Однако людоеда ждало разочарование. Поручив девушку заботам аббатисы, Воевода и московит двинулись в обратный путь. Окованные железом ворота вновь скрыли княжну от взора Махрюты.

— Ничего, моя птичка, я найду способ вырвать тебя из сей клетки! — проворчал он, глядя на неприступные стены обители. — Верь мне, мы с тобой будем вместе и ты нарожаешь мне сыновей!

Но кроме планов похищения княжны из монастыря у Каина были и другие заботы. Его руки просто зудели от желания расправиться с Бутурлиным.

Будь московит один или лишь в обществе Воеводы, тать без промедления выпустил бы в спины обоим пару-тройку стрел, а после, выйдя из кустов, долго и радостно добивал бы их ножом.

Но Самборского Владыку и его гостя сопровождал десяток жолнежей с пищалями, залп коих превратил бы Махрюту в решето.

— Видно, не суждено мне нынче править по тебе тризну, боярин! — процедил тать сквозь зубы, сжимая в бессильной злобе рукоять ножа. — Однако Господь ко мне милостив! Он еще сведет наши пути, и тогда я тебя съем!

— Уезжаешь, боярин? — с грустью вопросил Дмитрия старый Воевода. — Что ж, жалко тебя отпускать, да ничего не поделаешь!

На Москве тебя ждет собственный Государь. Не заставляй его серчать!

— А ты, пан Кшиштоф, присмотри за Эвой! — ответил рыцарю Бутурлин. — Хоть изредка навещай ее в обители!

— Буду навещать, — кивнул седой головой шляхтич, — в том даже не сомневайся. Да и Матушка Урсула за ней приглядит. Помнишь наш разговор с ней? Мне сдалось, она искренне сочувствует вашей любви…

— И вы прощайте, люди добрые! — обернулся Воевода в сторону Харальда и Газды. — Не знаю, свидимся ли еще когда, посему хочу пожелать вам удачи!

Не думал я, что от вас будет польза моему отечеству, но, как видно, ошибся. Если и был на вас какой грех против Унии, вы с лихвой искупили его службой общему делу под Милицей! Так что не держите зла на старика!

— И ты, пан Воевода, не поминай нас лихом! — ответил ему Харальд. — Прими от нас благодарность за харчи и кровлю, за то, что дал нам отдохнуть в Самборе перед дорогой!

— Да чего уж там! — махнул рукой Кшиштоф. — Свои люди, сочтемся на том свете угольками!..

— Ты как, Петр, ребра хоть на погоду не болят?

— Ноют… — покачал головой Газда. — Да то невелика беда. Одюжаю как-нибудь, мне не привыкать!

— Берегите друг дружку, — напутствовал их старый поляк, — времена ныне такие, что лишь сообща можно одолеть ворога!

— Мы одолеем! — улыбнулся Дмитрий. — За нас не тревожься, Воевода! У меня к тебе лишь одна просьба.

Помнишь писаный образок с ликом княжны, что носил на шее Флориан?

— Помню, и что? — нахмурился рыцарь. — Теперь его ношу я!

— Не мог бы ты мне его подарить?.. — опустил глаза Дмитрий.

— В память об Эве? — вопросил его Воевода.

— В память о них обоих. Флориан отныне навсегда в моем сердце!

— Что ж, бери, — протянул ему медальон на шнурке старик, — и помни моего мальчика! Тем, что ходишь по земле, видишь, дышишь, любишь, ты обязан ему!

— Я не забуду сего до гроба! — твердо пообещал ему боярин.

В глазах Кшиштофа блеснули скупые слезы, и он молча кивнул Бутурлину.

— Что ж, пора прощаться! — произнес рыцарь. — Храни вас Господь!

Обняв старого вояку, Дмитрий вскочил в седло, и маленький отряд понесся по мокрой дороге, ведущей на восток.

Проезжая мимо тонущей в тумане громады женской обители, боярин на миг придержал коня и обернулся в сторону, откуда плыл колокольный звон.

— Я вернусь к тебе, Эва! — крикнул он, обращаясь к возлюбленной. — Мы будем вместе! Об одном лишь молю: не изменяй нашей мечте!

Воевода подумывал о возвращении в Самбор, когда за спиной у него раздался стук множества конских копыт. Развернув жеребца, он встретился глазами с тощим седым нобилем, закованным в сарматские доспехи. Того сопровождало два десятка конных рейтар.

— Где он?!! — прорычал Князь Черногузский, сверля Кшиштофа пылающим взором. — Я жду ответа, Воевода!

— Что значит «где он»? — усмехнулся в ответ шляхтич. — Ты о ком вопрошаешь, Княже?

— Брось темнить! — свирепо тряхнул головой Князь. — Ты и сам ведаешь, о ком я толкую!

Не далее как нынешним утром тебя видели по дороге в Обитель Святой Магдалины вместе с убийцей моего сына!

— Ты, видно, что-то напутал, Князь! — холодно возразил нобилю Кшиштоф. — Я не разъезжаю по дорогам с убийцами!

— Не пытайся юлить! — взревел Черногузский. — Твоим спутником был некий московский боярин по фамилии Бутурлин!

Хочешь сказать, что не знаешь такого?!

— Отчего же, знаю! — кивнул ему Воевода. — Верно, мы с боярином провожали в Обитель наследницу Корибута! Но при чем здесь убийство твоего сына?

Я знаю Бутурлина не первый день и могу за него поручиться. Сей человек может убить недруга разве что в поединке, и то лишь если враг нарушит правила рыцарской чести!..

— К черту твое поручительство! — неистово сверкнул глазами Сарматский Вождь. — Сказывай, куда направился сей висельник?

— На сих землях я не подотчетен никому, кроме Государя! — сурово нахмурился Кшиштоф. — Ты, Князь, в моем Воеводстве гость, не более того!

— Препираться вздумал?! — хищно оскалился Вельможа. — Мне достаточно дать знак своим жолнежам, и они втопчут тебя в землю вместе с конем!!!

— Ну так что же ты медлишь, дай знак своим молодцам! — хмуро усмехнулся старый рыцарь. — Втопчи меня в землю, а после отчитайся за сей разбой перед Государем.

И помни: не ты захватил в бою стяг мятежного Радзивила. Его добыли на поле боя мы с Бутурлиным, сражаясь против самозванца!

Черногузский в ответ лишь скрипнул зубами. Нападение на Самборского Владыку, покрывшего себя славой в бою с бунтовщиками, Король бы ему не простил.

— Черт с тобой, Воевода! — зло проскрежетал он, обернувшись к своим людям. — Здесь лишь одна дорога ведет на восток! Если двинемся по ней, к вечеру настигнем злодея!

Князь ударил коня шпорами, и тот с жалобным ржанием вынес его на тракт. Громыхая железом, сарматские рейтары устремились вслед за предводителем.

— Не догнать тебе Бутурлина, старое чучело, — проворчал, глядя ему вслед, Кшиштоф, — а коли и догонишь, это будет твоя последняя битва! Дмитрий и его спутники втроем стоят больше, чем весь твой отряд!

Но на сердце у старика было неспокойно. Он знал мерзкий нрав Маршала Всех Сармат и его нечистоплотность в вопросах мести.

Посему Кшиштоф решил принять меры по защите своего друга.

— Эй, Василек, — обратился он к сопровождавшему его молодому жолнежу, — ты сможешь обогнать рейтар и предупредить боярина об опасности?

— Обогнать «раков»? — хитро усмехнулся тот. — За милую душу! Таким галопом они в своем железе и версты не проскачут, а я по лесу налегке опережу их на добрые полдня пути!

— Тогда отправляйся в путь немедля! — напутствовал юношу рыцарь. — Покажи сынок, Сарматам, что малопольская шляхта тоже кое-чего стоит!

— Не извольте беспокоиться, пан Воевода! — Василек птицей взлетел на холм и, срезая изгибы дороги, по которой двигались рейтары, устремился к востоку. — Я мигом!

— Пресвятая Богородица, убереги его в пути, — прошептал вслед юноше старый воин, — не дай погибнуть Дмитрию от рук татей!

Как когда-то в прошлом, ветка дерева, склонившаяся над дорогой, дрогнула, хотя не было ни ветерка.

— Ты слышишь меня, Господи! — улыбнулся он своим мыслям. — Что ж, теперь я могу быть покоен за боярина! Господь не даст свершиться неправому делу!

Словно соглашаясь с ним, сквозь разрыв в облаках выглянуло солнце, подтверждающее мысль о том, что холод и мрак, сколь долгими бы они ни были, когда-нибудь отступят перед светом…

КОНЕЦ

Нет, не конец! Было бы ошибкой думать, что на этом наше повествование завершится. У Дмитрия Бутурлина по-прежнему нет недостатка во врагах.