Две тайны зрели в стенах Зиггурата:

На Ложе Ра, благодатью чревата,

Венчанья тайна, как из году в год,

Свой щедрый миру готовила плод;

А в нижнем храме, пред темным престолом

Бессмертья тайну лелея в себе,

Я, жрец верховный, в сомненьи тяжелом,

Один томился в душевной борьбе.

Но это — участь творцов вдохновенных.

Порой, в наплыве тревог роковых,

Коварный шепот сомнений мгновенных

Смущает веру их грез огневых:

Тоща, в творении своем облекая

Недвижной формой живую мечту,

Они страшатся, что воля людская

Бессильна, мысль удержав на лету,

Поведать миру ее полноту.

Слабея духом на грани последней,

Пытал тревожно я совесть свою:

Победы ль меч я бесстрашно кую,

Иль верю в призрак несбыточных бредней;

В своем стремлении к спасению всех

Свершу ль я подвиг, безумье иль грех?

Но — нет. Всё ярче, властней и победней

На сердце вера в конечный успех.

Я прав. Себе я не создал кумира

Из грез тщеславных. Но в мире слепцов

Залог великий спасения мира

Один прозрел я в чете близнецов.

Их связь так ясно привык ощущать я

С тех пор, как тайной мой ум овладел:

Свершился в миг их двойного зачатья

Единой жизни случайный раздел;

То было целой души разобщенье,

Мужского с женским напрасный раскол;

Плоду единства пресек воплощенье

Природы тленной слепой произвол.

В зачатке сгублен враждебным расщепом

Цветок Завета… На скорбь и на срам,

Остался снова, в распаде нелепом,

Царицы-Смерти зловещим вертепом

Наш мир — бессмертья поруганный храм.

А в этой жизни взаимною страстью

Любовь связала их крепче родства;

Огнем нездешним, нездешнею властью

Зажегся светоч ее волшебства:

Он, Кормчий птицам в искании юга,

К цветам в полях направляющий пчел, —

Он создал двух близнецов друг для друга,

Стези их сблизил и жребии свел;

И меч бездушный земного закона

Рассечь не должен, что связано там,

В предвечных недрах небесного лона,

С великой целью, предсказанной нам.

Удел их — язву губительной розни

Стереть здесь, в царстве духовных калек,

Разрушить Смерти тлетворные козни,

Обитель Жизни воздвигнуть навек.

И в их слиянии таинственный осмос

Природы женской с природой мужской,

Наполнив прежней гармонией космос,

Вернет бессмертье природе людской.

Я слышал новой вселенной рожденье;

Я чуял жизни процветшей ростки!..

Упорство мысли и долгое бденье

Приливом крови стучались в виски.

И с жутким чувством щемящей тоски,

С тревогой в новом душевном надломе,

Я стал молиться в безмолвной истоме,

В немом порыве, чтоб вновь отогнать

Сомнений черных гнетущую рать.

Такой молитвы не ведал поднесь я.

Мое моленье не знало границ:

Как стая белых трепещущих птиц,

Мольбы рвались за предел поднебесья;

Спадали слезы восторга с ресниц,

И пот кровавый от страстного рвенья

Со лба катился. В огне вдохновенья

Душа горела… Повергнувшись ниц,

Я пал на землю, недвижно на голом

Полу простерся и долго потом

В тиши, пред грозно молчащим престолом,

Лежал во прахе застывшим крестом.

Когда ж поднялся, спокойный и сильный,

Исполнен духом и верой обильный,

То все сомненья исчезли, и лишь

Один хитон мой, измятый и пыльный,

Хранил след скорби. И дрогнула тишь

От слов призыва. Не просьбою нищей,

А силой воли в небесном жилище

Слова земные звучали: «Услышь,

Услышь, Всесильный! С горячей мольбою

В свой трудный час Твой слуга пред Тобою.

Меня, как ризой, Ты славой одел,

Украсил честью и блеском величья;

Ты дал мне мудрость, чтоб в знаменьях дел,

Тобой творимых, мог правду постичь я;

Ты слышал веры незыблемой пыл,

С высот услышал, как сердце взывало,

И Жизни смысл предо мною раскрыл,

Над ликом Смерти подняв покрывало…

Прими же ныне, как жертвенный дым,

Моленье это. Моими устами

Молясь, трепещет пред троном Твоим

Весь сонм миров, оживленных мечтами.

Бессчетных полчищ немых мертвецов

К тебе взывает отверженный голос:

Воздвигни, Мощный, в чете близнецов

Единства первый спасительный колос,

Да вечной жизни он даст урожай

На этой ниве злорадного тленья!..

Услышь!.. И если я чашу терпенья

Своим прошеньем налил через край, —

Не милуй!.. Небо громами наполни,

Сверкни мне гневом бичующих молний,

И скорой смертью мой грех покарай.

Когда же милость Твоя без предела

Над миром длится и не оскудела, —

О, будь мне в помощь. И смерть сокруши,

В единстве сблизив два девственных тела,

Смешав в единстве две чистых души!..»

Молитва тает, как дым фимиама.

Я жду хоть знака, но небо темно…

И вновь на сердце пророчество храма:

«Когда одежды вы сбросите срама,

И двое, слившись, составят одно,

Тогда исчезнет порока пятно,

И будет радость и жизнь без скончанья!..»

Суди меня, правосудный Судья!

Не в силах больше противиться я

Влеченью сердца, как долгу призванья:

На благо всем, я уклад бытия

Дерзну сломить всемогуществом знанья!

И, сбросив тленных одежд шелуху,

Как змеи — клочья ветшающей кожи,

Мы примем образ утраченный Божий, —

Да всё свершится внизу, как вверху.