— Красно молвишь! — Воротынскому по нраву пришелся ответ. — Похоже, тогда, в Самборе, я тебя как следует не разглядел! Не помышляешь о том, чтобы служить Москве?

— Прости, боярин, — отрицательно помотал чубом казак, — не помышляю. Мои братья и так подсобили Москве, разбив отряд Валибея.

Давеча я опознал татя, что собирался убить вашего Владыку. Теперь еду с Дитрием на Литву ловить германского супостата!

Не много ли хочешь от меня, боярин?

— Что ж, от добра добра не ищут!.. — помрачнел Воротынский. — Оставайся при своей вольности! Я же возвращаюсь на Княжий Двор. До утра мне все одно не уснуть, так хоть со злодеями разберусь!

— Гоните сию падаль в княжескую темницу! — обернулся он к стражникам. — И до утра не давать им ни хлеба, ни воды! Пусть узнают, каково насильничать!

Пинками и зуботычинами воины погнали связанных татей в сторону княжьего подворья. Многие из них стенали и выли. Бородатый Пафнутий громче всех взывал к христианскому милосердию стражей.

Старший боярин собирался следовать за ними, но его окликнул Бутурлин.

— Погоди, Михайло! — обратился он к Воротынскому. — Нужно потолковать еще об одном деле…

— О каком деле? — насторожился тот. — Уж не собираешься ли ты вступаться за сих лиходеев?

— Не собираюсь! — поспешил развеять его опасения Дмитрий. — У меня иное на уме. Надобно оставить здесь до утра пару-тройку стражей на всякий случай. Мало ли кого лихая может принести сюда, тем паче, что мы сломали Анфимьевне двери…

И еще непременно огласить перед Москвой мнение Государя, что нет вины Натальи ни в заговоре, ни в блуде…

Дабы с ней не повторялось подобное! — он махнул рукой в сторону удаляющихся татей. — Прошу тебя, пусть глашатаи разнесут по Столице сию весть!

— Ладно, так уж и быть, исполню твою просьбу! — хмуро усмехнулся старший боярин. — А то ведь ты от меня не отстанешь! И откуда только, Митя, берутся люди, подобные тебе?

— Не все ли равно, откуда мы беремся? — развел руками Бутурлин. — Главное, что нам дорог покой Руси!

Грядущее утро принесло Владыке Московии нежданную весть. Еще не стихли разговоры о подвиге Бутурлина и его друзей, помешавших убийству Государя, а по Столице уже разнеслась весть о том, что они обезвредили шайку насильников.

Первым человеком, коего узрел, проснувшись, Великий Князь, был Воротынский, доложивший ему о событиях минувшей ночи.

Московский люд, собравшийся у Лобного Места, требовал наказания татей, и Князь, наскоро облачившись, поспешил на площадь вершить суд.

Много времени он не занял. Свидетельств Бутурлина, Флориана и Газды, не говоря уже о самой Анфимьевне, с головой хватило, чтобы осудить насильников на битье кнутом и изгнание из Столицы.

Правда, среди горожан нашлось немало тех, кои мнили, что нельзя обвинять коренных москвичей, основываясь на показаниях беззаконного степняка и чужеземца-католика.

Но Князь рассудил по-иному, да и большинство народа было на стороне Дмитрия и его друзей. В довершение суда Иван, по просьбе Воротынского, объявил всей Москве, что не видит причин нарекать Анфимьевне за блудодейство или измену.

Сие признание Владыки было призвано оградить в дальнейшем Наталью от нападок и преследований горожан. Воротынский исполнил данное Дмитрию обещание снять осуждение с купчихи, ставшей жертвой чужеземных козней.

Покушение на Московского Государя не прошло для него даром. Во время суда помост, на котором восседал Иван, окружала густая цепь ратников, не допускавших толпу к Владыке, а на всех высоких строениях, откуда просматривалась площадь, бдела городская стража.

Но все же Властелину Московии было неуютно, и, едва завершился суд, он поспешил удалиться в свои белокаменные палаты. Тревога Ивана не укрылась от внимания его супруги.

— Я знаю, каково тебе, Княже, — с сочувствием произнесла она, — не каждый день враги покушаются на твою жизнь. При дворе моего отца убийство претендентов на трон было частым явлением, но я так и не смогла привыкнуть к сему…

— Знать бы, кто из недругов послал убийцу! — тряхнул головой Иван. — Я бы достойно отблагодарил его за науку! В сей раз мне грозила смерть от пули, чего следует ждать в грядущем? Тати могут подкупить моего постельничьего, чтобы тот удавил меня во сне, подослать куховара, коий подсыпал бы мне в яство цикуту!

— Не растравляй себе душу понапрасну, Княже! — положила ему руки на плечи Софья. — Гнев — плохой советчик. И если ты подчинишься ему, врагам будет легче управлять тобой…

Давай рассуждать трезво. Что нам известно о твоем несостоявшемся убийце?

— То, что он вольно владеет русской речью и ведает наши обычаи… — неохотно изрек Иван. — Возможно, он — отпрыск одного из мятежных Князей, изгнанных мной из пределов Московии за измену русскому делу…

— Возможно, — согласилась с ним Софья, — но у меня нынче другое на уме. Помнишь, что сказывал давеча о сем тате приятель Бутурлина?

— Степняк с дивно обритой головой? — уточнил Великий Князь.

— Он самый, — кивнула его жена. — Если мне не изменяет память, он рек, что лазутчик подбивал казачье войско идти в поход на Унию.

Иначе говоря, рассчитывал ослабить Польшу чужими руками. Но кому было выгодно ее ослабление? Лишь той державе, что грозит Польской Короне войной…

— Швеции? — поднял на супругу любопытный взор Иван.

— Я не уверена в том… — покачала головой Великая Княгиня. — Но согласись, Княже, шведам был на руку сей поход!

— Без сомнения! — прижал к губам ее ладонь благодарный Властелин. — Знаешь, Софьюшка, с твоим разумом тебе, а не мне следовало родиться Московским Государем!

— Мне для счастья достаточно быть подле Московского Государя! — скромно улыбнулась Софья. — И, когда сие нужно, помогать ему советом!..

— Светлейший Князь, к тебе боярин Воротынский! — возвестил своему Владыке придворный глашатай. — Молвит, что у него для тебя есть новость!

— Вот как? — приподнял бровь Иван. — За последние сутки новости сыпятся на меня, как из рога изобилия. Поглядим, что за весть принес боярин Михайло!

Воротынский явился к Владыке не с пустыми руками. Вслед за ним в княжью светлицу вошли двое гридней, один из коих держал в руках кожаную мошну, другой — длинный предмет, завернутый в рогожу.

— Что это, боярин? — спросил у Воротынского Иван.

— Ты должен сие узреть, Государь! — взволнованно произнес, поклонившись ему в пояс, распорядитель двора, — Бог свидетель, подобного творения я еще не встречал!

Гридни развернули рогожу, и глазам Князя предстала пищаль диковинного вида. Ее булатный ствол был помещен в деревянную трубку, придававшую ему сходство с посохом, а приделанное с помощью винтов ложе неопытный глаз мог принять за столярный рубанок.

Но больше всего Ивана удивил медный рычажок с вставленным в него обрывком запального фитиля. Не нужно было долго разглядывать его, чтобы понять: сей механизм позволял стрелку воспламенять пороховой заряд, не отвлекаясь от цели.

В прилагавшейся к пищали мошне хранилась дюжина свинцовых пуль и пара ключей, коими лазутчик свинчивал воедино разрозненные части сего хитроумного оружия.

— Искусная работа! — не смог удержаться от похвалы Великий Князь. — Это из нее в меня целился тать?

— Из нее самой! — подтвердил его догадку Воротынский. — Я дал оглядеть сию ручницу нашим оружейникам. Пусть поучатся у чужеземных мастеров! Может, и они сотворят подобную пищаль!

— Что ж, ты верно поступил, Михайло! — одобрительно кивнул ему Князь. — Будет хоть какой-то прок Московской Державе от покушения на мою жизнь! Это и есть твоя новость?

— Имеется еще одна, Государь! — торжественно вымолвил боярин, склоняясь над чудо-оружием. — Я могу сказать, в какой стороне оную ручницу произвели!..

Похоже, тать, целившийся в тебя, пожелал скрыть сие и запретил оружейнику класть на пищаль клеймо. Но того подвело честолюбие, и он нарушил запрет. Впрочем, клеймо на свое изделие он поставил так, чтобы заказчик о нем не догадался. Я сам нечаянно его обнаружил!