— До сих пор не промахивался… — пожал плечами Орешников. — Тебе самой доводилось видеть, как я владею луком…

Ванда вспомнила меткость, с коей пускал стрелы боярин на подворье Медведя, и устыдилась своей язвительности.

— Прости, я вправду забыла… — вымолвила она, густо зардевшись. — Ты-то, верно, попадешь, а смогут ли попасть в веревку другие?

— Да что в сем особенного? — искренне изумился Григорий. — Тоже мне диво — бечеву стрелой рассечь! Митя Бутурлин со ста шагов в медный грош не промахнется! И прочие мои друзья на Москве в меткости мне не уступят!

— Нам, полякам, более привычен самострел, — вздохнула Ванда, — он и бьет дальше, и целиться из него проще.

— Верно, проще, — кивнул, соглашаясь, московит, — но и заряжать его в три раза дольше, чем лук. И если первой стрелой не сразишь в поле недруга, то выпустить вторую он тебе не даст…

Стрельбе из лука нужно дольше учиться, но освоив его, легко управишься и с самострелом. А вот арбалетчика, сколь бы метким он ни был, переучить на лучника непросто!

— Тебе, я вижу, известны все премудрости стрельбы, — улыбнулась Ванда, — тогда скажи, отчего стрелы в твоем колчане уложены острием вверх, а не вниз, как у других охотников?

— Потому что у них разные наконечники, — пояснил ей боярин. — Гляди: сии, с узким железком, — на мелкую дичь, те, у коих железко шире, — на зверя крупнее. Ими можно сразить вепря или даже медведя. О срезнях я уже сказывал…

На охоте всякое может статься. Бывает, идешь на зайца, а из кустов на тебя бросается волк. Должен же я знать, какую стрелу вынимаю из тула!

Что будет, если вместо стрелы-убийцы в моих руках окажется тупой «кайдалик», коим бьют пушного зверя? А так я не глядя найду стрелу с нужным наконечником!

— Наощупь? — удивилась Ванда. — А пораниться не боишься?

— Уж лучше пораниться, чем принять смерть от волчьих клыков! — усмехнулся Орешников. — Если стрелы не отравлены, то опасности нет. А на Руси не принято смазывать их ядом…

У нас до сих пор помнят, как погиб на охоте Византийский Василевс Иоанн Комнин.

Как-то на него бросился вепрь. Император принял зверя на рогатину, но при сем его рука, подавшись назад, ударилась о тул с отравленными стрелами.

Крышка на нем была поднята, и Владыка поранил ладонь об острия. Как ни пытались спасти Императора лекари, яд, попавший в его кровь, оказался сильнее целедных снадобий.

Через несколько дней Иоанн скончался, успев лишь промолвить, что его постигла Божья Кара…

— Ты сказал, Божья Кара? — прервала боярина нежданным вопросом Ванда. — Слушай, а что, если недруг, желающий убить нашего Государя, готовит ему подобную участь?

— Ранение отравленной стрелой? — задумчиво склонил голову набок Григорий. — Почему бы и нет? У вас, правда, не принято носить стрелы в колчанах, по-византийски, но стрелу, смазанную ядом, в королевский тул можно подложить и вверх острием…

Если только убийца ведает историю гибели Иоанна Комнина…

— А кто сказал, что убийце она не известна?! — вскочила со своего места Ванда. — Пусть над нами потешается шляхта, мы должны предупредить Государя о грозящей беде!

— Что ж, поспешим, пока не сталось непоправимое! — поднялся на ноги боярин. — Надеюсь, обнаружить стрелу с ядом нам будет проще, чем горшок с чумой!

Едва он вымолвил сие, над равниной разлился голос охотничьего рога, призывающий участников ловов к сбору у костра. Королевская охота подходила к завершению, чтобы смениться пиром.

Подобрав с земли лук со стрелами и арбалет, Ванда и московит двинулись к месту общего сбора. На душе у обоих была тревога.

— Ну вот, княжна, полдела сделано, — негромко вымолвил Мышь, оглядываясь на тонущую в тумане громадину замка Радзивилов, — теперь нам нужно скорее покинуть Ординат. Когда рассеется туман, твой родич и моя панна пустятся за нами в погоню.

— Одного не разумею: как нам удалось выбраться из узилища незамеченными? — изумленно пожала плечами Эвелина. — Даже дивно, что по пути к подземному ходу мы не встретили ни души…

— Ничего дивного! — хмуро усмехнулся ее провожатый. — Княжна Барбара постаралась, чтобы никто не мешал нашему побегу!

— Княжна Барбара? — не поверила услышенному Эва. — Ты шутишь?

— Даже не думал! — глаза княжеского слуги говорили о том, что он как никогда серьезен. — Моя панна искала способ тихо покончить с тобой, и я предложил ей помощь.

Убей люди твоего сродника тебя в замке, она бы не смогла оправдаться перед братом. А так можно свалить вину на предателя, похитившего тебя из твердыни Радзивилов…

То есть, на меня! — рассмеялся горбун. — Я пообещал Барбаре, что отведу тебя в место, где нас будут ждать слуги Бур-Корибута. На сих условиях она согласилась дать нам выезд из замка!

— Но ты не бойся! — наскоро утешил он побледневшую от страшного признания княжну. — Тебе смерть не грозит!

Я перехитрил сих злыдней. Они будут нас подстерегать у северной границы владений Радзивилов, а мы повернем на юг. Когда над лесом встанет солнце, гнаться за нами будет, поздно!

Правда, чтобы вызволить тебя, мне пришлось пойти на обман Вельможной Панны. Но как еще было сделать, чтобы она не препятствовала нашему побегу?

— И Барбара с Ксаверием поверили в то, что ты против воли своего хозяина убьешь меня? — изумленно вопросила Мыша Эвелина.

— За четыре кошеля серебра! — рассмеялся ее провожатый. — Два из них я потребовал в задаток. Чему удивляться, княжна? Для Барбары и Бур-Корибута измена да мздоимство — привычные вещи. Куда труднее им было бы принять мою верность княжичу Владиславу!

— Как же нужно любить своего господина, чтобы так рисковать, ради его счастья! — вздохнула Эва, — ты ведь спасаешь меня, дабы привезти к нему?

— Нет, не к нему… — загадочно улыбнулся Мышь. — Я хочу порадовать иного человека…

— Это кого же? — не на шутку встревожилась Эва. — Говори же, не томи!

— Мне довелось встретиться с ним в пути, — начал повествование горбун, — по дороге в Ординат Радзивилов, на постоялом дворе, я столкнулся с одним вельможным хлыщом, коий решил развлечься, бросая в меня камни.

Дивного в том не было. Знатные паны любят забавы с избиением холопов, а если холоп — горбун, то быть ему битым и подавно!

Сказать по правде, в заступничестве я не нуждался. Шляхтич был не больно меток, и уклоняться от его бросков мне бы не составило труда.

Однако некий московский боярин, гостивший на постоялом дворе, сказал хлыщу, что негоже-де знатному господину глумиться над убогими.

Тот полыхнул гневом, стал саблей махать! Но московит оказался проворнее. Выбил у него из рук оружие и сказал, что так можно головы лишиться!

Шляхтич заскрипел зубами, да что поделаешь, коли проиграл бой? Скрылся от срама в гостевой избе!

— Как звали того боярина? — с замиранием сердца вымолвила Эвелина. — Случайно не…

— Дмитрий Бутурлин! — с улыбкой закончил за нее Мышь. — Он назвал свое имя!

— И где это сталось?

— Далече от сих мест! — вздохнул провожатый. — Да и нет смысла туда добираться. Боярин, насколько я ведаю, повернул на восток. Похоже, он ищет тебя…

Признаться, я слыхивал от княжича историю вашей любви. Мой пан не раз поминал боярина бранным словом. Говаривал, что если бы не московский дикарь, ему было бы проще добиться твоей благосклонности…

— Скажи, когда вы виделись с боярином, ты уже знал о моем пребывании в замке Радзивилов? — подняла на Мыша испытывающий взгляд Эва.

— Вестимо, знал! — утвердительно кивнул он. — По-иному и быть не могло! Княжич Владислав отправил меня в Ординат, дабы я защищал тебя от происков Барбары. Как я мог не ведать о твоем плене?

— Тогда отчего ты не рассказал о том Дмитрию?! — с болью произнесла княжна.

— Вот так сразу? — лицо горбуна исказила грустная улыбка. — Мыслишь, я мог так легко изменить своему господину?

— Но ведь ты же…

— Изменил? — договорил за княжну он. — Верно! Однако принял сие решение не сразу. Остаток дороги до замка Радзивилов страдал совестью, думал о том, что негоже препятствовать вашему с боярином счастью. Но и предавать хозяина мне было не с руки…