Однако действительность превзошла все ожидания княжны. Пребывая под стражей, она не могла выходить из шатра и посему не ведала, что творится в стане Радзивила.

Но вскоре снаружи раздались звуки, кои Эва никак не чаяла услышать. Некие вооруженные люди ворвались в лагерь и вступили в бой с его охраной.

В считанные минуты воины Радзивила были обезоружены и связаны. Эва вздрогнула, когда полог ее шатра распахнулся, но тотчас выдохнула с облегчением. В шатер вошел Флориан.

— Княжна, вы свободны! — с улыбкой произнес он.

— Флориан, как ты здесь оказался? — не веря своим глазам, вымолвила Эвелина. — Господи, как же я рада тебя видеть!

— А как я рад! — ответил, обнимая подругу детства, шляхтич. — Не бойся, Эва, твои страдания позади! Мы прогнали солдат Радзивила, и никто больше не посмеет удерживать тебя в плену!

— А что с княжичем? — робко вопросила своего освободителя Эва. — Он не сжег Милицу?

— Едва ли ему сие удастся! — усмехнулся Флориан. — С холма я видел, как река сметает его войско. Замысел Дмитрия удался на славу!..

— Дмитрия? — с замиранием сердца переспросила его Эва. — Он тоже здесь?

— Не совсем… — замялся шляхтич. — Когда мы с ним расстались, он пребывал в Милице вместе с Газдой и другими казаками.

Это ему на ум пришла мысль утопить конницу Радзивила…

— Что с ним, он жив? — Эве казалось, земля уходит у нее из-под ног. — Говори же!

— Вестимо, жив! — успокоил девушку Флориан. — Дойди войско Радзивила до Милицы, ее защитникам и прямь бы пришлось туго!

Но боярин призвал в помощь реку, и жолнежи Владислава утонули, не доскакав до деревни десятка шагов! За Дмитрия не тревожься, он цел-целехонек! Скоро явится за тобой, так что готовься к встрече!..

— Пресвятая Богородица, он спешит ко мне?! — растерялась от нежданной радости княжна. — Отчего ты сразу не сказал, Флориан!

— Вот говорю… — смущенно опустил глаза долу оруженосец. — Что ж, свое дело я исполнил. Будь счастлива, Эва!

Поклонившись Эвелине в пояс, молодой шляхтич покинул шатер. На душе у него давно уже не было так скверно.

Флориану казалось, что за полгода разлуки с княжной его сердечные раны зажили и уже не причинят ему такой боли, как прежде.

Но встреча с любимой вновь разбередила их, напомнив юноше о былых горестях. Эва по-прежнему обожала Бутурлина, Флориан же оставался для нее чем-то вроде родственника.

И то, что сам он испытывал к боярину братские чувства, не умаляло его страданий.

«Отчего Эва не смогла меня полюбить? — с тоской подумалось шляхтичу. — Ужели мои чувства к ней слабее любви Дмитрия?»

«Впрочем, что зря ходить по кругу? — ответил он сам себе. — На небе решено: Эва любит боярина, а он любит ее!

Отойди же в сторону, Флориан, и не мешай чужому счастью!»

Словно одобряя его решение, с неба перестал литься дождь, а из-за туч выглянуло солнце, неожиданно яркое для сего времени года.

— Дивно… — произнес юноша, вглядываясь в бездонную небесную синь. — И отчего я прежде не замечал, что небеса к нам столь близки?..

Знай Махрюта, какие бедствия ожидают его под знаменем Радзивила, он ни за что бы не примкнул к мятежному княжичу!

В миг, когда на литовское войско обрушилась стена воды, людоеду подумалось, что его настигла расплата за грехи.

Но пучина, опрокинувшая нелюдя, отступила так же внезапно, как и нахлынула. К своему изумлению, Каин сумел удержаться в седле, не утратив ни оружия, ни доспехов.

Едва вода сошла с равнины, он хлестнул коня плетью, и могучий жеребец, встав с колен, понес своего седока к спасительному лесу.

После вступления в битву Самборского Воеводы тать решил, что его служба Радзивилу завершена, и он княжичу ничего не должен. Ему оставалось лишь одно: спасать свою жизнь.

По пути к ближайшему леску Каину встретилось двое поляков, наивно рассчитывавших взять его в плен. Одному из них он вмял голову в плечи булавой, другого выбил из седла и затоптал конем.

Тать уже достиг кромки леса, когда за ним увязалась погоня. Обернувшись в седле, он увидал еще одного жолнежа, скачущего к нему с кистенем.

Не церемонившийся с врагами, Махрюта и на сей раз не стал изменять привычке. Развернув коня, он поскакал ратнику навстречу.

Уклонившись от шипастого ядра на цепи, тать вогнал край щита неприятелю в горло. Сперва он хотел покинуть убитого жолнежа на поле битвы, но оглядев его, передумал.

— А ведь ты можешь быть мне полезен! — улыбнулся своим мыслям людоед. — Лучший способ сделать так, чтобы меня не искали, — умереть!

Ты мне в сем поможешь. Мы с тобой примерно одного роста, да и в ширине плеч ты мне не уступишь. Пусть же мои недруги мыслят, что ты — это я!

Оттащив тело в кусты, он быстро переодел мертвеца в свои доспехи. На поясе Каина висел нож, острый, как бритва.

Ежедневно бривший собственную голову, людоед скоро избавил убитого от волос. Затем, взяв в руки булаву, дважды ударил ею жолнежа в лицо, превращая его в фарш.

— Чего-то недостает! — проворчал он, осматривая покойника с придирчивостью живописца, разлядывающего свое полотно, прежде чем отослать его к заказчику. — Ну вот! Как же я сразу не догадался!

Отхватив ножом изрядный клок своей бороды, тать вдавил его в кровавое месиво на месте лица жолнежа.

— Теперь все, как надо! — усмехнулся он, довольный своими трудами. — И пусть кто-нибудь скажет, что это — не Махрюта!

Произнеся это, людоед вскочил на коня и скрылся в чащобе.

Вытащив из тел убитых десяток стрел, Щерба вложил их в колчан и уже собирался покинуть поле битвы, когда к нему подъехал Воевода.

— Я и помыслить не мог, что у меня объявится такой союзник! — мрачновато молвил он, озирая казачьего вождя.

— Я тебе — не союзник! — холодно откликнулся Щерба. — Мы бились за простой люд, а не за Унию или Корону!..

— Как бы там ни было, ты нам помог, — нехотя признал заслугу атамана Кшиштоф. — Скажи, что ты намерен делать дальше?

— А тебе зачем сие? — прищурился старый казак.

— Хоть я и благодарен тебе и твоим людям за помощь, но впустить вас на свои земли не могу! — нахмурился Воевода. — Будет лучше, коли вы вернетесь в Дикое Поле!

— Что ж, в этом наши желания сходятся! — кивнул ему Щерба. — Не тревожься за веси, что встретятся нам по пути. Мы их обойдем стороной. Люди, спасшие Милицу от разграбления, не станут жечь иные села!

— Не отступишься от своих слов? — одарил его испытующем взглядом Кшиштоф.

— Не отступлюсь! — хмуро усмехнулся казак. — Мое слово крепко. Не веришь — спроси своего друга, пана Прибыслава. Ему как-то приходилось иметь со мной дело…

— И все же я велю жолнежам проводить вас до границ моих владений! — вздохнул Воевода. — Так мне будет покойнее на сердце!

— Коли тебе так покойнее, пусть провожают! — равнодушно пожал плечами Щерба. — Главное, чтобы твои жолнежи не задирали казаков. Напросятся на драку — потом пусть не обижаются!

Кшиштофа покоробило от таких слов атамана, но памятуя о спасении его людьми Милицы, шляхтич сдержал гнев.

— О сем не тревожься! — с плохо скрываемым раздражением ответил он. — Тебе и твоим молодцам опасаться нечего! Мое слово тоже крепко!

— Ладно! — бесстрастно кивнул ему Щерба. — Поглядим…

Заслышав позади стук копыт, казак оглянулся. Со стороны леса к ним приближался Бутурлин.

— Рад видеть тебя, боярин! — приветствовал Дмитрия Воевода. — Скажи, как тебе взбрело в голову разрушить запруду на Безымянной?

— Да уж как-то взбрело! — развел руками московит. — А тебе сие не по нраву, пан Кшиштоф?

— Да как сказать… — нахмурился старый рыцарь. — Карпов на обед мне теперь не дождаться. Однако недругов ты уделал лихо, ничего не скажешь! Воистину, хитроумием тебя Господь, не обделил!

— Хитроумие мне чуждо, — ответил шляхтичу Бутурлин, — просто без помощи Безымянной мы бы не смогли отстоять Милицу…