Луне моей ясной про слезы мои без обмана скажи!

Трепещет Лутфи и томится в разлуке он ночью и днем,—

О горе его моему ты прекрасному хану скажи!

Где моя розоликая, где мой крин золотой?

Где красавица стройная, кипарис молодой?

Над апрельскою розою вновь поет соловей.

Где же ты, о весна моя? Что же ты не со мной?

Вот я — прах у дверей твоих, но не молвила ты:

«Где же он — мой покинутый? Где возлюбленный мой?»

Быть в разлуке с любимою мне терпения нет.

Невозвратно потерянный — где мой мир и покой?

Не гони исступленного, не гневись на Лутфи!

Нет и и воли, ни разума у пего пред тобой.

Ты словно кипарис высокий, ты нежной ивой — выросла.

Мучительницею жестокой и шаловливой — выросла.

Я думал: ты луною станешь, а ты весенним солнцем стала!

Ты воплощеньем света жизни — очам на диво — выросла.

Ты что в смущенье лик скрываешь? Иль зеркало не говорило,

Как ты пленптелыю и мило, как горделиво — выросла.

Лутфи ясна твоя загадка: ты ранней утренней звездою

Упала в мир и девой пери красноречивой — выросла.

Когда кокетка на меня, косясь, со зла глядит,—

Ах, это значит, что беда из-за угла глядит.

Среди красавиц нет второй, в лукавстве равной ей.

Из каждого ее зрачка, блестя, стрела глядит.

Прикован мой несытый взгляд к ее запястью,— что ж,

Ведь нищий на руку, что грош ему дала, глядит,

Красой невиданной она все кажется тому,

Кто целый день на розы щек, на блеск чела глядит.

Ах, каждый взмах ее ресниц смертелен для Лутфи!

Не радость подарила взгляд,— нет, смерть пришла — глядит.

Ах, поведай, девам рая не сродни ли ты?

Ароматной розе мая не сродни ли ты?

Лишь вдали блеснешь красою,— мне на миг светло.

Месяцу, о золотая, не сродни ли ты?

Медленны твои движенья, сладок твой язык,—

Сахару, от неги тая, не сродни ли ты?

Говорят, тебя кумирам предпочел Лутфи,—

Ах, красавицам Китая не сродни ли ты?

Если б свет лица ее погас,—

Осенью была б весна для нас.

Мне страшней меча над головой

С идолом моим разлуки час.

Пылью стать бы под ее конем,

Чтоб по мне проехала хоть раз,

Душу я за бровь ее отдам.

Стройте склеп мне — бог меня не спас.

Не один Лутфи,— о розе той

Горек сотни соловьев рассказ.

Что равно твоим кудрям, вьющимся и благовонным?

Завитки твоих кудрей — как орлы под небосклоном!

Дивное твое лицо людям кажется Кораном,

Поклоняются они красоты твоей законам.

Твой желанный алый рот меньше маленькой пылинки,

Меньше всех на свете мер,— верить мы должны ученым!

Вероятно, сам Юсуф и во сне бы не увидел

Сладких губ твоих рубин вещим взором восхищенным!

Что сравнится на земле стойкостью с моей душою?

Хоть страдает, по верна прежним клятвам непреклонным

Что сравнится на земле с красотой твоей манящей?

И соблазны и силки расставляешь ты влюбленным!

Обезумел раб Лутфи и не внемлет назиданьям,

Ибо лишь одной любви предан сердцем опаленным.

Доколь я луноликой буду мучим,

Доколе вздохам возноситься к тучам.

Что делать сердцу с черными кудрями?

Дороги эти кривы, ночь дремуча.

Ее блестящих яблок ие достанет

Моя рука, а я не видел лучших.

Пусть видит мой завистник, как счастлив я.

Я у дверей ее, как праха куча.

Я стал ничтожней пса от вечной скорби.

Простите путь мой, горький и певучий.

Слова Лутфи — хвала ей, словно жемчуг.

И ей, чтоб их услышать, будет случай.

Красота твоя — светильник, чей огонь меня привлек.

Чтоб сгореть в огне жестоком, я лечу, как мотылек.

Кто приговорен к разлуке, тот взывает: «Пощади!»

Юной прелести царица, пощади: я одинок!

Обезумел я, увидев: ты, как пери, хороша.

Так верни мне ясный разум, ибо жребий мой жесток!

Умираю оттого я, что с тобою разлучен,

Но пришел к тебе, надеясь: дней моих продлишь ты срок.

Лук бровей твоих увидев, прискакал к тебе Лутфи.

Я, как агнец, жду закланья,— так срази меня, стрелок!

Твой стан, твои уста увидев, я восклицаю: «Ах!»

Когда я на тебя ни гляну, твержу: «Велик аллах!»

Лишь об одной тебе мечтаю, не нужен мне никто,

Поэтому ты самовластно живешь в моих мечтах.

Желать свиданья я не смею, поэтому шепчу:

«Хоть на мгновенье отразиться хочу в твоих зрачках!»

Бессильный отыскать сравненье, сказал: «Ты кипарис!»

Но я тебя унизил: смысла в подобных нет словах!

Кто из людей дерзнет коснуться подола твоего?

Поэтому тебя сравнил я с луною в небесах.

Но с чем сравню твою походку, твой стройный, тонкий стан?

Тебе подобья не найду я ни в жизни, ни в стихах.

Ты сделала, красой сверкая, цветистым слог Лутфи,

Поэтому твержу: «Всевышний велик в своих делах!»

О красавица, напрасно ты бежишь от договора

И скрываешь покрывалом лик от пламенного взора.

Ты своею красотою все сердца поработила.

Кто не думает о людях, тот творца рассердит скоро.

Счастье любящим не дарит это выспреннее небо,

Не пошлет оно блаженства, не смирит оно раздора.

Свод бровей твоих высоких для того был зодчим создан,

Чтобы я светильник сердца в нем оставил без надзора.

Кто твой лик камфарно-белый дерзко сравнивал с луною,—

Тьму и свет не различает, все мешает без разбора.