От смерти меня спас Олаф, вбежавший следом за мной в сие рукотворное пекло. Не знаю, как ему удалось вытащить меня наружу, но Господь оказался на моей стороне…

Очнувшись, я обнаружил, что большая часть тела мне неподвластна. Так в один день я утратил два любящих сердца и добрую половину себя самого.

Мне казалось, что теперь фон Велль прикончит меня без всякого сожаления, но я ошибся. Как ни дивно, он истратил немало средств на мое лечение и, даже убедившись, что прежним мне не быть, сохранил мою жизнь.

Оставил он в живых и Олафа. Немой мальчишка не мог выдать его тайн, а страх за его жизнь, по разумению Тевтонца, должен был уберечь меня от предательства.

Командор привез нас в Кенигсберг, где я без малого год обучался ремеслу знахаря под присмотром Орденских лекарей.

Там я узнал, как составлять яды и противоядия, выведывать чужие тайны, подлив в кружку какого-нибудь вельможи зелье, развязывающее язык.

Когда я полностью овладел сей наукой, фон Велль выдал мне деньги на постройку гостинного дома и помог закрепиться на перекрестке важных дорог. Остальное вам, должно быть, известно…

— Все же мне невдомек, отчего немец сохранил вам жизни! — тряхнул чубом Газда. — Неужто у него не нашлось иных слуг?

— Фон Велль не раз говорил, что его привлек мой дар выживать там, где другие погибают. Быть может, ему было любопытно, чем закончится мой жизненный путь. К тому же, хромой калека не вызывал подозрений у путников, ночевавших под крышей постоялого двора.

— Что ж, в таком подходе есть доля здравого смысла, — не мог не согласиться со своим спасителем Бутурлин. — Скажи, Командор часто наказывал тебе травить постояльцев?

— Почто вопрошаешь? — поднял на него хмурый взор хозяин схрона. — Будь доволен тем, что я спас твою жизнь! Как ни дивно, именно искусство отравителя помогло мне распознать яд, попавший в твою кровь, и верно сварить целебное снадобье…

Знаешь, боярин, из чего была изготовлена цикута, едва не отправившая тебя на тот свет? Из сока тех самых ягод, коими отравился мой бедный брат!

Недавно мне довелось побывать на Голом Острове, и я вновь узрел сии дьявольские плоды. С тех пор, как мы с братом были высажены на пустынный берег, чертовы ягоды там обильно разрослись.

Сказать по правде, мне хотелось, чтобы все участники той высадки объелись ими и протянули ноги, однако никто из сопровождавших меня татей так и не попробовал чудо-плодов. Похоже, им были известны свойства черных, как вороньи глаза, ягод…

— Скажи, что ты делал на Голом острове и кто были люди, коим ты желал смерти? — полюбопытствовал Дмитрий. — Они, как и ты, занимались морским разбоем?

— Да нет, у них было на уме совсем иное! — скривил лицо знахарь. — Пиратам я бы не стал желать смерти!

— Так кто же они тогда были? — не удержался от вопроса Газда. — Ты, я вижу, любитель загадками изъясняться!

— В том, что я поведал, никакой загадки нет, — отрицательно покачал головой знахарь, — только к чему вам моя подноготная?

— Ты ведь не просто заговорил с нами о былом, — задумчиво промолвил Дмитрий, — тебе нужна помощь, и ты ждешь ее от нас.

Я готов тебя выручить, но мне нужно знать, кому я помогаю…

— И то верно! — добавил из своего угла Газда. — Решил открыть душу, так открывай ее до конца!

— Что ж, может, вы и правы… — вздохнул хозяин схрона. — Ладно, слушайте тогда все!..

После того, как ты, боярин, обезглавил фон Велля, я попытался вернуться к мирной жизни. За годы службы Ордену мне удалось скопить кое-какие деньги, позволявшие сводить концы с концами.

Я приобрел в Данциге жилище, завел лавку, готовый влачить существование скромного торговца скобяными изделиями. Но фон Велль, похоже, вознамерился достать меня из ада.

Его псы все это время шли по моим следам и однажды подстерегли меня у дверей дома. С ними ко мне пожаловал молодой шведский пройдоха, смазливый хлыщ с козьей бородой…

— С козьей бородой? — переспросил знахаря изумленный Бутурлин. — Не тот ли это враг, что покушался на жизнь Московского Государя?

— Отчего бы и нет! — отозвался со своего места Газда. — И что ему было нужно от тебя?

— Недруги Польши и Москвы собирались высадиться на литовском побережии для похода на Самбор, — пояснил ему хозяин схрона, — да только не были уверены, что им сие удастся.

Море в тех местах коварно. Под водой уйма скрытых мелей, скал, запросто вспарывающих корабельное днище. Вот им и понадобился человек, способный провести суда к берегу сквозь сии препоны!

— И ты провел? — замер в ожидании развязки истории казак.

— А ты будто не знаешь, чем все завершилось? — криво усмехнулся бывший пират. — Я посадил все три корабля на мель, а сам ушел на лоцманском челне…

— И враги позволили тебе уйти? — не поверил его рассказу Бутурлин. — Знаешь, дивно как-то!

— Попробовали бы они не отпустить меня! — хищно улыбнулся его собеседник. — После того, как два кога развалились, а третий запылал, их заботило лишь спасение собственных шкур.

Правда, рядом со мной находился шведский соглядатай и пара его прислужников, кои пожелали свести со мной счеты. Но куда им до меня?

Я хоть и хромой, но с тесаком управляюсь лучше всей этой братии. Они же сильны да проворны в бою против слабых…

В пещере вновь воцарилась тишь, нарушаемая только треском сучьев в костерке. Бутурлин и Газда переваривали все, услышанное от хозяина схрона.

— Ну и что ты намерен делать дальше? — разорвал наконец неловкое молчание Дмитрий. — Чем мы можем тебе помочь?

— По правде сказать, я надеялся, что вы заберете меня с собой в Московию, — признался знахарь, — шведы и их немецкие прихлебатели не простят мне утопленных кораблей.

Пока я пребываю здесь, мне не избавиться от опасности, на землях Унии шведские лазутчики рыщут повсюду…

— Судя по недавним событиям, они добрались и до Москвы, — задумчиво произнес Бутурлин, — боюсь, московские стены не защитят тебя от мести шведов.

Если тебе кто и сможет помочь, то это — Польская Корона. За то, что ты помешал высадке татей в Литве, Король наверняка наградит тебя и найдет способ защитить от врагов. Не лучше ли тебе обратиться к Ягеллонам?

— В королевскую милость я не верю! — болезненно поморщился бывший пират. — Всякого насмотрелся за свою жизнь, ведаю, какова из себя милость Владык!

Да и что я отвечу Королю, если он меня спросит, отчего шведы подрядили лоцманом именнно меня? Придется врать, а вранье далеко не заведет.

Тем паче, что недруги сделают все, дабы правда о

моих деяниях всплыла на поверхность и Государь Польши узнал, кто такой на самом деле Харальд Датчанин. И вот тогда мне не сдобровать…

— Как же я мог забыть! — хлопнул себя ладонью по лбу казак. — Верно, тебя кличут Харальд!

— Если все так, как ты молвишь, то я готов взять тебя на Москву, — кивнул знахарю Дмитрий, — а что скажешь ты, Петр?

— Что тут можно сказать? — тяжко вздохнул Газда. — С одной стороны, я благодарен сему человеку за твое спасение, с другой — не могу простить ему гибель Тура. Как бы там ни было, Харальд приложил руку к смерти моего побратима.

Да и прочих грехов у него, что блох у бродячей собаки. Один Бог ведает, скольку народа он погубил ядом…

— С тобой трудно не согласиться… — кивнул ему хозяин схрона. -

Грехов на мне и впрямь немало. Когда я покину сей мир, то едва ли отправлюсь в рай…

Что ж, боярин, расстанемся здесь. Ты мне ничего не должен. Считай, что я расплатился с тобой за избавление от фон Велля. Жаль только, ты свершил это слишком поздно, и мне не удалось спасти сына…

— Погоди, Харальд! — прервал речь знахаря Бутурлин. — Не спеши. Помнишь, Спаситель рек: «не судите, и да не судимы будете, ибо каким судом судите вы, таким и вас судить будут!»

— Ну и к чему ты сие сказал? — нахмурился Газда.

— К тому, что все мы — не святые, и за каждым из нас грехи бродят чередой. Важно то, что мы свершили, но еще важнее то, что можем свершить в грядущем.