В них капли жертвенный приход к безмерности морских широт,

В них океана глубина и жемчуга из глубины,

В них мира знаемого круг, в них все связующая цепь,

Где степь и в ней гнездо с птенцом в одно звено сочленены.

Шавката строго не суди, он пьет вино из глаз твоих,

Он пьян, безумен, он влюблен, он пьет — и нет на нем вины.

К дверям кумиров я пришел, в оковы верности одет,

Пришел муслином торговать в страну, где правит лунный свет.

От страстных рук моих ушел сегодня стройный кипарис,

Я — бедный голубь, горло мне сдавило ожерелье бед;

Благоразумный мотылек прочь от жаровни улетел,—

Как жаль, что он ушел от тех, чей в пламени исчезнет след;

Шавкат, смири себя, уймись, не сетуй на холодный век,

Он — не цветок, не запах — ты, и от него исхода нет.

От зависти к твоим губам пить перестал росу бутои,

Сгорела роза от стыда — был ею сад воспламенен,

Увидевши, как ты с лица отбросила волну кудрей,

Спеша, отбросил тень шатер, чтоб путник не был ослеплен.

Тот, кто находит вкус в крови, кому убийство нипочем,

Кто дружбу водит весь свой век не с чашей звонкой, а с мечом,

Тот столько в мир приносит зла, такую ненависть несет,

Что даже капелька росы враждует с солнечным лучом.

Когда рубины губ твоих раскроют свой бутон,

Я расцвету, как соловой, что розою пленен.

Твоей рубашки аромат мне ветерок несет,—

И сердца моего бутон вдруг розой расцветет.

Благоуханье роз ловлю среди пустынь одна...

В уме разлад. Пусть расцветет мой разум от вина.

Включу я в мир души своей индийские пески,

Цветут радушием друзей Кабула цветники.

Будь терпеливой, о Махфи! Терпение ведет

К тому, что и в песках пустынь порой тюльпан цветет.

К чему, к чему мои глаза грозу изображали,

Когда в душе моей в тот миг одни мольбы дрожали?

Довольно женской суеты! Ведь знаешь ты сама,

Что нити сердца твоего обуглились в печали.

О ты, который сладко спишь в благословенной тьме,—

Спроси бессонницу мою: с ней свыклась не свеча ли?

К чему преследуешь меня, как бубенец в пути?

Любовь свои караван ведет в неведомые далн.

Зато раскрылись, о Махфи, от слов твоих сердца,

Страдай, страдай, чтобы для всех стихи твои звучали!

Страсть, как Меджнуном и Лейли, повелевает мною cнова.

Нет сил у неба и земли, чтобы разбить ее оковы.

Я научила соловья влюбляться в розу. Это я

Послала мотылька, шутя, сжигать себя в огне багровом.

Я только с виду так бледна, кровь у меня красней вина,

Никто не знает, что она испепелить меня готова.

Мне трудный груз дала судьба, и я согбенна, как раба.

Тяжел мой сон, еда груба, одежда траурно-лилова.

Я шаха дочь, но в нищете. Что мне в моей же красоте?

Зовут меня Зебунннсо — все объясняет это слово.

Дождь, возвещая твой приход, обрызгал зелень трав.

Бутон полуоткрыл свой рот, к твоим стопам припав.

Юсуф и тот остолбенел, забыл родимый край,

Увидев юное лицо, с него завесу спяв.

Любовь, ты боль, что всех древней, кто заболел тобой,

Свиданьем будет исцелен, все средства перебрав.

Хотанским мускусом пропах твоих кудрей поток,

Целебна пыль твоих дорог, для глаз сурьмою став.

Влюбленным нравиться должны твои стихи, Махфи.

Суд сердца, справедливым будь, все мнения поправ!

К твоей улыбке и глазах горит любви примета — пламя.

Побудь, возлюбленный, со мной, гляди, и я одета в пламя.

Для мотылька моя ладонь сейчас губительный огонь.

Союз влюбленных узаконь священнее обета — пламя.

Быть саламандрою в огне иль рыбой в синей глубине

Влюбленной безразлично мне — везде источник света пламя.

Сжигай меня, измучай, страсть, натешься надо мною всласть,

О, соловьиная напасть,— и в розе, в час рассвета, пламя.

Пусть в сердце бедное твое огня вонзается копье.

Махфи пыталась воду нить, но вновь глотнула это пламя.

От вздохов пламенных моих и сад и дом озарены,

Покои спящего дворца, как будто днем, озарены.

Зачем светильник зажигать, когда глазам дано сиять,—

Ведь даже розы на лугу любви огнем озарены.

Струись, пурпурный ток вина! Пусть ночь беззвездная темна

Мерцанием заздравных чар сердца кругом озарены.

Махфи, так здесь заведено: сияет солнце всем одно.

Лик мудреца, лицо глупца одним лучом озарены.

Неуловимый аромат от роз струится ночью этой.

И я увидела в мечтах твои ресницы ночью этой.

Я стала плакать горько, чтоб все бурный поглотил потоп,

Но не смогла печаль моя до дна излиться ночью этой.

О, как гремели соловьи весь день в прибежище любви.

В саду разлуки я опять должна молиться ночью этой.

Я вслед тебе хочу брести, сжимая прах дорог в горсти.

Но где тебя мне обрести? Лишь пыль клубится ночью это».

Одним желанием жива, Махфи твердит в бреду слова:

«Зачем так вышло, что пришлось нам разлучиться ночью этой?»

Что значит жизнь? Среди цветов в беседке благовонной жить?

В очарованье день за днем довольной и влюбленной жить?

Или покрыть свои черты хламидой мрачной нищеты,

Уйдя, как Хызр, от суеты, в пустыне отдаленной жить?

Не всем такая честь дана. Не телом, духом я сильна,