Что звезда моя к закату никнет, кроясь тьмой,— не знал!

Что свой меч уж занесла ты над моей главой — не знал!

Понял я: ты предстоящей казни рада — не пришла!

«О Машраб,— подвижник строго мне сказал,— в мечеть войди!

Сядь в михраб, к престолу бога взор духовный возведи!»

Я святого не обидел, гнева речь смирил в груди,

И молился я, но видел мрак и горе впереди...

Мысль о боге в душу, словно в бездну ада,— не пришла!

Я, рожденный для страданья, в мира тяготах погряз,

Мучась: где конец терзанью,— к брани прибегал не раз.

Вот он — полный лицемерья мир, душе и телу враг!

И метнул стрелу неверья я ему в зеницы глаз.

В дом вина тогда вступил я, но мученья в нем познал.

И, в мечеть войдя, застыл я, как аскет, оледенясь.

Я сто тысяч благочестий продал за кувшин вина.

О подвижник! Все на месте: мне — вино, тебе — намаз.

Магом был с отравой смешан тот напиток, данный мне,

Как Мансур, я был повешен, не ужившийся у вас.

Слава о моем безумье прогремела по земле,

Что отверг я оба мпра за один свиданья час.

Кто сказал: «Машраб безумен!» — коль отрекся я навек

От скитанья по чужбине, мне представшей без прикрас.

Говорится хикмет в год по хиджри такой:

Одна тысяча восемьдесят восьмой.

Говорится он в граде Булгар над рекой,

Говорит его грешник великий — Колый.

Беспросветно прошли мои годы, друзья,

Под глазами прорыта слезами стезя,

Дни и ночи раскаянье мучпт, грызя,

Что отвечу я, раб, перед божьим судом?..

Дел, угодных всевышнему, я не свершал,

Бренный мир мои помыслы все поглощал,

Я скорблю о прошедшем, ничтожен и мал...

Что отвечу я, раб, перед божьим судом?

Был я ветром познанья и страсти носим,

До конца отдал дань я страданьям земным.

Этот мир удивителен, незаменим!

Что отвечу я, раб, перед божьим судом?

Земледелье! Достойнее нет ремесла.

Ты займись им — снискаешь сегодня почет.

Божья воля его человеку дала.

Помни: пахаря милость господняя ждет!

Земледелье священно и служит оно

Правоверным и неправоверным — равно.

Земледельцу великое дело дано.

Помни: пахаря жар преисподней не жжет!

Человеку любому в народе любом

Любо пашню своим обработать трудом;

Он умрет, но господь не забудет о нем...

Помни: пахарь всех нас благородней живет!

Упаси меня, боже, бродягою стать!

Никому не желаю я муки такой.

Без домашнего крова — от горя страдать

Человек осужден, он теряет покой.

Безразличен бродяга для прочих людей.

Тот, кто здесь обитает под крышей своей,—

Ходит в гости и сам принимает гостей,

А бродяга о том лишь мечтает с тоской.

Нет отца у бродяги, чтоб старость почтить,

Нет и матери, чтоб о бедняге грустить,

Никого — кто бы мог о здоровье спросить...

Смерть бродяги — страшней всякой смерти другой.

Жил один, и один покидает он свет,

Схоронить его некому — близких ведь нет,

В тот же день затеряется след его лет...

Вот, бедняк, умирает он смертью какой!..

Посвятил я ей душу и думы свои,

А при встрече меня не заметит она.

Я сгораю в огне безнадежной любви —

Но водой это пламя не встретит она.

В сердце сок выкипает, а ей невдомек.

Я средь тысяч других, мне не светит она.

Подошла, подожгла, разожгла уголек,

Только страстью на страсть не ответит она!

Превратился я в пепел — ей все нипочем:

Стать не хочет она ни огнем, ни лучом...

Наших близких любовь, коль оценишь ее,

Слаще сахара наше сластит бытие.

Нет родни — вверить некому тайну свою,

Пред врагом нет соратников рядом в строю,

А в делах нет опоры в своем же краю.

Кто родни не имеет — грустит без нее.

На этот мир ты не смотри,

Простором манит этот мир,

Но тщетны все твои труды,—

Так злобно ранит этот мир.

Ведь все растает, как туман,

И, как невесты лик и стан,

Нарядом, маскою румян

Тебя обманет этот мир.

Он скажет: истину забудь,

Прикажет в сторону свернуть,

На свой несправедливый путь

Тебя потянет этот мир.

Нас в этом мире ждет одно:

Всем лечь в могилу суждено,

Мы все исчезнем все равно...

Недобрым занят этот мир!

Из сердца вырвется огонь — мои уста спалит,

В себе я спрячу тот огонь — моя душа сгорит.

Язык мой — пламенный очаг, рассыпал искры слов,

Лишь о любви заговорю — и мой язык сгорит.

Иссохло тело от тоски, я весь окостенел.

В огне разлуки плоть моя обуглится, сгорит.

Неумолимо сердце жжет пылающая страсть,

Любовь отнимут у меня,— и жизнь дотла сгорит.

С тобою разлучен Байрам, как соловей, скорбит.

Из сердца вырвется огонь — родимый край сгорит!

1

В чужом краю скитается Байрам,

Пьет воду со слезами пополам.

Кто на тоску обрек его, о боже,—

Пусть пленником печали станет сам!

2

Моя отрада, свет моих очей,

Проходит мимо, тополя стройней.

И если я догнать ее не в силах,

Хоть ты, о сердце, поспешай за ней!

3

Словами веры я не обольщен,

Безбожниками я не возмущен.

Мечети, храмы — разве это важно,

Магометанин я или крещен?

4

Меня к себе приблизила вначале,

Слова твои как музыка звучали,

Но вдруг ты замолчала и ушла,—

И ввергнут я в безмолвный мир печали.

5

Решиться на разлуку трудно мне,

Твою погладить руку трудно мне.