Вылетев из ножен, кинжал Хоэнклингера уперся острием в щетинистый кадык солдата, и Курт сдавленно захрипел, предвкушая свою гибель.

— Когда мы вошли в покои Воеводы, княжны и поляка там не оказалось… — с трудом выдавил он из себя. — Не ведаю, как, но им удалось отворить дверь и бежать на стену замка…

Когда мы их догнали, рыцарь уже усадил княжну в бадью крепостной лебедки и отправил вниз, сам же бросился на нас, не давая подступиться к спусковому механизму.

Мы убили его, но княжна улизнула из наших рук, а польские аркебузиры расстреляли нас в упор. Я чудом остался жив…

— Проклятье! — глаза Зигфрида сверкнули в факельном свете злобным огнем. — Сами они ни за что не отворили бы изнутри дверь! Похоже, Рарох велел своим людям отпустить пленников на волю! Я должен был это предусмотреть!!!

Вопреки ожиданиям Курта, кинжал его господина вернулся в ножны, что дало солдату отсрочку от смерти. Но расслабляться ему было рано.

— Мы должны догнать и прикончить девчонку! — процедил сквозь зубы Хоэнклингер. — Нельзя дать ей рассказать о нас Сапеге!

— Но она наверняка уже в польском лагере… — осмелился возразить грозному повелителю кнехт.

— Это мы еще поглядим! — Зигфрид отвязал от кольца в стене свою лошадь и, ведя ее в поводу, скрылся во тьме потайного хода. Не проронив ни звука, Курт последовал за ним.

Едва бадья коснулась земли, Эвелина выбралась из нее и подняла глаза, ища на замковой стене Ольгерда. На какой-то миг лицо его мелькнуло меж крепостных зубцов.

Рыцарь сражался один против четверых, и Эва была не в силах ему помочь. Но и оставить в беде друга она не могла. Вместо того, чтобы бежать к польскому лагерю, княжна помчалась к крепостным воротам, где кипела битва.

Она хотела найти Воеводу и упросить направить в помощь Ольгерду отряд, коий, пробившись сквозь вражеское войско, спас бы его от смерти. Но дойти до Самборского Владыки Эве не удалось.

Угодив ногой в скрытую травой колдобину, она подвернула лодыжку и, вскрикнув от боли, рухнула наземь. В то же мгновение стрела, выпущенная с крепостной стены, прошла по волосам княжны и вонзилась в землю в каких-нибудь трех шагах от нее.

Превозмогая боль в ноге, Эва встала и продолжила путь, но, едва миновав выступ стены, скрывший ее от стрелка, она очутилась в новой западне. Вырвавшийся из ближайших к Самбору зарослей, всадник в темном плаще устремился княжне наперерез.

Если бы не поврежденная нога, девушка успела бы добраться до поляков прежде, чем ее настиг преследователь, но боль в щиколотке сковывала Эвелину, не давая бежать в полную силу.

В считанные мгновения верховой догнал беглянку и его жилистые руки оторвали княжну от земли. Она отчаянно сопротивлялась своему пленителю, но силы были неравные.

Твердые, как железо, пальцы татя разжали ей рот и влили в него какую-то обжигающую, дурно пахнущую жидкость. Жарким огнем она устремилась в пищевод и желудок Эвы, лишая ее сил.

С минуту княжна еще пыталась вырваться из объятий недруга, но затем мысли ее закружились, словно подхваченные вихрем осенние листья, и на смену отчаянию пришло равнодушие. Душа ее отделилась от тела, чтобы улететь в неведомые дали.

Едва польские отряды двинулись к замку, Дмитрий стал облачаться в кольчугу. Это была тонкая железная рубашка, пол года назад подаренная ему Воеводой.

В том месте, где по ней прошел меч фон Велля, ряд колец пришлось заменить. Московским бронникам, чинившим доспех Бутурлина, не удалось подобрать металл, сходный по цвету с остальной кольчугой, и в память об их трудах на отливающей голубизной кольчатой ряби проступала светлая полоска.

— Ты что, в битву собрался? — полюбопытствовал, глядя на его военные приготовления, Сапега. — К чему тебе сие? Это не твоя война…

— Увы, Княже, она стала моей! — ответил, застегивая пояс с привешенной к нему саблей, Дмитрий. — В замке обретается враг, коего мне надобно изловить!

— Тевтонца, служащего Рароху? — понимающе кивнул старик. — Что ж, это твое право! Только вот сможешь ли ты его отыскать в сутолоке побоища?

— А мы не будем искать его в замке! — ответил за боярина, подтягивая подпругу своего коня, Газда. — Слуга Ордена не из той породы людей, что рвутся в гущу битвы. Скорее всего, он попытается улизнуть из Самбора по подземному ходу, как когда-то сделал я сам. Там мы его и встретим!..

— Что ж, удачи вам! — напутствовал их Канцлер. — Дать десяток солдат в помощь?

— Благодарствуй, Княже, мы уж как-нибудь сами! — поклонился в пояс ему Бутурлин. — мы будем ждать немца в засаде, а лишние люди могут его вспугнуь!

Промолвив это, он вскочил в седло, и они с Газдой поскакали в сторону острога.

— Храни вас Бог! — успел крикнуть им вслед Сапега.

— Вот здесь, брат-москаль, мы и будем дожидаться немца! — склонившись к уху Дмитрия, шепнул Газда. — Правда, трудно поверить, что в сотне шагов от нас скрыт потайной ход?

Поверить и впрямь было нелегко. На ровной, как скатерть, равнине, окружавшей Самборский Острог, едва ли можно было разглядеть признаки входа в подземное убежище.

Дмитрий невольно вздрогнул, когда земля невдалеке разверзлась, и из глубины подземелья вырвался всадник.

Закутанный в черный плащ, верхом на вороном коне, он казался выходцем из преисподней. Вслед за ним подземное обиталище покинул его верховой слуга.

— А вот и наши друзья! — криво усмехнулся казак. — Что, брат, готов к охоте?

Бутурлин лишь кивнул в ответ и, дав коню шпоры, вылетел из овражка, в коем они с Газдой поджидали неприятеля. Казак устремился следом.

При виде их черный всадник и его подручный, развернув лошадей, помчались к лесу. Встреча с Дмитрием и Газдой явно не доставляла им радости…

Покидая замок, Зигфрид фон Хоэнклингер горел желанием расправиться с княжной, но при виде верховых, встретивших его у выхода из подземелья, передумал. Тем паче, что в одном из преследователей он узнал Бутурлина.

Тевтонец до сих пор не мог понять, как боярину удалось вырваться из рук татар и привести в стан Валибея казачье войско. Но случившееся доказывало, что московит еще опаснее, чем представлялось Слуге Ордена, и Зигфрид счел разумным спастись от него бегством.

Однако резвость немецких коней, на которую так надеялся Хоэнклингер, себя не оправдала. Лошади преследователей не уступали им в быстроте, и вскоре Зигфрид понял, что оторваться от них не удастся.

Первым от неистовой скачки обессилел конь его подручного, и рыцарь решил, что пришла пора избавиться от Курта.

— Мы примем бой! — крикнул он, обернувшись к солдату. — Возьми на себя бритоголового, а я нападу на московита!

Повернув коня, Курт двинулся навстречу Газде с мечом в руке. При виде его казак отцепил от седла «летучий змей» и, крутя им над головой, пошел на сближение с врагом.

Пригнувшись в седле, он избежал встречи с клинком крестоносца и захлестнул веревочной снастью его руку, сжимающую меч. От страшного рывка оба вылетели из седел и продолжили борьбу уже на земле.

— Оставь меня! — крикнул Дмитрию Газда, видя, что тот спешит ему на помощь. — С сим супостатом я и сам управлюсь! Не упусти главного татя!..

Вопреки собственным словам, Зигфрид не спешил вступать в бой, продолжая двигаться к лесу. Но Бутурлин, чей степной конек был резвее немецкого жеребца, все же сокращал разрыв между ними.

Развязки их встречи Газда, занятый схваткой с собственным врагом, так и не увидел. Тевтонец и Бутурлин скрылись за лесом, врезавшимся клином в предзамковую пустошь.

Казаку удалось вырвать из рук Курта и отшвырнуть подальше его меч, но немец напал на него с кинжалом. Стиснув пальцами его запястье, Петр вступил в борьбу за клинок.

Курт превосходил противника ростом и весом, но руки у Газды были сильнее. Вывернув резким движением кисть врага, он завладел кордом и вонзил его немцу в шею.