Ты других зовешь друзьями, я оставлен в стороне.

Душу мне изранил тяжко этот ласковый тюльпан.

Пощади, будь милосердна, о моя Аннасолтан!

Вот идешь ты, поражая мудростью и красотой.

Я, Гаибназар влюбленный, вновь дастан слагаю свои.

Лишь тебе он предназначен, а прочтет его другой.

Душу мне изранил тяжко этот ласковый тюльпан.

Пощади, будь милосердна, о моя Аннасолтан!

О роза, прекрасней цветка отыскать я не мог,

Я плачу, я горестных слез проливаю поток.

Воочью тебя лицезреть я пришел, как пророк,

В пути этом долго, о роза, тоской изнемог.

Утешь мою душу, о роза, целебный цветок!

Чудесным виденьем твой лик предо мною возник,—

Явилась и скрылась, блеснув красотою на миг.

И я, как Меджнун, одиночества меру постиг.

Никто не услышит в пустыне мой жалобный крик.

Уйми мои слезы, о роза, любимый цветок!

Любимая! Здесь, у дороги, жду встречи с тобой.

Лишила любовь меня воли, украла покой.

Сгорел я в огне своей страсти — стал пеплом, золой.

Но жажду опять насладиться твоей красотой.

Очей не смыкаю, о роза, нежнейший цветок!

Всевышний такой тебя создал, ты — словно луна,

Что властью своей красоты падишаху равна.

Склоняется ниц пред тобою влюбленных страна.

В недуге моем лишь любовь виновата одна.

Дай сил излечиться, о роза, желанный цветок!

Твой раб — Гаиби, о владычица сердца, взгляни,—

Я связан любовью, впиваются в кожу ремни.

Пусть беден и слаб я, но рабство мое удлини!

Слова отыщу, чтоб тебя прославляли они.

Ты только поверь мне, о роза, мой милый цветок!

Тоска по тебе в мою душу ввела войска,

Клубясь, как над чашей светильника струйка дымка.

Твой локон — безбожник, глаза твои — два палача,—

Над верой моей святотатствуют исподтишка.

Любимая, где ты? Умерь мое горе, приди,

С улыбкой глаза осуши мои краем платка.

Кровавые слезы из глаз моих льются ручьем —

Недаром вся степь от цветущих тюльпанов ярка!

Владычицу сердца избрал Гаиби на века —

Хумай, птица счастья, присела на груду песка!

Опять весна — ее приход весь мир преобразил,

Бутоны в розы развернул, лужайки оживил.

Пробилась из земли трава, тюльпаны расцвели.

Росу из чашечки цветка весенний день испил.

Расселись птицы на ветвях, свистя на все лады, —

Многоголосый птичий хор всевышнего хвалил.

С чинарой сплелся кипарис, отбрасывая тень,

Под сень зеленого шатра влюбленных пригласил.

Красавицы вдоль цветников проходят не спеша,

И кто-то с ними встречи ждет, любви смиряя пыл.

Вновь даровал всесильный бог прекрасный час весны.

Мечта на крыльях вознеслась, в сердцах — избыток сил.

Но замкнут дней круговорот, все обратилось в прах,

Цветущую траву лугов сери времени скосил.

И только жаль, о Гаиби, красавиц милых тех, —

Они, покинув этот мир, теперь жильцы могил.

Братия! Творенья божьи,— что, святоши, с вас возьмешь?

Вы послушниками стали,— что, святоши, с вас возьмешь?

Вы пришлись по праву веку,— что, святоши, с вас возьмешь?

Нам — во вред, а вам — во благо,— что, святоши, с вас возьмешь

Ложь свою поймете скоро,— что, святоши, с вас возьмешь?

Пререкаетесь друг с другом, где тут помнить шариат?

«Подожди!» — такому скажешь. Не оглянется назад.

Губы их ныряют в миски, а глаза в котлах кипят.

Постыдились бы пророка, целый день жуют, едят.

Равнодушные к укорам,— что, святоши, с вас возьмешь?

Тонут все в грязи порока, имя господа не чтут.

За утехами забыли, что настанет Страшный суд.

Хлеб, дарованный всевышним, не благодаря, берут.

Во грехе они зачаты, в похоти они умрут.

Нечестивцев лживых свора,— что, святоши, с вас возьмешь?

Беззаботные, как птицы, набекрень надев тюрбан,

Носят яркие халаты, а способны на обман.

Уведут овцу чужую и кладут ее в казан.

Сатанинский путь избрали,— оскорбляете Коран.

Правоправным не опора,— что, святоши, с вас возьмешь?

С буквой «вав» по виду схожи — голова вросла в живот.

Лишь начнут поститься, боже, впрямь навоза полон рот.

А дыхнет — как будто пламя изо рта он изрыгает.

В этом пламени зловонном и погпбнет мерзкий сброд.

Ненасытные обжоры,— что, святоши, с вас возьмешь?

Шейха он не почитает, на затылок сбив тюрбан,

На поминки и на свадьбу явится, хотя не зван.

На чужом пиру наестся, от вина чужого пьян.

Под проценты сам ссужает, за гроши берет туман.

Возлюбившие поборы,— что, святоши, с вас возьмешь?

Повидал куда как много я послушников таких,

Благозвучного Корана толкователей тупых.

На рассвете он молитву пробормочет, и утих.

Кто виновен, тот узнает сам себя в словах моих.

Учииители раздоров,— что, святоши, с вас возьмешь?

Гаиби для поучений вдохновенье дал аллах,

Но не станет он гордиться, что поверг невежду в прах.

Я наставника стыдился, если думал о стихах,

А послушники сбегают из мечети впопыхах.

Заклейменные позором,— что, святоши, с вас возьмешь?

Если шах жесток, от его лица

Сохнет все, у всех мертвеют сердца.

В жилах стынет кровь, замирает дух,

Зверь дрожит, если шах к моленьям глух.

1

Было то давно, много лет назад.

От свиты в пути отстал шах Кабат.

Туда и сюда заметался птах,

Вдруг увидел черный шатер в песках.

От шатра старуха к шаху бежит,

К очагу ведет, ублажить спешит.

Стала старуха корову доить,

Сама без счета молитвы твердит.

«Молока у старой целый поток».

Шах сказал: «Плати, старуха, налог».

Утром вновь старуха доить пошла.

Но меньше доила, чем слез лила.

Усмехнулся шах: «Что ты плачешь, мать?

Отчего тебе на судьбу роптать?»

Старуха в ответ: «Коли жаден шах,

Все живое страх превращает в прах.