Весь день он скрытно следовал за свитой княжны, изыскивая малейший способ приблизиться к ней. Если бы нанимателю была нужна ее смерть, Ловчий, не мудрствуя, прибегнул бы к луку и стрелам, позволявшим разить недругов издалека. Но Владислав велел привести девушку в свой замок живьем. Лишь за целую и невредимую княжну он обещал охотнику кошель золотых монет…

Этот привал в лесу должен был стать последним. К вечеру отряду предстояло выйти на открытую местность, где Ловчему было сложнее тайно идти за ним.

Наблюдая из зарослей на берегу озера за расположившимися на отдых жолнежами, Ловчий прикидывал, каким способом лучше отвлечь их от княжны. Он знал: Небо посылает ему последний шанс обрести желанные злотые, и боялся его упустить…

Хруст сухой ветки под сапогом заставил охотника вжаться в землю. Мимо него к месту привала крались какие-то люди, до поры старавшиеся не выдавать своего присутствия.

Осторожно приподняв голову, Ловчий увидал их. Совсем рядом прошли два молодца с луками наизготовку, судя по наряду, явно принадлежащие к разбойничьему братству.

Попадаться им на глаза не входило в планы охотника. Он чуял, что вожделенная добыча ускользает из рук, но сделать ничего не мог. Как бы ни были ему дороги обещанные княжичем червонцы, рисковать ради них жизнью похититель не собирался.

Лежа в засаде, он исчислял татей, коих было не меньше двух десятков. Встречными потоками они обходили озеро, чтобы соединиться за спинами солдат, отрезав их от спасительного выхода из котловины. Пришельцы явно готовились напасть на свиту княжны, и Ловчий затаился в кустах, ожидая развязки событий.

Она не замедлила последовать. Прежде чем похититель успел досчитать до двадцати, на головы жолнежей обрушились стрелы.

Ветер пел в туго надутых парусах. Флагманская шхуна, на которой шел Харальд, уверенно удалялась от Голого острова. Время безделия для наемников закончилось, и теперь им предстояло браться за труды, на которые их подрядил неутомимый Бродериксен.

Оглянувшись с кормы, датчанин увидел тяжелые, крутобокие коги, покорно следующие за судном своего предводителя. Доверху набитые татями, они глубоко зарывались в волны, и, глядя на их низкую осадку, Магнуссен подумал, что провести корабли над подводными грядами рифов у Литовского побережия будет непросто.

Рядом стоял Ларс, с наслажением вдыхая соленый воздух. То ли он радовался морской прогулке, то ли предвкушал победы в грядущих битвах, но на губах его играла блаженная улыбка.

Харальд не был ханжой, и в его зачерствевшей душе редко пробуждалось сострадание к недругам, но люди, улыбающиеся при мыслях о войне, были ему неприятны.

Датчанину самому не раз приходилось обагрять меч кровью, но радости от убийства он не испытывал. Претило ему также наслаждение рассказами о минувших сражениях.

То, что другие мнили геройством, для него было лишь печальной необходимостью, воспоминаниями о которой он не желал делиться с посторонними. И, тем более, с самодовольным молодым шведом, пытавшимся не мытьем, так катанием выведать у Магнуссена правду о его прошлом.

Интерес Ларса был вполне обоснован. То, что поведал ему о бывшем пирате Бродериксен, никак не вязалось с его личными наблюдениями. С виду Харальд не был похож на грозного бойца, да и в глазах его отнюдь не сверкал воинственный огонь.

Шведу было трудно представить, что этот сутулый человек с потухшим взором когда-то являл чудеса ловкости и силы. Но если он и впрямь некогда мог свершать подвиги, о коих повествовал Ральф, в нем должна была остаться хотя бы толика былых умений.

Притворщик, до поры скрывающий ее под маской серости и хромоты, был вдвойне опасен, и это побуждало Ларса быть осторожным. Чтобы предугадать грядущие поступки подчиненного, нобиль должен был знать историю его жизни.

Однако скупые сведения о датчанине, полученные Ларсом от друга, не удовлетворили его пытливый ум. Шведу вспомнился последний разговор с Бродериксеном до его отплытия на большую землю.

— Берегись датчанина пуще сглаза, — наставлял младшего товарища Ральф, — не оставайся с ним, по возможности, наедине, а если придется остаться, не оборачиайся к нему спиной. Он хитер, как дьявол, и в мговение ока придумает для тебя смертельную каверзу…

Знаешь, как он убил моего отца? Старика охранял отряд конной гвардии, не подпускавший к нему никого во время проезда по улицам Стокгольма. Так это пиратское отродье решило напасть на него сверху.

Когда отец проезжал в носилках под праздничной аркой, выстроенной к Рождеству, негодяй спрыгнул с нее на крышу портшеза, проломил ее ногами и нанес моему старику смертельный удар ножом.

А когда за ним погналась стража, скрылся вместе с сообщниками в Стокгольмской клоаке!..

— Недурно придумано… — проронил, забыв на миг об этике, Ларс. — Но откуда тебе известно, что сей хитроумный план пришел на ум датчанину?

— От его приятелей, — криво усмехнулся Ральф, — у фон Велля в Стокгольме было двое подручных, братьев-близнецов, коих за уродство кликали Гмурами.

Покидая город, он расправился с братьями, дабы не оставлять свидетелей своих тайных дел. Один из них — Свен, умер на месте, другой — Эйнар, раненый мечом тевтонца, прожил еще два дня.

Как ты знаешь, имя Эйнар значит «счастливый», и отчасти оно себя оправдало. У этого служки Командора сердце в груди было расположено не слева, как у большинства людей, а справа, посему он не сразу погиб, пронзенный клинком.

Я уже шел по следу тевтонца и почти настиг его. Но кто-то предупредил фон Велля об опасности, и он вновь ускользнул от меня, оставив на прощание пару трупов. Правда, в одном из них, как оказалось, еще теплилась жизнь…

Мне пришлось немало потрудиться, приводя бедняка в чувства, но усилия не пропали даром. Желая отомстить фон Веллю за его вероломство, Гмур перед смертью поведал мне все…

— Что же он рассказал тебе о Харальде? — полюбопытствовал Ларс.

— О Харальде как раз он знал немного. Но вот что дивно: когда датчанин бросился к жене и сыну в дом, подожженный Гмурами по наказу фон Велля, на него рухнула балка.

После удара в голову он остался калекой и едва был в силах передвигаться без посторонней помощи. Следовало ожидать, что фон Велль убьет и его, но тевтонец сохранил ему жизнь и даже взял с собой…

Похоже, искалеченный датчанин по-прежнему оставался для него ценен…

«Что же в тебе такого особенного? — ломал голову Ларс, тщетно пытаясь разгадать загадку бывшего пирата. — Чем ты был так дорог фон Веллю?»

Харальд молчал, вслушиваясь в пение ветра. Он ни с кем не делился своими тайнами.

…Точно так же вихрь завывал в снастях, когда судно, доставившее Магнуссена на континент, уткнулось носом в прибрежный песок.

Моросил мелкий дождь, волны с угрюмым шорохом накатывались на берег. На горизонте темнела едва различимая сквозь пелену дождя громада тевтонского замка.

— Это — твой новый дом, — бросил Харальду Командор, кивнув в сторону Орденской твердыни, — здесь тебя обучат всему, что будет нужно для твоей дальнейшей жизни.

Значение слов фон Куратора датчанин понял позднее, когда за его обучение взялись немецкие аптекари. Вначале он, грешным делом, решил, что фон Велль хочет сделать из него алхимика, добывающего золото для Ордена, однако ошибся…

Обстоятельно, не упуская мелочей, наставники рассказывали Харальду о свойствах разных зелий и ядов, способах их применения. Постижение сей науки заняло без малого год, но Командор не торопил учителей. Руперту было важно, чтобы его подопечный овладел всеми тонкостями ремесла отравителя.

Чего хотели слуги Ордена, датчанину стало ясно, когда фон Велль показал ему новое место службы. На перекрестке двух дорог, одна из коих вела в Ливонию, а другая на Москву, располагался гостинный двор.

Прежний его содержатель не сумел поставить дело на широкую ногу и кое-как сводил концы с концами без веры в успех. Посему он даже обрадовался, когда Харальд предложил ему продать свое странноприимное заведение.