Когда дремоту хаоса рассек
Творящим словом Таинственный Зодчий
И Жизнь над Смертью поставил навек,
Тогда, чтоб в узах земли человек
Был сближен с небом, где Дом его Отчий,
Воздвиг Создатель рукою десной
Святую Гору, союза залогом:
Святую Гору — престол свой земной,
Алтарь земли пред неведомым Богом.
В грозе и буре возникла Гора,
Качнуло землю паденье болида;
Прияла гостя тогда Атлантида,
Посланцу неба родная сестра.
И мифы шепчут, что царственный камень,
Свергаясь долу в свой новый удел,
Покинуть синих небес не хотел;
В дожде осколков, окутанный в пламень,
Всей косной мощью назад в высоту
Он так стремился, противясь паденью,
Что сплав бездушный, дивясь пробужденью,
Чудесно форму менял на лету.
И грянул камень, и землю жестоко
Ударом ранил, но к небу высоко
Вознес вершину: молитвенный пыл
Залетной глыбы навеки застыл
В стремленьи горнем мольбой одинокой.
И, взяв с единой вершины исток,
Как будто чудом рождаясь для мира,
Стекали реки по склонам менгира;
Четыре склона, на каждом поток:
Один — на юг, и другой — на восток,
На север — третий, на запад — четвертый;
И если б с выси небесной окрест
Взглянуть на землю, внизу распростертый
Предстал бы взору серебряный крест.
Пусть мир не помнит чудес Атлантиды,
Но вестью ранней, забытой поры
Доныне гордо стоят пирамиды
В живую память Священной Горы.
И стал наш Остров жемчужиной суши,
Где жизнь смеялась беспечным волнам
Ясней и проще, чем эпос пастуший:
Был близок Бог земнородным сынам.
В телах прекрасных безгрешные души
Сияли светом, неведомым нам,
На мир с любовью и счастьем взирая.
Тогда у Свыше Дарованных Рек
Земной оазис небесного рая
Нашел блаженный Атлант-Человек.
Как разум мира, по Мысли Предвечной,
Собой венчал он весь круг естества;
Ему природа, чутка и жива,
Была подвластна в красе бесконечной.
Он стал основой ее бытия,
Ее свободы творящей причиной,
И сам был с нею стихией единой,
Ее наполнив собой по края.
И в мозг животных, в дыханье растений
И в сон бесстрастный недвижных камней
Внедрял сознанье и свет без теней
Его лучистый божественный гений:
В судьбах им равный, но высший, как царь,
С Творцом сближал он творенье и тварь.
И были люди свободны душою,
Равны друг другу в природе живой
И, в братстве с общей сестрою меньшою
Роднясь, сливались с душой мировой.
Земля родная, и небо родное —
Атлант их вольный и радостный брат:
Ему, как гимн в гармоническом строе,
Был внятен солнца восход и закат,
И звезд доступно мерцанье ночное;
Ему приветом дышало алоэ,
Его ласкал и цветов аромат,
И блеск алмазный в прибрежном прибое;
Морскую свежесть с зеркальной воды
Свевали ветров незримые крылья,
Несли колосья дары изобилья,
И рдели, споря с цветами, плоды.
Таилась прелесть предвечного метра
В полете птичьем, и в беге ладей,
И в плеске моря, и в голосе ветра,
И в шуме леса, и в песнях людей.
Во имя хлеба, по слову проклятья,
Атлант не ведал дневного труда
И, словно птица, не знал никогда
Забот о пище. Чуждаясь стыда,
Мужи и жены, как сестры и братья,
Скрывать не мысля своей наготы,
Общались просто… Не так ли цветы,
Причудой форм и богатством окраски
Прельщая наш человеческий глаз,
Истому брачной изнеженной ласки
В своем бесстрастьи несут напоказ?
Прекрасны были людские сближенья:
Сияли очи, как звезд отраженья,
Как песня, голос любимый звенел,
Когда восторги двух трепетных тел
Поили чистой струей наслажденья
Желаний жажду, как гор родники,
И бремя женщин, и чадорожденья
Безбольны были; без крика тоски,
Без жутких мук обреченных родильниц
Младенец в мир дружелюбный вступал.
А в темных рощах, где с дымом кадильниц
Всходил до неба душистый сантал,
Жрецы с молитвой сжигали в жаровне,
Как жертву, рдяный цветок амарант:
На стол закланий для Бога Атлант
Не пролил крови с любовью сыновней.
И свят был отдых для Божьих сынов,
Их ночи мирны, и сон их без снов.
