Порою дети, в скитаньях без цели,
Чрез мост висячий взбирались бегом
На остров круглый и долго глядели
На все причуды в Саду Золотом.
Царей Ацтлана далекий прапрадед,
Давно когда-то, столетья назад,
Велел воздвигнуть Бессмертия Сад,
Где осень жизни в природе не крадет,
Где зной бессилен и бури налет
Порывом листьев с деревьев не рвет.
«Уроком мудрым людскому бессилью, —
Сказал властитель, — я чудо создам
И сад нетленный из золота вылью
В усладу сердцу, в утеху глазам.
Пусть помнят люди, что царственный гений —
Родник бессмертья, что творческий дар
Рукой искусства в пылу вдохновений
Наносит смерти смертельный удар!»
И мысль свершилась по слову владыки.
Прошли столетья. Правитель великий
Давно, смежив свой мечтательный взор,
Почил навеки во сне непробудном,
А сад чудесный на острове чудном,
Ущербу чуждый, цветет до сих пор.
Висячий мост золотою дугою
Ведет на остров. Как радостный сон,
Там всё сверкает, и золота звон
Везде протяжно гудит под ногою.
Кора деревьев, ветвей и сучков
В сплошной чеканке до мелкой морщинки,
И, словно трели тончайших звонков,
Звенят листвы золотые пластинки.
Во все концы золотые тропинки
Бегут, змеятся вокруг цветников;
Полны цветов золотые корзинки;
Цветы — из шерлов прозрачных; тычинки
Звенят о грани цветных лепестков;
Дрожат опалы, как будто росинки;
И так финифтью узор мотыльков
Подделан живо, как будто пылинки
Сложились в пестрый развод завитков.
Смарагдов, мелко дробленых, крупинки
Блестят в отделке травы, и таков
Обман искусства, что зелень лужков
Живет, до самой последней травинки;
И ветер тихо колышет былинки,
Качает с ними жемчужных жуков
И чуть звенит на струнах стебельков.
Богатство, роскошь! Но томно и скучно
Душе ребенка в Саду Золотом,
Металл бездушный звенит однозвучно,
И как-то жутко в затишьи пустом.
Милей для сердца Сады Наслажденья,
Где шелест листьев и ропот ручьев,
Где полос жизни, где столько движенья
Букашек, мушек, стрекоз, муравьев;
Где сень живая прозрачной дубравы,
С игрою света в узорной тени,
Давала детям приют для забавы,
Простор привольный для их беготни.
Им любо было аукаться в гротах,
Со смехом гнаться за бабочкой вслед;
У пчел дивили их зодчество в сотах,
И общий труд, и порядок в работах,
Пока знакомил старик-тайновед
Их с жизнью улья и потчевал медом.
Нередко старец раздумчиво вел
Рассказ о мудром строительстве пчел,
В труде живущих; потом, с переходом
На жизнь людскую, учил их старик,
Что свет прекрасен, богат и велик,
Что сердцу ценны не яркие сказки,
Что труд и правда для счастья нужны.
Немало былей седой старины
Узнали дети. И детские глазки
Светились, речью простой зажжены.
И мир манил, непонятный и чудный…
И снилась жизнь… А за белой стеной
Садов любимых Ацтлан многолюдный
Кипел, гудя суетою дневной.
Царевич грезил о подвигах славы,
О злых невзгодах походной поры:
В мечтах свершал он налет свой кровавый,
С чужбины вез для царевны дары,
И чаще билось сердечко сестры.
Вождем, героем победного цикла
Царевич был для нее, и, горда
По-детски братом, царевна привыкла
Свою защиту в нем видеть всегда.
Однажды детям навстречу в аллее
Скакал, с обрывком веревки на шее,
Порвавший привязь взбесившийся конь.
Весь в пене белой, с приподнятой гривой,
Он мчался, страшный; и жуткий огонь
Глаза большие метали пугливо.
Садовник брата хотел увести;
Но он спасал лишь наследника трона,
Забыв царевну одну на пути.
А мальчик помнил, что он оборона
Своей подруги. Он крикнул: «Не тронь!»
Назад рванулся и встал пред сестренкой
Заслоном верным. Он выждал и звонко,
Как взрослый, гикнул. И взмыленный конь
Осел на крупе, замявшись от страха,
Потом поднялся волчком на дыбы
И прянул в клубах поземного праха.
В испуге к детям сбежались рабы.
Они кричали, дивились геройству;
Но им царевич спокойно внимал
И чужд, казалось, был их беспокойству
И хору громких и льстивых похвал.
Так шли, мелькая, счастливые годы.
Росла привольно чета близнецов,
Хранима свежим дыханьем природы
И миром в чинном укладе дворцов.
Впитало жадно их чуткое детство
Уроки неба и притчи земли;
Основы жизни — преданий наследство —
В их мире стройно и ясно легли.
В сердцах их каждый порыв и задаток
Овеян ветром, росою омыт;
А царский строгий и благостный быт
Их душам дал чистоты отпечаток.
Сестре и брату давались легко
Ученье веры и светское знанье:
Влекло их истин святых созерцанье,
И ум их в мудрость вникал глубоко;
Меня пленяла в обоих способность
Во всем свободно в исток затянуть,
Постичь в явленьях не мнимую дробность,
А цельной правды начальную суть.
Горячность сердца и мысли пытливость
Любовью к людям зашли их мечты,
И были милость, добро, справедливость
Для них частями одной Красоты.
И общий отблеск их жизни душевной,
При сходстве внешнем, их так проникал,
Что, рядом, были царевич с царевной,
Как лик один в глубине двух зеркал,
Как парный жемчуг в искусном подборе,
Как звук созвучный двух дрогнувших струн,
Как диск луны, отразившийся в море,
Когда он блещет лучами двух лун.