пустые слова… — проворчал Самборский Властитель. — В противном случае я выгоню тебя из Воеводства, и заступничество боярина не поможет!

— Прости, Воевода, я мыслю, нам есть о чем толковать, кроме утерянных пуговиц, — попытался отвлечь внимание Кшиштофа от Газды Бутурлин. — Не лучше ли будет обсудить способ поимки немецкого татя?

— Здесь мы все одно не станем ни о чем толковать! — поднялся из-за стола Самборский Владыка. — Приедем в замок, там все и обсудим. Собирайтесь в дорогу!

Дважды просить побратимов не пришлось. Дмитрий и Газда подхватили седельные сумки со своими пожитками и вышли на двор вслед за Воеводой.

Заходящее солнце отбрасывало от предметов длинные косые тени. На дворе еще царил зной, но близкий закат предвещал вечернюю прохладу.

Осмотрительность, к коей приучили Дмитрия невзгоды, не подвела его и ныне.

Выходя во двор, Бутурлин приметил на земле тень человека, выглядывавшего из-за конька крыши. В том, что это человек, сомнений не было. Узрев московита, он встал во весь рост и поднял лук с наложенной на тетиву стрелой.

Времени на раздумья у боярина не оставалось. В миг, когда враг собирался спускать тетиву, он резко отступил назад, и предназначенная ему стрела вошла в землю.

Его проворство не обескуражило лучника. Выхватив из тула новую стрелу, он послал ее вслед за первой. На сей раз Бутурлин пригнулся, дав стреле пройти над плечом.

Солнце слепило боярину глаза, мешая разглядеть лицо стрелка, но Дмитрий все равно узнал его. Затянутая в черную кожу ладная фигурка могла принадлежать лишь одной особе. Имя ей было Надира…

Прежде чем она вынула из колчана третью стрелу, Газда, стоявший рядом с Бутурлиным, метнул в нее ятаган. Татарка отбила клинок луком, но оружие казака скользнуло по ее щеке, оставив кровавый след.

— Что стоите, яко пни?! — загремел на подчиненных Воевода, первым из поляков осознавший, что происходит. — Немедля схватить чертову бестию!!!

Его подчиненные бросились выполнять наказ. Двое ближайших жолнежей стали отвязывать от седел свои пищали, еще трое поспешили за сруб харчевни в надежде обойти лучницу с тыла.

Но взять в плен дочь Валибея оказалось нелегко. Видя, что ей грозит опасность, Надира обратилась в бегство. Скользнув вниз по скату крыши, она толкнула ногами в грудь двоих подбежавших к ней жолнежей, отчего оба повалились наземь.

Третьего солдата, преградившего ей путь, воительница хватила луком промеж ног. Не ждавший такого удара, парень скорчился от боли, и Надира не преминула этим воспользоваться.

Вскочив на спину жолнежа, словно на ступеньку, она лихо перемахнула отделявший ее от свободы частокол, оказавшись в седле привязанной к нему лошади.

Прежде чем поляки пришли в себя, дочь Валибея обрубила ножом поводья и понеслась к чернеющему невдалеке лесу. Оба жолнежа с пищалями выстрелили ей вслед, но промахнулись.

— Куда вы целитесь, олухи безрукие! — заревел, топая сапогами, Воевода. — Хоть кто-нибудь попадите в нее! Она не должна уйти!

Но было поздно. Прежде чем солдаты перезарядили оружие, Надира скрылась в спасительной чаще.

— Поведаешь, кто сия девка, пытавшаяся тебя убить?! — грозно хмурясь, обернулся к Дмитрию Воевода.

— Дочь Валибея, Надира, — ответил, переведя дух, Бутурлин. — Помнишь, я сказывал, что мне помогли бежать из плена? Так вот, мое спасение — дело ее рук…

— Если тогда она тебя спасла, то почему ныне покушается на твою жизнь?

— Надира хочет мне отомстить за смерть отца, — тяжело вздохнул Дмитрий.

— А ты его убил? — полюбопытствовал Воевода.

— Напротив, хотел спасти. Но она мнит, что я стал причиной его гибели!

— Да, дела… — протянул Самборский Владыка. — Я как чуял, что с тобой к нам явятся новые беды! Мне мало своих напастей, так ты еще одну привел! Говори честно, ведал, что басурманка идет за тобой?

— Узнал лишь ныне. Я и помыслить не мог, что она подастся за мной на Литву…

— Теперь можешь! — хмуро усмехнулся Кшиштоф. — Ладно! Как говорят у вас на Москве, семь бед — один ответ! Доберемся до Самбора, выспимся, а поутру начнем ломать голову над тем, как одолеть наших врагов!

— Все по коням! — зычно крикнул он своим жолнежам. — Мы возвращаемся в Самбор. Вдоль дороги тянется лес, посему всем зарядить пищали. Если кто увидит в зарослях разбойничью рожу, пусть стреляет не раздумывая!

— А если они попадут в случайного путника? — поинтересовался у Воеводы Бутурлин.

— Случайные путники по лесам в эту пору не ходят, — Кшиштоф махнул рукой на садящийся солнечный диск, — разве что тати да всякие проходимцы…

Так что, если недруг высунется из кустов, бей его наповал, сынок! — обернулся шляхтич к юноше, держащему под уздцы его коня.

— А что делать, если я его только раню, пан Воевода? — робко вопросил своего господина жолнеж.

— Добей копьем, чтобы не мучился! — с улыбкой ответил ему Самборский Владыка.

Перед тем как войти в покои княжны Корибут, Зигфрид погляделся в серебряное зеркальце, пытаясь придать лицу выражение милосердия. Удовлетворившись увиденным, он потянул за кольцо дверь, отпертую перед ним людьми Рароха.

Юная княжна сидела у оконца, с грустью глядя на умирающий закат. При виде ее сердце рыцаря радостно затрепетало. Достаточно было одного взора на девушку, чтобы его сомнения рассеялись, как дым.

Полгода назад в Самборе он видел дочь Корибута, и ее образ надолго запомнился слуге Ордена. Едва ли он мог забыть, как горячо сопереживала княжна московскому варвару во время его поединка с Рупертом фон Веллем.

Еще тогда секретаря Магистра поразила симпатия княжны к еретику, еще больше укрепившая в Зигфриде неприязнь к славянам. Даже те из них, что были обращены в Истинную Веру, тяготели душой к схизме и не скрывали вражды к братьям-католикам.

Тогда, видя смерть Брата Руперта, павшего от руки недоверка, Зигфрид дал себе слово отомстить всем, присутствовавшим при схватке: Польскому Королю, Князю Московии и, конечно же, девке, рукоплескавшей убийце его друга…