— Ну, не знаю… — неуверенно вымолвил боярин. — Чутье подсказывает мне, что это — не Махрюта. Боюсь, он подбросил нам чужое тело.

— Вот это да! — изумленно крякнул Воевода. — И что тебя подвигло на сию мысль?

— Вы не общались с татем так близко, как я, — попытался объяснить им причину своих сомнений Дмитрий, — и вам не уразуметь его действий…

Махрюта не только силен, как зверь, но и весьма хитер. Изворотливости его ума могут позавидовать иные философы.

В чем-то он подобен безумцу, но безумие не лишает его здравого смысла. Скорее, оно направляет мысли ирода в русло, недоступное для людского разума.

Посему его поступки трудно предугадать. Признайся, Воевода, что именно его непредсказуемость так долго мешала тебе изловить татя…

Нелюдь дал промашку, не убив меня сразу, но дважды спотыкаться об одну и ту же кочку он не станет. И сделает все, дабы его сочли мертвым. Это даст ему время залечь в чащобе и сколотить новую шайку!

— Охота же тебе так превозносить сего зверя! — досадливо проворчал Кшиштоф. — Как по мне, обычный тать, только пристрастившийся к человечине!..

— В том-то и дело, что необычный! — вздохнул Бутурлин. — Я поклялся, что избавлю землю от сего зверя, и не намерен так просто отказаться от задуманного…

— Вот в чем дело! — рассмеялся Кшиштоф. — Не можешь смириться с тем, что честь расправиться с татем Господь приберег для другого?

Что ж, я тебя разумею! Мне бы самому хотелось захватить изверга живьем и прилюдно казнить, дабы прочим татям неповадно было творить бесчинства!

Но что поделаешь, коли Господь и без нас воздал Махрюте по делам!

— А что, если боярин прав, и сей бедняк — не Махрюта? — задумчиво проронил Прибыслав.

— Я вижу, сомнения — вещь заразная! — укоризненно покачал головой Воевода. — И ты, друг, уже набрался их от боярина!

Пока ты окончательно не вверг нас в тоску, Дмитрий, поезжай в стан Радзивила. Быть может, встреча с княжной развеет твою хандру!

Только не забудь поблагодарить за ее освобождение Флориана!

— Не забуду, Воевода! — уверил его Бутурлин. — А вы не забудьте прочесать лес. Если тать жив, он не мог далеко уйти!

— Уж мы прочешем, — усмехнулся Самборский Владыка, — в том даже не сомневайся!

Именно эти его слова заронили в душу боярина сомнение.

Воевода сдержал свое слово. Его воины вместе с жолнежами Прибыслава обыскали большую часть леса, где мог скрываться Махрюта, но так и не нашли его.

Похоже, Бутурлин обознался, и людоед, терзавший набегами окрестные села, все же нашел свою смерть.

Устав от бесплодных поисков, самборские и кременецкие солдаты возвратились в лагерь. В конце, концов, кроме поимки изверга у них были и другие заботы.

Им вменялось в обязанность проводить в Самбор пленных бойцов, собрать на поле боя оружие и доспехи погибших. После недолгих раздумий Воевода предоставил эту честь Прибыславу. Сам же он отправился с Бутурлиным в стан Радзивила.

Дорога, ведущая к месту, где раскинул шатры мятежный княжич, тянулась вдоль леса, и Дмитрий всматривался в чащу,

надеясь разглядеть беглого татя.

— Да не крути ты головой, как сова, боярин! — досадливо поморщился, наблюдая за ним, Кшиштоф. — Если извергу и удалось выжить, он не станет укрываться на опушке!

— Если только не пожелает нам отомстить, пустив из зарослей стрелу! — ответил шляхтичу Бутурлин.

— Да брось ты! — поморщился Самборский Владыка. — Он не настолько глуп, чтобы рисковать своей жизнью, пытаясь отобрать наши!

Со мной полсотни конных аркебузир. Коли тать в припадке безумия посмеет выстрелить, мои люди нашпигуют его свинцом!

Только о чем я толкую? Махрюта уже отвечает за свои мерзости перед Господом, и тебе пора с сим смириться!

— Знаешь, Воевода, у нас на Москве говорят: «береженого Бог бережет!» — грустно улыбнулся боярин.

— Что ж, поступай, как знаешь! — безнадежно махнул рукой Воевода. — Только шею не повреди, вертя головой!

Если бы старый поляк знал, насколько прав его спутник, он бы сам велел жолнежам следить за опушкой леса.

Сквозь переплетения ветвей вслед шляхтичу и московиту смотрели полные ненависти глаза. Но принадлежали они не Махрюте…

Потомок Чингисхана, мурза Илькер, чудом избежал студеной купели, погубившей войско Радзивила. Памятуя о том, как подло обошелся с ним княжич, он не спешил вести своих людей в бой.

Илькер ждал, когда тяжелая конница Владислава проложит дорогу всему войску, и держался в хвосте литовского «клина». Это спасло ему жизнь.

При виде хлынувшей в долину реки мурза тотчас дал команду своим людям к отступлению. Но было поздно. Свинцово-серый вал обрушился на татар и литвинов, сметая все на своем пути.

Развернув коня, Илькер погнал его к ближайшему холму в надежде избежать затопления. По пути в его ногу вцепился какой-то обезумевший жолнеж, тщившийся за чужой счет спастись от воды.

Хлестнув его по лицу плетью, мурза избавился от нахлебника и птицей взлетел на холм, оглядываясь по сторонам. Никому из его людей не удалось избежать гибели. Разбушевавшаяся пучина поглотила их вместе с арьергардом литовского войска.

В мутном водовороте трудно было отличить татарина от жолнежа, но ясно было, что Радзивил проиграл битву.

Ждать, пока за ним явятся поляки, Илькер не стал. Едва вода умерила бег, он спустился с даровавшего ему спасение холма и поспешил к лесу.

Достигнув его, мурза задумался о том, как действовать дальше.

В считанные мгновения он утратил всех своих приверженцев и остался наедине с враждебным краем, не дававшим ему шанса на выживание.

Виновников своих бедствий мурза знал наперечет. Ими были: Радзивил, принудивший его штурмовать укрепления мятежников, высокомерный турок, не сумевший разгадать замысел врага, наконец, пес Махрюта, целившийся в него из пищали.

Всем им Илькер готов был предъявить счет за свое незавидное положение, но судьба лишила его такой возможности. Те, кого он проклинал за косность и вероломство, были недосягаемы.

Илькер не ведал, избежала ли смерти ненавистная ему троица или упокоилась в водах взбесившейся реки. Так или иначе, он потерял злодеев из виду и не знал, где искать.

Зато в просветы кустарника мурза рассмотрел недруга, коего ненавидел ничуть не меньше. Гордый правнук Чингизидов не мог простить Бутурлину удар сапогом, повредивший ему нос и зубы.

— Что ж, хотя бы с одним шайтаном я рассчитаюсь! — прошипел Илькер, сплевывая набежавшую из десен кровь. — Поглядим, неверный, придется ли тебе по сердцу мой подарок!

Привычным движением мурза потянулся к саадаку с луком и стрелами, но тотчас обнаружил его отсутствие. Петли, коими прибор для стрельбы крепился к седлу, были вырваны с мясом.

Похоже, их оборвал жолнеж, схватившийся за Илькера в попытке спастись бегством от хлынувшей в долину реки. В пылу боя мурза не заметил сего и лишь теперь осознал утрату.

Из всего оружия у него оставались лишь сабля да украденная у Демира-Аги пистоль. Она пребывала в сохранности и даже была заряжена.

Вблизи сие оружие могло пробить любой доспех, однако на большом расстоянии было бесполезно. Да и по скорострельности не шло ни в какое сравнение с луком.

Мысль идти на врага с одной пистолью сдавалась ему безумием, но отказаться от мести Илькер не мог. Это было выше его сил.

— Пусть я почти безоружен, — подумал он вслух, — но чтобы поквитаться с неверным, мне хватит и одной пули!

Нужно лишь дождаться мига, когда мы с боярином останемся наедине, и он заплатит мне за пролитую кровь Чингизидов.

Когда в том есть нужда, я умею умею быть терпеливым!

Сказав сие, мурза вернул пистоль в чехол и скрытно последовал за отрядом Воеводы.

На подъезде к стану Радзивила сердце Дмитрия учащенно забилось в предвкушаении встречи с любимой. Его волнение не укрылось от Воеводы.

— Поезжай-ка вперед, боярин, — добродушно усмехнулся он, — будет тебе томиться от страсти! Я тебя как-нибудь догоню!..