Узнав, что у нас останавливался тот, смуглый, со спящей панной на руках, вылетел на дорогу, будто ужаленный. Да так резво помчался на восток, что его спутники едва поспевали за ним…

Матвей не закончил. Дверь в соседнюю комнату стремительно отворилась, и на пороге возникла гостья, ставшая предметом беседы трактирщика с женой.

При виде ее Матвей и Агнесса невольно отпрянули к дверям. В забинтованной руке девушка держала короткий нож, видимо, извлеченный из-за голенища, а глаза ее горели таким огнем, что, казалось, способны были испепелить семейную пару корчмарей вместе с их питейным заведением…

— То, что я услышала, правда? — произнесла она ледяным тоном по-русски, наступая на трактирщика и его супругу. — Бутурлин жив?!

— Живее не бывает! — робко пролепетал Матвей, пятясь перед воительницей. — Не далее, как вчера вечером, заглянул к нам не надолго… Вы почивали, госпожа, и я не посмел вас будить…

Губы бестии дрогнули, обнажив в гневной гримасе ровные зубы, забинтованные пальцы крепко сжали черен метательного ножа.

— Не убивайте нас, госпожа, — взмолилась, падая перед ней на колени, Агнесса, — пощадите! Я ведь перевязывала вам раны!

— Ваше счастье, что не успели на меня донести! — презрительно вымолвила демоница. — Иначе я бы вас точно не пощадила! Ваши жизни мне не нужны! Я хочу получить иное!..

— Наши души? — охнули в один голос корчмарь и его половина.

— На что они мне? — глаза гостьи широко раскрылись от изумления. — Я говорю о лошади! Лошадь у вас есть?

— Имеется! — с готовностью выпалил Матвей, готовый на все, лишь бы заезжая сарацинка не прикончила их с Агнессой. — И седло найдем, и все, чего пожелаете…

Спустя четверть часа незнакомка уже восседала на лошади. В красоте и резвости сия кляча явно уступала породистой кобыле, похищенной у Надиры Соплей, но выбора у дочери Валибея не было.

Она молила Аллаха лишь о том, чтобы он не дал Бутурлину далеко отъехать от сих мест.

— Московит точно отправился на восток? — вопросила она семейную пару, обернувшись в седле. — Если вы меня обманули…

— Как можно! — замотали головами Матвей и Агнесса. — Клянемся всем, что имеем: боярин поскакал туда, где восходит солнце!

— Что ж, иного выхода, как поверить вам, у меня нет! — усмехнулась воительница. — Получите за труды, надеюсь вам хватит сей мелочи, дабы купить новую клячу!

Оторвав от куртки пару серебряных застежек, Надира бросила их к ногам содержателей харчевни и птицей вылетела за ворота.

— Вот как бывает… — упавшим голосом вымолвил Матвей. — Думали обогатиться, а вместо сего потеряли…

— Радуйся, что в живых остались, — утешила мужа Агнесса, — а то ведь могли и с жизнью распроститься!

А так только лошадь утратили. Да то не велика беда, глядишь, за две серебряные бляшки приобретем новую. Как говорил мой покойный отец: были бы кости, а мясо нарастет!

Одно лишь худо, что мы выдали сей бестии, куда подался Бутурлин! Вдруг она настигнет его и убьет? Пусть он схизматик, но все же христианин. Негоже как-то вышло…

— Может, и не настигнет, — пожал плечами Матвей, — а может, боярин сам прикончит сию дикую кошку. Разве он дитя малое, что не способно за себя постоять?

— На все воля Господа! — согласилась с мужем Агнесса.

Стоя на замковой стене, Флориан вдохнул бодрящий осенний воздух. После долгого перерыва он впервые решился дышать полной грудью.

До сих пор все его попытки глубоко вдохнуть заканчивались болью в подреберье, лишавшей шляхтича сознания. Но сегодня он обнаружил, что недуг, терзавший его плоть, отступил, позволив безболезненно наслаждаться свежестью сентябрьского утра.

Похоже, ребра юноши, сломанные в схватке с Рожичем, начали срастаться, приросла к своему месту и ключица, выбитая ударом ретивого Сармата. Флориан готов был плясать от радости, когда придворный лекарь избавил его от деревянной полки, удерживавшей в приподнятом положении левую руку.

Сама рука, ослабевшая за время бездействия, казалась шляхтичу усохшей, но костоправ обещал, что в течение месяца она обретет былую ловкость и силу, если Флориан будет ее упражнять. Поначалу же, чтобы рука излишне не отекала, шляхтичу пришлось носить ее на переброшенной через плечо перевязи…

С высоты замковой галереи юноше открывался вид на окрестные леса, еще недавно кипевшие жизнью. Теперь, когда большинство птиц улетело на юг, они стояли в скорбном безмолвии, словно оплакивая ушедшее лето.

Одни из деревьев уже начинали рыжеть и покрываться багрянцем, другие стойко хранили изумрудную зелень листвы, не желая мириться с приходом осени.

Сквозь обступавшую замок рощу вилась лента дороги, истоптанная множеством ног и конских копыт, разбитая колесами возов, привозящих топливо и провизию в Королевскую Цитадель.

Однако сегодня она была на удивление пустынной. На ней невозможно было встретить ни обозников с их крытыми телегами, ни торжественных кавалькад всадников, ни карет.

Обычно в эту пору начинался осенний сезон охоты, и в Вавельский замок съезжалась со всей Унии знать, жаждущая потешить себя травлей крупного зверя. Но на сей раз Королева Ядвига была не расположена к приему гостей.

Королевич Казимир, ее надежда и опора, вернулся с войны оглушенным и не испытывал радости от торжеств и гуляний. После удара булавой по шлему он нетвердо стоял на ногах, скоро утомлялся и изнывал от частых головокружений.

Его возвращение в замок послужило причиной того, что Принцесса Эльжбета перестала донимать Флориана частыми визитами. Государыня упрекнула дочь в том, что она больше времени уделяет выздоравливающему шляхтичу, чем родному брату, куда более нуждающемся в сочувствии и заботе.

Боясь прогневить матушку, Королевна вняла ее словам и сократила количество посещений Флориана в лазарете. Однако полностью отказаться от встреч с возлюбленным Эльжбета не могла.

Вот и сегодня молодой шляхтич ожидал ее утреннего визита. Но судьба уготовила ему иную долю. Прежде чем свидиться с Принцессой, Флориану пришлось испытать горечь новой беды…

Глядя вдаль, он заметил движение на дороге. Сквоз рощу, вздымая пыль, несся отряд всадников, возглавляемый каким-то знатным Воеводой. Об этом свидетельствовали его пунцовый плащ, отороченный мехом горностая, и роскошные доспехи, ярко сиявшие в лучах солнца.

Стремительно преодолев расстояние, отделяющее лес от замка, отряд приблизился к воротам, после чего рыцарь велел горнисту трубить в рог.

Требование впустить его в крепость не осталось без ответа. Стража проворно отворила ворота Цитадели, и нобиль, сопровождаемый свитой, въехал на замковое подворье.

Это был рослый, костистый человек лет шестидесяти, несмотря на преклонный возраст, сохранивший в теле юношескую бодрость и силу.

В глаза Флориану, наблюдавшему за нобилем со стены, бросилось его властное горбоносое лицо с морщинистым лбом и хищно вздернутыми усами. Длинные темные волосы, прорезанные на висках сединой, были по-сарматски зачесаны назад.

Так же острижены были и его жолнежи, чья выправка выдавала в них опытных бойцов. На щитах и плащах воинов Флориан разглядел изображение аиста, отделанное серебром и золотом. Судя по расцветке герба, он принадлежал одному из знатнейших вельмож Королевства.

Вряд ли беседа с ним доставила бы Флориану радость. В памяти его еще свежи были впечатления от схватки с другим выходцем из Сарматской знати, и юноша не рассчитывал на теплый прием со стороны земляков сраженного им Рожича.

Однако избежать разговора с незнакомцем ему не удалось.

Проезжая через замковый двор, рыцарь посмотрел вверх, и Флориан встретился с его тяжелым, пристальным взглядом.

— Кто ты, шляхтич? — бесцеремонно обратился к юноше пожилой нобиль. — В каком сражении был ранен?

— Я Флориан Дукай, младший сын Князя Дукай-Залесского, — почтительно склонил перед старцем голову юный оруженосец, — племянник Самборского Воеводы Длугошевича…