Погибшая песня Луны лукавые лучи В душе по бархату печали Всю ночь желанной ложью ткали Мечты в узор цветной парчи, И сердце пело им ответом… Но песня канула в ночи, А ночь растаяла с рассветом. «Гудит набат. Дрожат сполохи…» Гудит набат. Дрожат сполохи. Зловещи знаменья судьбы… Но тишь в усадьбе: спят дубы, Тая об ярком прошлом вздохи, И сонный лебедь на пруде Виденьем гибнущей эпохи Белеет призрачно в воде. Хмель I. «Была весна. Сиял апрель…» Была весна. Сиял апрель, Черемух снег цвел песней белой… Любовь и счастье сердце пело, Как беззаботный менестрель; И средь друзей за шумным пиром Был для души заздравный хмель Волшебным жизни эликсиром. II. «Была весна. Сиял апрель…» Сентябрь подкрался, не спеша. Нет ни цветов, ни грез за пиром; Друзья ушли… В изгнаньи сиром Пугливо слушает душа В напеве ветра голос волчий, И хмель последнего ковша — Как дар из уксуса и желчи… Сентябрь, 1929 года «Обвил тяжелый мрак, как спрут…» Обвил тяжелый мрак, как спрут; Молчаньем полночь давит глухо, И в ней тревожно ловит ухо Неумолимый ход минут: Удары ль сердца средь затишья Шагами призрачно живут, Иль въяве мучит поступь мышья? «Мы глухи. Плоти ткань груба…» Мы глухи. Плоти ткань груба — В нас прежних жизней струны немы… А сны — веков былых поэмы: В них веет древняя судьба, Как аромат в заветных винах, Давно укрытых в погреба В тяжелых каменных кувшинах. Вьюга Всю ночь мело. Бил ветер ставней И жутко плакал у окна… И, одинокая, без сна Душа томилась болью давней, Молясь всё ярче, всё страстней, Чтоб эта вьюга замела в ней И самый след минувших дней. «Смущая мой покой домашний…» Смущая мой покой домашний, Мне в душу, в полный грез затон, Вдруг уронил полночный звон Стальные капли с древней башни: Тревожный всплеск; бегут круги И — тишь… Ушел мой день вчерашний, И в вечность канули шаги. Весенние напевы
I. «Весна, в напеве ароматном…» Весна, в напеве ароматном, Вся — юность жизни, вся — в цвету; И сердце, чуя красоту, В огне сгорает благодатном. Хочу любить: ищу, зову — И в обольщеньи многократном Обманут снами наяву. II. «Опять весна, и снегом белым…» Опять весна, и снегом белым Черемух спящий сад одет; И соловьи, и полусвет, И грезы, грезы — роем целым. А ты, отысканная мной, Встречаешь трепетом несмелым Мой прорывающийся зной. III. «Еще весна. Опять молочный…» Еще весна. Опять молочный Черемух наших ранний цвет, Вновь белой ночи тихий свет И соловей, наш друг полночный… Мы вновь вдвоем. Но только ты — Не прежний призрак непорочный, А грех зовущей красоты. IV. «Весна еще юней, победней…» Весна еще юней, победней; Черемух цвет — еще живей, И ночь светлей. Но соловей Тоскует в рощице соседней: Он не поет у нас в саду, И я один, весной последней, Обманным клятвам счет веду. Май, 1924 года «Уносит нас храпящий конь…» Уносит нас храпящий конь В снега, в мороз, во тьму ночную, Я трепет твой несмелый чую, Я вижу глаз твоих огонь, Я льну к тебе… Но в мехе шубы Украдкой теплая ладонь Отводит жаждущие губы. «Когда душа в ненастный день…» Когда душа в ненастный день Коснеет в мертвенном застое, — Вино нетленно-золотое В звенящей чаре шумно вспень И сердце светлым хмелем взбрызни Он, как кресало о кремень, В груди рассыплет искры жизни. «В тиши — хаоса жуткий гул…» В тиши — хаоса жуткий гул… Зияет страшной бездной вечность… Нет сна… Где светлая беспечность? Где песни, ласки и разгул? Солгала молодость-шалунья! Нависла ночь… И мертвых скул Усмешка в диске полнолунья. |
