Одна сова кричит плачевный свой упрек.

Сойди с коня! Коснись лицом земли бесплодной.

Нам дали мат слоны на злейшей из досок.

Земля пьяна, но пьет из черепа Ормузда;

Ей льет Нуширеван багряной крови ток.

Ты спросишь: где же те былые венценосцы?

Беременна земля от них на долгий срок.

Где Кесры апельсин и где айва Парвиза?

Все золото — ничто. Сам Сасанид — песок.

Вино из этпх лоз когда-то было кровью,

Кувшин — землею был, где прах Парвиза лег.

Земля от стольких тел тучнела и разбухла,

Но жаждет новых жертв, хотя бы малый клок.

И кровью детскою, как пурпурною краской,

Старуха красит рот, а женщина — сосок.

Бывало, странники везут домой подарки.

Я привезу друзьям рыданье этих строк.

О Хагани! Учись молчанью этой почвы

И подари друзьям ее сухой кусок.

Жалуюсь тебе на гнет и зло.

Послушай же, откуда все пошло.

Как раковина, я в пучине бед

Запечатлен. И мне исхода нет.

Чтоб жемчуг взять, чтоб створки разомкнуть,

Судьба ножом не растерзала грудь.

Я в пламени, мне не передохнуть.

В руках беды я сыплюсь, словно ртуть.

Явились бельма на глазах судьбы,

От оспы — ямы на щеках судьбы.

Но это бельма века моего,

А оспины — Ширван и зло его.

Да, обладал я крыльями орла,

Я видел мир. Но сломаны крыла.

Я злобою пленен и окружен.

И каждый вздох мой горек и стеснен.

В ярме — я сходен с мельничным быком,—

Вращаю ворот я в кругу своем.

Мой мельник — век. Гоняет он меня,

Мне не давая отдохнуть ни дня.

Бык, мельницу вертящий целый год,

В кругу стесненном пехотя идет,—

Зерно он мелет, радует сердца,

И нет его мучениям конца.

Для достиженья цели он в пути,

И все ж ему до цели не дойти.

Удушье тяжко давит грудь мою.

Я, сидя одиноко, слезы лью.

Мне сердце пламень внутренний спалил

И в кровь на веках слезы превратил.

Сосуд моей души разбит, о друг,

Моя работа падает из рук,—

Вот так, когда в лампаде масла нет,

Тускнеет и дрожит лампады свет.

У верных праздник есть — Новруз весной.

Но где же он — Новруз весенний мой?

Прошли года, мой волос серебря,

Как числа старого календаря.

Ведь с новым годом он не совпадет;

Свой календарь заводит новый год,

А старый календарь, что весь пройден,

Уносит из библиотеки вон,

И вместе с мусором сожгут его

Иль книгоноше отдадут его.

Сложилась так теперь судьба моя:

Тот старый календарь, о друг мой,— я.

Не ведал правды я в сердцах людей,

Вернее — даже не слыхал о ней.

Юсуф от братьев много перенес.

Из-за друзей я больше пролил слез.

Я камнем, в угол брошенным, лежу,

От горьких мук в себя не прихожу.

Пришли в упадок все мои дела,

Болезнь костер в груди моей зажгла.

Я — попугай, что мудрости учил,

Но город зла — Ширван — мне клеткой был.

Сгубил меня горбатый сей старик,

Отрезав клюв мой, крылья и язык.

Из Индии веселья он принес

Меня сюда — в обитель зла и слез.

Сказал он: «Из акульей пасти пей!»

И яд смертельный пищей стал моей.

Чтоб в Индию обратно улететь,

Как попугай — я должен умереть.

Служить презренным больше не хочу!

Хоть я рожден для песен — я молчу!

Язык связал я, рта закрыл ларец,

Я запер изнутри души дворец.

О, если бы язык мой саблей был

И делал дело, а не говорил!

Да, Шемаха прекрасна, хороша!

Но как в узилище моя душа.

И каждый волос тела моего

Стал сторожем узилища того.

Не то чтобы друзей мне повидать —

Ко мне и ветер не хотят пускать.

И если шаг я сделаю в тиши

Или вздохну из глубины души,

Враги арканом этот вздох возьмут,

И исказят, и шаху донесут.

Сердце мое как челнок, а любовь — океан.

Слушай, любимая! Эти слова — не обман.

Я, словно молнией, нашей разлукой спален,

Ранен, как саблей. И я умираю от рай.

Сжалься! Ты видишь — под бурею гибнет мой мир,

Тонет корабль мой, ветрила сорвал ураган!

Волн бушевание лишь по колена тебе,—

Я же кипящим смерчем с головой обуян.

Кто же соперники у Хагани? Ведь они

Даже стоять у моих недостойны стремян!

Выйди в поле, любовь моя,— видишь, как поле цветет,

Роза с утренним ветром из чаши свидания пьет.

Соловей говорит, что нарцисс опьянел от любви,—

Он, как видно, не знает, что красный тюльпан его ждет.

«Опасайся любви своей!» —лилия мне говорит,

Но совет ее вряд ли до слуха влюбленных дойдет.

Дань с цветов собирает в широкую полу весна,

Роза прячется в листьях, наряды свои бережет...

Не ходи в цветники, там ты палец шипом занозишь,

Там живет недотрога — колючий шиповник растет.

Я боюсь, о красавица! Если ты выйдешь гулять,

Кипарис — твою шапочку, мак — покрывало сорвет.

Ветер утренний амбровых кос услыхал аромат —

И вздохнул, и унес его в поле, и не отдает.

Из-за этого в ссоре я с ним. И смеются кругом:

«Вот глупец Хагани: с ветром утренним споры ведет!»

Дворцы царей подобны морю: нет в этом море перламутра,

Но стаями акул теснится там лизоблюдов жадный сброд.

И муж разумный, муж познанья, корабль духовного богатства,

Ища удачи, в это море неверное не поведет.

Жемчужины живого чувства в нем не найдешь ценою жизни,

Лишь сплетен и превратных мнений кружится там водоворот.