Окажись Валибей жив, правда выплыла бы на поверхность с новым набегом его рати и обернулась бы для боярина неизбежной опалой. Посему Князь не сомневался в правдивости Бутурлина.

Куда больше Ивана тревожило иное. После разгрома Валибея посланник Ордена перенес свою деятельность на земли Унии, и Дмитрий испросил у Князя разрешения отправиться на Литву, чтобы наконец покарать зловредного тевтонца.

Но Владыка медлил с решением. Он знал, что поиск врага в Польше и Литве служит Бутурлину поводом для встречи с княжной Корибут.

Срок, в течение коего он обещал Яну Альбрехту не допускать боярина к Краковскому Двору, истекал на днях, однако Ивану было неуютно от мысли, что Дмитрий явится в столицу Польши за рукой и сердцем своей возлюбленной.

Дружбу Унии с Москвой трудно было назвать крепкой, и едва ли сватовство Бутурлина к наследнице Корибута могло ее упрочить. Скорее, наоборот…

На западе догорал закат, окрашивая небосклон багрецом свежепролитой крови. Такого же цвета было бургундское вино, отправленное Польским Властителем Князю в благодарность за обязательство препятствовать полгода встречам боярина и княжны.

Стоя на крепостной стене городища, Князь задумчиво созерцал заход дневного светила. В такие минуты ему всегда было грустно, но на сей раз не краски умирающего дня наполняли горечью душу Московского Владыки. Иван не знал, как ему поступить с Бутурлиным.

За спиной у Князя раздались легкие шаги, кои он всегда безошибочно узнавал. Чувства его не обманули и на сей раз. Обернувшись, Иван встретился взором с Великой Княгиней Софьей.

Они были женаты без малого два десятка лет, но, несмотря на это, чувства супругов были так же ярки, как и в день их встречи. Он поклялся ей возродить на русских землях традиции и славу Константинова Града, она же пообещала способствовать

Всем его державным начинаниям.

Иван догадывался, как нелегко было наследнице византийских Василевсов, вступить в брак с властителем далекой Московии, затерявшейся на бескрайних просторах Русской Равнины.

Едва ли ей пришлись по нраву студеный пронизывающий ветер и снега далекой варварской земли, о которой Царевне тогда почти ничего не было известно. Но Софья стоически вынесла все невзгоды, став достойной спутницей человека, поднявшего стяг былой греческой империи.

Едва ли их путь был усыпан цветами. Недостатка во врагах Москва не испытывала. С востока и юга пределы княжества тревожили татарские ханы, опиравшиеся на поддержку Османского Султаната, с севера и запада к ее границам подступали немцы и шведы. Мало кто верил, что город, выстроенный Долгоруким, сможет выстоять против натиска Степи и Латинского мира, сжимавшихся, словно гигантские клещи, на теле Московии.

Многие из русских городов пали под их натиском или же утратили былое величие. Лишился имени Стольного Града древний Владимир, ушел под власть Литвы пышный некогда Киев.

Отчасти сохранили независимость Тверь с Рязанью, да на севере Руси еще шумели на вечевых сходках вольные Новгород и Псков.

Иван взял на себя труд сшить воедино разрозненные части Руси, дабы, стоя на них, отвоевывать захваченные прежде недругами земли…

Все это время Софья была рядом с мужем. Мало кто верил в успех Князя Московии, она же истово молилась Господу о победе супруга на поприще мира и войны.

Княгиня видела, как прежний белокаменный Кремль сменили кирпичные муры, не боящиеся стенобитных орудий, как на оружейном дворе отлили из меди орудие, превосходящее дальностью выстрела иноземные камнеметы…

Софья дождалась дня, когда Князь выступил в поход под знаменем былой Византии. На устах ее играла улыбка, в глазах блестели слезы. В тот миг она возносила благодарность Небу за то, что оно ей послало в мужья человека, способного осуществить ее мечты…

Теперь этот человек вновь нуждался в ее поддержке. Софья знала о том, что гложет ее супруга, и раздумывала, чем сможет ему помочь.

— Не спится, Княже? — с улыбкой промолвила она. — Скажи, что лишило тебя покоя!

— Да так, княгиня! — болезненно усмехнулся Иван. — Думы скорбные одолевают, и нет от них спасения…

— И о чем же сии скорбные думы? — склонила ему голову на плечо Софья. — Поведай мне, может, я смогу развести твою скорбь!

— Увы, Софьюшка, сие — не в твоей власти! — тяжело вздохнул Князь. — Ты сама знаешь, сколь многим я обязан Бутурлину. Минувшей зимой он спас мир между Унией и Москвой, более того, спас мою честь. Да и жизнь спас тоже, чего уж там таить!..

И чем я воздал боярину за его службу? Отправил в самое пекло, на юг, где он едва не сложил голову!

А все почему? Потому что не пожелал вновь ссориться с польской Короной…

Ян Альбрехт и его супруга хотели выдать княжну Корибут за выходца из королевского рода, чтобы наследство Эвелины осталось в их руках. А тут Бутурлин со своей неуместной любовью!

Он словно помешался на мысли о браке с княжной, был согласен взять ее в жены без приданого. Она тоже решилась отдать наследство родичке, но Ягеллонам сие пришлось не по вкусу.

Король Польши мнил покойного Корибута своим другом и не желал обрекать его дочь на жизнь с чужеземным бедняком. Его не смутило даже то, что княжна сама была готова отречься от титулов и богатства, лишь бы остаться с Бутурлиным!..

— Бедная девочка! — по лицу Софьи пробежала грустная улыбка. — Неужели Владыка Польши не внял ее мольбам, слезам?

— Да уж, не внял! — в голосе Ивана звучала неприкрытая горечь. — Любовь княжны для Короля — не более, чем блажь глупой девчонки, не сознающей своей выгоды!

— А что ее любовь для тебя? Что для тебя чувства Бутурлина?

— Спроси чего легче, Княгиня! Разве державные мужи, принадлежат себе, разве могут полагаться лишь на сердце, распоряжаясь судьбами подданных?..

Ускользнув от Бутурлина в Диком Поле, немчин, поставлявший стрелы Валибею, подался на Литву. Боярин хочет отправиться за ним, чтобы завершить порученное мной дело…

Я же знаю, что, оказавшись на землях Унии, он станет искать встречи с княжной, и один Господь ведает, чем закончатся его поиски!

Может статься, что он прогневит Польского Короля, и тогда дружба меж нашими державами вновь пошатнется. А мне бы сего не хотелось.

Погляди, сколько недругов кругом! Так и норовят вцепиться в горло. Пока Уния не испытывает к нам вражды, мы еще можем отбиться от Великой Степи, да и от набегов с севера тоже…

А случись, что Польша да Литва повернут против нас мечи, что тогда? Я не могу рисковать благом всей державы ради счастья своего стольника и дочери Корибута!

— Ты мнишь, сватовство боярина способно разрушить твою дружбу с Ягеллонами… — задумчиво произнесла Софья. — а что, если выйдет наоборот?

— Что ты хочешь сказать, Княгиня? — поднял на нее удивленный взор Иван.

— Тевтонец явно отправился на Литву чинить козни Польской Короне. И если твой вассал остановит сего вредителя, Владыка Польши будет лишь благодарен тебе за это…

Если же боярину не повезет, Король, по крайней мере, оценит твою помощь и не станет ссориться с тобой!

— Умно, ничего не скажешь! — воспрянул духом Иван. — Но, одолев тевтонца, Бутурлин вновь попросит у Яна Альбрехта руку Эвелины!

— А Королю, после всех свершенных боярином дел, будет трудно ему отказать! — рассмеялась Софья. — Взбодрись, Княже, из сей битвы мы выйдем победителями!

К тому же, отправив боярина в погоню, ты не нарушишь обещания, данного Королю прошлой зимой. Полгода, в течение коих ты обещал придержать Бутурлина на Москве, как раз миновали.

— Минуют через неделю… — поправил супругу Князь.

— Вот и ладно! — улыбнулась Великая Княгиня. — Пусть боярин

отдохнет неделю в родных стенах. А там поглядим!

Перед порогом лазарета Эвелина на миг замерла в нерешительности. Ей предстоял разговор с человеком, ценой своего ранения спасшим ей жизнь, и княжна никак не могла подобрать слова благодарности.

Все фразы из книг по этикету казались ей выспренными и слишком далекими от жизни, чтобы ими можно было выразить признательность спасителю. Смущало девушку и другое. Ей предстояло войти в покои молодого мужчины, что, с точки зрения придворной морали, казалось предосудительным.