— Тут вы правы, моя госпожа, — согласился с Королевной шляхтич, — оспа и впрямь не пощадила боярина!

Я и сам не мог взять в толк, чем он так полюбился княжне. Однако, узнав Дмитрия ближе, понял: внешность в нем — не главное.

Эва любит его не за красоту плоти, а за красоту души…

— Что же такого в его душе, чего нет у других? — насмешливо скривила губы Королевна.

— Бутурлин не способен на низость! — улыбнулся в ответ Флориан. — От него я услышал мысль, с коей уже не смогу расстаться.

Он сказал: любовь стоит столько, сколько стоят свершаемые во имя нее деяния. Если на алтарь любви приносишь свою жизнь, значит, она истинна, а чужой жизнью за свое счастье расплатиться хочешь — никакая это не любовь! Страстишка дурная, темная…

— Ну, и чьей жизнью я пожертвовала ради своего счастья? — глядя на шляхтича сквозь застилающие взор слезы, произнесла Эльжбета.

— Пока ничьей, но и то, что вы свершили, Принцесса, не делает вам чести, — пытался втолковать ей Флориан, — не мне вас судить! Но, прошу, избегайте поступков, способных навредить другим…

И еще передайте Государыне мою признательность за ее заботу обо мне. Сам я не посмею отвлекать ее от дел!

В одно мгновение боль, терзавшая душу Эльжбеты, обернулась гневом, а любовь к молодому шляхтичу — жгучей неприязнью.

— Вон отсюда! — яростно прошипела она, до боли сжав кулачки. — Убирайся прочь из Вавеля и из моей жизни! Ненавижу вас с Эвой обоих!

— Как вам будет угодно, госпожа! — выдержав полный презрения взгляд Королевны, Флориан поклонился ей и вышел за дверь.

Пытаясь справиться с кипящим чувством обиды, Эльжбета ударила кулачком о дверной косяк, но боль в разбитых костяшках не заглушила муки, терзавшей ее сердце.

Бессильно осев на дощатый пол, она зарыдала. Девушка не могла поверить, что ее первая любовь закончилась так печально. Любимый ею человек отдал предпочтение ее подруге, видевшей в нем лишь брата.

Спустя час, когда боль ушла со слезами, Эльжбета пожалела о своем поступке, показавшемся ей уродливым и жестоким. Ей захотелось догнать юношу, принести ему извинения, дабы расстаться без ненависти и обид.

Но Принцесса опоздала. Когда она выбежала на замковую галерею, ища глазами Флориана, его в замке уже не было.

Шляхтич покинул Гостеприимный Вавель, дабы продолжать свой жизненный путь без нее.

Уже вторую неделю Барбара Радзивил, сосланная отцом за строптивость в имение предков, томилась хандрой. В отсутствие родителя и брата она не могла принимать в замке гостей, устраивать балы и игрища.

Единственным доступным ей развлечением оставалась охота, и большую часть своего досуга княжна проводила в лесах, срывая зло на ни в чем не повинных животных.

Загонщикам ее свиты довелось приложить немало усилий, отыскивая для госпожи в чащобе оленей и кабанов, — мелкая дичь не вызывала интерес у дочери Магната.

В последний раз удача улыбнулась княжне, дав подстрелить из арбалета косулю. Выражение глаз раненого животного напомнило ей чем-то взгляд Эвы Корибут, и Барбара с особым удовольствием перерезала косуле горло.

Вернувшись в замок, она услыхала печальную весть о смерти старого Князя, доставленную гонцом из Кракова.

Нельзя сказать, что Барбара слишком любила родителя. Но отец не жалел для дочери подарков, всеми силами ратовал за ее брак с Королевичем, и, утратив его, княжна лишилась надежной опоры.

Не меньше тревожило ее долгое отсутствие брата. До имения доходили слухи, что Владислав на юге собирается поднять мятеж против Польской Короны.

Подобные его действия ставили крест на грядущей свадьбе Барбары с Наследником Унии и, естественно, не прибавили ей радости. Напротив, они пробуждали в ее душе злость.

Одержимая сим чувством, Барбара трое суток носилась по лесам, надеясь, что пролитая на охоте кровь погасит пламя, пылающее в ее сердце.

Однако княжне не везло. Словно чуя ее приближение, крупные звери уходили в непроходимые дебри, а мелкие — пряталось в норы и берлоги.

Бесплодно проблуждав по лесу еще один день, дочь Магната возвратилась в имение. Дурное настроение она выместила на встретившем ей дома слуге.

Юный конюх замешкался, освобождая от стремени хозяйский сапог, и Барбара за это рассекла его лицо плетью, едва не лишив парня глаза. Запах крови возбудил княжну, и она вновь занесла руку, дабы повторить удар.

Однако в этот миг Барбара узрела Ловчего, покидающего замок. Встретив ее взгляд, наемник склонился в седле перед хозяйкой поместья и, пришпорив коня, выехал за ворота.

— Что здесь делает сей висельник? — ледяным тоном осведомилась княжна у раненого слуги.

— Он привез в замок гостью, Вельможная панна! — пролепетал тот, морщась от боли.

— Какую еще гостью? — брови Барбары грозно сошлись на переносице. — Отвечай немедленно!

— Сказывают, княжну Корибут, — слуга не знал, умиротворят его слова хозяйку или разгневают еще больше, — я ведаю не больше других, Вельможная Панна…

— Ловчий сам так сказал? — вперила в грума пылающий взор дочь Радзивила.

— Да, моя госпожа…

Конюх сжался в комок, ожидая нового удара плетью, но ожидаемой вспышки господского гнева не последовало. Более того, лицо хозяйки вдруг просияло радостью.

— Что ж, Ловчий сделал мне отменный подарок, — промолвила, улыбаясь своим мыслям, Барбара, — теперь я знаю, кто заплатит мне за все мои несчастья!

— Слава Богу, давшему тебе силы овладеть собой! — облегченно выдохнул Газда, глядя на мирно сидящего у костра Бутурлина. — То, что тать, похитивший княжну, ускользнул от нас, худо.

Но мы хотя бы ведаем, что она жива, а значит, небо дает нам шанс ее найти!

— Знать бы, где искать!.. — глухо откликнулся, подняв на него потухший взор, Дмитрий. — Все лесные берлоги обыскали, все урочища! Эва как в воду канула!

— Если бы в воду, следы бы и впрямь оборвались, — хитро подмигнул другу казак, — а раз похититель шел по суше, они, так или иначе, найдутся!

Помнишь, Тур сказывал, что я владею даром подобно ему угадывать, где скрывается ворог и в каком подземелье томится пленный друг? Может, мне попробовать отыскать княжну мыслью?

— Отчего бы и нет? — как тонущий хватается за соломинку, так и боярин ухватился за последнюю возможность отыскать любимую. — Вдруг выйдет…

— Нынче же начну! — Газда сел по-турецки, поджав под себя ноги, закатил глаза и погрузился в молчание.

Просидев так какое-то время, казак разлепил веки и отрицательно помотал головой.

— Прости, брат, — виновато вздохнул он, — не знаю, в чем дело, но я не смог нащупать мыслью разум княжны. Видно, не достичь мне высот Тура!..

Будь он жив — указал бы, и где сокрыта твоя зазноба, и кто ее похититель. Великий был человек — мудрец, ясновидец! А как сражался! В сече один пятерых стоил, а коли выбивал у недруга саблю, то она улетала на добрые десять шагов!..

— Разве я сказал что смешное? — вопросил Дмитрия Газда, заметив на его устах подобие улыбки. — С чего вдруг ты развеселился?

— В твоих рассказах, Петр, выбитая сабля всегда улетает на десять шагов! — грустно усмехнулся Бутурлин.

— И что в том дивного? — недоуменно пожал плечами казак. — Чаще всего так и бывает. Или ты хочешь сказать, что я лгу?

— Ложью сие не назовешь, — поморщился Дмитрий, — но преувеличить ты и впрямь любишь!

— Да что я преувеличил-то? — слегка обиделся Газда. — Тоже мне задача — отбросить вражий клинок на десять шагов!

Вспомни хотя бы наш поединок, когда мы с тобой познакомились? Я у тебя саблю из рук летучим змеем вышиб, и она упала от нас ровно в десяти шагах!

— Не было там десяти шагов, — покачал головой боярин, — семь, от силы восемь…

— Вот ты Фома Неверующий! — вышел из себя казак. — Словам не внемлешь, так я по-иному докажу свою правоту!..

Бери саблю и становись против меня, как тогда. А я буду выбивать ее летучим змеем! Только держи крепко, мне поблажки не нужны!