— Прирежьте девку, — равнодушно ответил тот, — да поживее, мы скоро выступаем!

— Прямо здесь? — радостно оскалил гнилые зубы Пырятин.

— Где хочешь, только гляди, не забрызгай меня кровью! — глаза безбородого холодно сверкнули. — Раньше, чем мы окажемся в Самборе, я не смогу смыть ее с себя!

— Так мы отведем девку в лесок? — предложил атаману Филин. — И там — чик-чирик!

Главарь подал ему знак удалиться, а сам взял прутик с подрумянившимися грибами и надкусил один из них.

— Ну, пойдем, девонька! — с гнусной ухмылкой склонился над Вандой толстяк. — Пора тебе на встречу с Господом!

Заставив несчастную встать на ноги, тать потащил ее в лес за веревку, стягивающую запястья. Пырятин шел следом, пиная жертву ногой всякий раз, когда она замедляла ход.

— Вот ведь как бывает! — продолжал философствовать Филин. — Молодая, чистая, а должна умереть! Мы с Пырей такие злодеи, что клейма негде ставить, а будем живы! Ведь правда, Пыря?

— А то! — скрипучим голосом ответил его дружок, не забыв пнуть Ванду ногой в поясницу. — Будем девок портить да бражку попивать!

— Верно, то и будем делать, пу-гу — гу! — засмеялся утробным совиным смехом Филин. — Каждому — свое, девонька!..

От всего пережитого перед глазами Ванды плыли цветные круги. Ей с трудом верилось в то, что это происходит с ней наяву.

— Ну, вот и пришли! — торжественно объявил жертве Филин, когда разбойничий стан скрылся из виду. — Доставай, Пыря, острый нож!

— Да погоди ты, еще успеется! — осклабился Пырятин. — Сам рек: девица — молодая, чистая! Грех убивать такую, не сняв пробу!

— Истину глаголешь! — согласился с приятелем толстяк. — Кто первый снимать будет?

— Я предложил, я и буду! — выпятил вперед куцую бороденку Пырятин. — По мне, так это — честно!

— А мне, что же, идти за тобой следом? — протянул Филин, недовольный тем, что девственность жертвы достанется иному.

— Не жадничай, Филя! — прикрикнул на дружка Пырятин. — Мало ли девок я тебе уступал? Потерпишь один разок мое первенство!

— Ладно, потерплю… — шумно вздохнул тот. — Так тому и быть!..

Пырятин стал расстегивать пояс, но тут его взгляд упал на новые сапоги Ванды.

— Гляди, а сапожки-то у девахи что надо! — причмокнул языком негодяй. — Ей они ни к чему, а мне могут пригодиться!

Прежде чем Ванда успела осмыслить его слова, Пырятин поверг ее наземь и движениями опытного мародера стащил с девичьих ног сапоги.

— Да на что они тебе? — недоуменно пожал плечами Филин. — Ты в них все одно не влезешь!

— Не влезу — так загоню кому-нибудь! — хитро подмигнул другу Пырятин. — Гляди, какая кожа! С руками оторвут!

— Ну, а теперь, краса-девица, скидывай порты! — придвинулся он к Ванде, смрадно дохнув ей в лицо перегаром. — Нынче у меня женитьба!

Ванду вдруг охватила нежданная ярость. Вырваться из рук похотливого деверя, чтобы стать добычей еще более гнусных тварей, кои, отняв у нее девственность, перережут ей горло? Сего она не могла стерпеть!

Прижав к груди колени, девушка резко распрямила ноги и ударила ими в пах нависшего над ней Пырятина. Взвыв от боли, разбойник согнулся пополам.

Не давая татю придти в себя, Ванда выхватила из ножен на его поясе длинный корд и выставила перед собой клинок, готовая защищаться. Застигнутый врасплох Филин попятился назад, растерянно глядя на острие кинжала.

В этот миг Ванду озарило, что Небо дарует ей шанс спастись. Прежде чем разбойники опомнятся от изумления, она успеет скрыться в лесу. Едва ли Филин, с его пивным брюхом, и Пырятин, сраженный ударом в причинное место, смогут догнать ее в чаще…

Вскочив на ноги, Ванда побежала прочь от татей по лесистому склону. Филин было погнался за ней, но упал, споткнувшись о корягу.

— Ты что творишь, дурень?! — взвыл, корчась от боли, Пырятин. — Прикончи ее стрелой!..

— Ага, точно! — откликнулся толстяк, снимая со спины самострел. — И как я сам о том не подумал! Не уйдешь, девонька!..

По какому-то наитию Ванда дернулась в сторону, и это спасло ей жизнь. Басовито прогудев у самого ее уха, в ствол ближайшего дерева впилась арбалетная стрела. Вслед ей неслись угрозы и проклятия.

Девушка бежала сквозь чащу, не разбирая пути. Ветви хлестали ее по лицу, камни и опавшая хвоя впивались в нежные стопы. Но она словно не чувствовала боли, влекомая неведомой спасительной силой.

От волнения и быстрого бега ее сердце рвалось из груди, но душе Ванды никогда еще не было так легко и свободно, как сейчас. Лес поглотил беглянку, скрыв ее от хищных взоров преследователей. Звери в людском обличье остались ни с чем…

— Что за законы такие властвуют на землях Унии? — огорченно промолвил Газда, глядя вслед отчаянно удирающему зайцу. — Отчего иноземцам, проезжающим по польским дорогам, запрещено носить лук? Да будь он при мне, мы бы мигом устроили себе пир с зайчатиной!

— Видимо, Король заботится о том, чтобы гости державы не могли пускать стрелы в его подданных! — пожал плечами Бутурлин. — Иного объяснения сему запрету я не вижу…

— Можно помыслить, что, если мне встретится в пути какой-нибудь наглец, я не посеку его саблей! — возмущенно фыркнул казак. — Клинком даже вернее сразить можно!

— Ты хоть при поляках воздержись от подобных речей! — улыбнулся Дмитрий. — А то накличешь беду!

— Да не накличу я… — поморщился Газда. — Только из-за сих глупых законов придется нам всю дорогу давиться сухомяткой! Хорошо хоть, что я колбаску загодя добыл! Не желаешь отведать?

Казак извлек из привязанной к седлу котомки кольцо кровяной колбасы и, разломив ее надвое, протянул половину московиту.

— Жареная, она вкуснее будет, — вздохнул он, — однако, если костер недосуг разводить, пойдет и так!

— Гляди, даже колбасу прихватить не забыл! — одобрил старания друга боярин. — В запасливости тебе не откажешь!

— Ну, а как по-другому? — усмехнулся Газда. — Не везде же нас будут потчевать пирогами, как на Москве!

— Да уж, тебя хорошо попотчевали! — покачал головой Дмитрий, созерцая едва затянувшуюся рану на затылке приятеля. — Скажи, тебе и впрямь видение было, что Анфимьевне грозит беда?

Если так, то отчего ты нас с Флорианом не покликал? Втроем нам проще было бы одолеть татей!

— Про видение я сказал, чтобы Воротынский не донимал нас расспросами! — смущенно потупилил взор казак. — Перемолвиться мне нужно было с Натальей. Хотел сказать ей, что запала она мне в сердце, а там уж пусть сама решает, нужен я ей али нет…

Да только не пришлось нам толковать с Анфимьевной. Уже на подходе к харчевне я приметил иродов, входящих в ее дом. Хотел вбежать следом за ними, да лиходеи дверь изнутри затворили. Пришлось в терем через верхний поверх пробираться…

Сколько глупостей я тогда натворил, вспоминать срамно! Вместо того, чтобы изрубить татей клинком, вышел с ними на кулачки! Кабы вы с Флорианом не подоспели, сии изверги сперва бы прикончили меня, а после взялись за Наталью!..

Так что я вам по гроб обязан. И своей жизнью, и жизнью любимой!..

— Тебе ли о долгах речь вести! — урезонил друга Бутурлин. — Вспомни, сколько раз сам нас выручал! Не растравляй сердце попусту!

— Да я не растравляю… — тяжело вздохнул казак. — Только неспокойно мне все одно…

— От того, что не вышло поговорить с Натальей? Так ведь вы с ней виделись после княжьего суда!

— Виделись… — задумчиво молвил Петр. — И не с ней одной. Прежних насильников с Москвы прогнали, так к ней в гости новый пожаловал! Братец того ирода, коему я зубы вышиб!

— Тит? — уточнил у приятеля Дмитрий. — Едва ли он опасен. После всего, что сталось, ему будет не с руки донимать Наталью. Да и Воротынский пообещал, что не даст ее в обиду.

— Хорошо, коли так! — кивнул ему чубом Газда. — Только в большом граде за всем не усмотришь!

— Михайло усмотрит! — улыбнулся Дмитрий. — Ты его просто, плохо знаешь. Скажи лучше, что тебе ответила Наталья?