Тысячью огней сверкнешь и обманешь ты.

В каждом вздохе у меня, в каждом стоне — ты!

Заручилась ты не зря дружбою царей:

Грамоту индийский царь шлет из-за морей,

Страж с кинжалом золотым замер у дверей,

Блюдо жемчуга тебе в дар несут скорей.

Прочь ступай, Саят-Нова! Посторонний ты.

Разве голоден был и едой подкрепиться пришел я?

Слышать голос твой жаждал, беседой упиться пришел я.

Мне денницы дождаться б! Затем, что не спится, пришел я.

Сам не помню зачем, бестолковый тупица, пришел я?

Ты — венец государя. Бесценно твое покрывало,

А моя голова украшений таких не знавала.

Ты — оконница из хрусталя и резного сандала.

Ради ночи бессонной к тебе, златолицей, пришел я.

Ты — узорный клинок, драгоценный товар хорасанский.

Ты — цветистый атлас, ты — парча, каламкар индостанский.

Я — купец из далеких земель, ты — базар мой марандский.

Денег нет у меня на парчу, ради ситца пришел я.

Верь мне в долг, свет очей,— голова моя будет залогом,

А лихвою — хвала, славословье,— клянусь моим слогом!

Я тебе предаюсь, я стою перед этим порогом.

Не спастись — так погибнуть сегодня, царица, пришел я!

Целый мир не воздал бы тебе по достоинству дани.

Равных нет в Индостане, таких не найти в Прангистане.

«Бедный Саят-Нова,— говорят,— вне себя от страданий!»

Я Аллепо прошел, и в Ассирию, мпится, пришел я.

Мало радости в том, что совсем ты дурного не знаешь.

Ты печали не знаешь — ни старой, ни новой не знаешь.

Загубила кого, без единого слова,— не знаешь.

Чье рыданье всечасно прорваться готово — но знаешь.

Как зовусь я, и то — не гляди так сурово! — не знаешь.

Нас обоих господь сотворил,— я клянусь тебе в этом.

Слаще сахара может быть слово твое, по приметам.

Желчь оставь для врагов — не гнушайся хорошим советом.

Ты различья не ведаешь между зимою и летом.

Ты ни масленой, ни воскресенья Христова не зпаешь.

По природе своей соловей, воробьем я не буду.

Я не дальняя лодка, гонимая ветром повсюду.

Я не черен, а бел. Я привержен добру, а не худу.

Мы соседи с тобой. Как понять мне такую причуду,

Что родства ты не знаешь, соседства простого не знаешь?

Без тебя я томлюсь понапрасну, тоска меня гложет.

Как свеча, от чужого дыханья угасну, быть может.

Стань же сахара слаще,— мой стнх в этом деле поможет!

О, никто тебе, Саят-Нова, торговать не предложит!

Сам себе господин, ты ль призванья святого не знаешь?

Оставь меня! Хитрить, платить бесчестью дань я не хочу!

Я униженья не хочу, в ногах валяться не хочу.

Исподтишка передавать чужую брань я не хочу.

И сколько б ни твердили мне: «Двуличным стань!» —я не хочу.

Я простолюдин, а не князь. Другого званья не хочу!

Не допускай, чтоб кровь моя рекою попусту лилась.

Ты, видно, дорогой ценой купнл меия на этот раз.

К тебе с поклоном я приду: иранский чин введен у нас.

Но ты одень меня в шелка и переливчатый атлас:

С каймою черной нипочем я одеянья не хочу!

Ты слов моих не отвергай, коль правда у тебя в чести.

Зато твоей одежды край отныне я готов нести,

И прахом голову мою в своей гордыне не сочти!

Но саду твоему — с моим в одной долине расцвести.

Меж ними кольев не вбивай: размежеваиья не хочу!

Ушло былое, не вернуть поры твоей, Саят-Нова!

О пей напрасно не вздыхай и слез не лей, Саят-Нова,

Отныне всякий по плечу ударит: «Эй, Саят-Нова, Куда идешь?

Ступай ко мне, и ешь, и ней, Саят-Нова».

Но хлеба с твоего стола, с тобой братанья — не хочу!

Благословен строитель, возведший мост!

С ним камень свой прохожий в лад положит.

Народу жизнь я отдал,— за это мне

Могильную плнту мой брат положит.

Кто сердцем благороден, душой высок,

Сорвет, воспрянув гордо, оковы с ног,

А наш герой отыщет свинца кусок —

На стол купца, удаче рад, положит.

Труба слепого рока о том поет,

Что потерял достаток ночтепный род,—

А кто нуждался в шерсти, сегодня тот

Парчи да шелка в скрыню клад положпт.

Добро и зло, мой боже, разъедини!

От деспота лихого — оборони!

Не на врага в обиде я в эти дни:

Любимый друг мне в чашу яд положпт.

Вы, соловьи без вдохновенья, кому нужны?

Пройдет любовь — ее мученья кому нужны?

Саят-Новы стихотворенья — кому нужны?

Теперь любой созвучья в ряд положит.

Невыносимым стал мне песенный мой дар.

Я словно связан, рук лишен как будто.

Мой разум отлетел, в груди моей пожар,

А люди скажут: он умен как будто!

Наперекор всему я к хлебу соль достал,

Со дна морей песок — взглянуть изволь — достал.

К одной болезни сто, усилив боль, достал.

В них корень, в них и зелень крон как будто.

Да смилуется бог над мастера душой!

Сырою веткою горю в степи сухой.

На сердце уголек упал в иочп глухой,—

Огнем я мечен, заклеймен как будто.

Кровь глаз моих с водой реки смешал я,

И день и ночь от боли чуть дышал я.

Как мотылек на край свечи, упал я,

Промасленный со всех сторон как будто.

Безумцем стал, дышу любви угаром,

А ты восторг мой треплешь по базарам...

И говорят прохожие недаром:

Саят-Нова, мол, опьянен как будто.

Смерть придет ко мне незванно,— и себе я кров ищу.

Для злокозненных и низких я клянущих слов ищу.

Что мне помнить о минувшем! Новых берегов ищу.

Мир усопшим! Тех, кто ныне мне внимать готов, ищу.

Я — певец любви. Откуда этот дар ниспослан мне?

Он мой разум жжет, как пламя, а ведь я и так в огне.

Мирно, мать моя, покойся ты в загробной тишине!

С молоком свой дар впитал я. Млечных я ручьев ищу.

Как и мельницы, напевы не завертятся без вод.

Песнь меня в безумье ввергнет, вмиг мой разум разорвет.

В розы сердце обратилось, в лепестковый хоровод.

Не всегда ценю я знатных, в друге не чинов ищу.

Я попал в любви пучину, я чуть сдерживаю крик.

Вот я чувствую: без сил я, воют волны, скроют вмиг.

В песнях и четвертой доли мастерства я не достиг.

Ученик я, чтоб учиться, лучших мастеров ищу.

Песнопенье, словно пламя, сердце все мое сожгло.

Душу, тело мне сжигает, разум вихрем унесло.

Плачь, Саят-Нова безумный, проклинай ты это зло.

От невнемлющих не сгину. В мире свой улов ищу.