Я сожжен дотла! Прядь волос легка, где шипов игла.
Роза зацвела, и в дремоту мгла соловья ввела.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.
На тебе богат дорогой наряд, шелк, парча горят.
Кубок твой подъят, лей вино услад! Жертвы не щадят.
Только выйди в сад! Режь,— Саят-Нова будет только рад.
Выйди в сад со мной! Жду тебя с хвалой, сазом и мольбой.
* * *
Ах, почему мой влажен глаз и кровь на сердце? Жжет она!
Болезнь — любовь и этот раз, лекарство в свой черед,— она!
Я слег, но взор мой каждый час опять к себе влечет — она!
Мне надо умереть, ко мне — ах! — лпшь тогда прпдет она!
Весна настала, и манят зазеленевшие края;
Фиалковые горы в сад давно послали соловья.
Но песни ночью не звучат. Чинара, это месть твоя?
Пусть ищет роза соловья: его — ах! — не найдет она!
Мак, ярко-красный, дал совет: «Скиталец-соловей влюблен.
И, верно, вспомнит про букет, что базиликой оплетен,
Но ты солги, что розы нет и что цветок был унесен!»
Вот — изгородь, ах, соловей! Твой бедный труп песет она.
Сладки, сладки твои слова! Язык твой сахар и набат,
И твой шербет, гласит молва, хорош, как спелый виноград.
Семь дней твердил я, ты ж, резва, семь платьев мерила подряд,
Бязь и кумач, но где же ткань, что всех достойней? Ждет она!
Язык ашуга — соловей: он славпт, не клянет сплеча!
Пред шахом он поет смелей, и для него нет палача,
Нет правил, судей и царей, он сам спасает всех, звуча,
Лишь ты, Саят-Нова, в беде, пришла, не отойдет она!
* * *
Чужбина — мука соловья: год — сада он родного ждет!
Чтоб подала рука твоя вина мне, сердце снова надет!
С другими ты, и мучусь я: так раб царя земного ждет!
Созрел грудей твоих шамам — сосуда золотого ждет!
Слова бессильны пред тобой! Как алый лик твой описать?
Как бровь изобразить сурьмой? И золота тут мало взять!
И только стан прекрасный твой овалу плеч твоих под стать!
А золото твоих волос давно луча дневного ждет!
Ты с детства слышишь голос хвал: но славить красоту я рад.
Ковчег — твоих грудей овал, чтоб ставить амбру и мускат!
Не может, кто тебя встречал, представить лучший миг услад!
Рука — самшит, а пальцы — воск: хрустальных спиц он снова ждет.
Нет, я не полюблю другой! Сдается: ты мне суждена!
Лишь я неделю не с тобой, как рвется каманчи струна!
Сам царь иль врач-Лукман со мной, а мне поется: «Где она?»
Им раны не понять моей: она клпнка стального ждет!
Красавица! В тоске души один брожу, сожжен тобой!
Красавица! О, не спеши! Дай погляжу, пленен тобой!
Красавица! Мир чей, реши: сужу, что отнят он — тобой!
Доколе жив Саят-Нова, тебе ль певца иного ждать!
* * *
Я был в Абаше, я весь мир прошел до края, нежная,
Тебе подобной нет нигде, ты отблеск рая, нежная,
Ведь на тебе и холст простой — ткань парчовая, нежная,
Недаром все творят хвалу, тебя встречая, нежная.
Ты — дивный жемчуг. Счастлив тот, кому судьба купить тебя.
Не пожалеет, кто найдет, но горе — обронить тебя.
Увы, в блаженном свете та, чей жребий был родить тебя;
Живи она, была б у ней, как ты,— вторая, нежная.
Ты драгоценна вся насквозь, твоя сверкает красота,
Волна твоих густых волос янтарной нитью повита.
Глаза — два кубка золотых, граненых чашечек чета,
Ресницы — строем острых стрел разят, пронзая, нежная.
Лицо твое,— сказал бы перс,— второе солнце и луна.
Окутав шалью тонкий стан, ты золотом оплетена.
Художник выронил перо, рука виденьем сражена.
Встав, ты — как Рахш, а сев — затмишь блеск попугая, нежная.
Но не таков Саят-Нова, чтоб на песке воздвигнуть дом.
Чего ты хочешь от меня,— как в сердце вычитать твоем?
Ты вся — огонь, твой плащ — огонь, как воевать с таким огнем?
На ткань индийскую твою легла другая, нежная.
* * *
Угодливо, народный раб! Служить ступай, Саят-Нова!
Стяжать отличие царя не всяк мечтай, Саят-Нова!
И пусть подносят желчь тебе, ты сахар дай, Саят-Нова!
Но от камней свое стекло оберегай, Саят-Нова!
Тупицу в школу помести,— от розг не поумнеет он,
Покуда из него злой дух покорно не отвеет вон;
Кто черен, будет век таким, от мыла не белеет он;
Безродный в знать не лезь, кривуль не выпрямляй, Саят-Нова!
Когда б ты звезды сосчитал и знал число очей ночных,
Погубит злое дело — все: чти жития людей святых!
Слова спасителя — жемчуг, прекраснее лилей лесных,
И свиньям лал и жемчуга ты не бросай, Саят-Нова!
Там — радость свадьбы, там — печаль, там — пир и песнопенье — там,
Там — двое любящих в саду, в церквах богослуженье — там;
Коль волю духа ты творишь, не может быть и тленья — там:
Водой шумящей унесен, не унывай, Саят-Нова!
КАМАНЧА
Из всех людьми хваленых лир полней звучишь ты, каманча!
Кто низок, не иди на пир: пред ним молчишь ты, каманча!
Но к высшему стремись: весь мир, всех покоришь ты, каманча!
Тебя не уступлю я: мне — принадлежишь ты, каманча!
Ушко — серебряное будь, сверкай на голове — алмаз:
Рука — слоновой кости будь, на чреве — перламутр, что глаз;
Струна — из злата свита будь, резьбой пленяй, железо, нас;
Ты — бриллиант и лал! И суд,— всех посрамишь ты, каманча;
Смычок быть должен золочен, чтоб пышно оп блистал, звеня;
Певучий волос — быть сплетен из косм крылатого коня.
Тем, как бальзам, даришь ты сон, тех ты бодришь всю ночь, до дня:
Ты — золотой сосуд с вином, и всех пьянишь ты, каманча.
В ашуге две души с тобой: ему и чай и кофе есть;
Когда он утомлен игрой, на полке ты находишь честь,
Когда ж поет,— вновь пир горой, ты — празднеств и гуляний весть!
Собрав красавиц вкруг себя, их всех манишь ты, каманча!
Ты всем даешь веселый вид, с тобой опять здоров больной;
Чуть сладкий зов твой зазвучит, блажен, кто говорит с тобой.
Проси, да скажут: «Бог продлит — дни нас пленявшего игрой!»
Доколе жив Саят-Нова, что не узришь ты, каманча!
* * *
Меня и милую мою година та ж родила, знай,
И потому я вздох таю, а в сердце кровь застыла, знай,
Я днем и ночью слезы лью, а в грезах много пыла, знай,
Мой влажен глаз, язык сожжен, уста любовь спалила, знай.
Ах, сердце замерло в груди, утомлено борьбой оно,
око тускло, погляди, томится по одной оно,
Тьма перед мыслью впереди, лишь пение — со мной оно,
