Находки радость венчает исканья,
Как сладость меда — усердие пчел!
Средь пыльных хартий во Храме Познанья
В глубокой нише сегодня нашел
Я древний, темный и ветхий пергамент;
Червем источен, он весь испещрен
Цветною тушью условных письмен.
Поблекли краски, и выцвел орнамент.
Но скрытый смысл потаенных значков,
Как вещий голос из мрака веков,
А яркость истин, как пламень в напитке
Священной Сомы. Лампада светла;
Лучи дрожат на развернутом свитке;
И я, склонившись на мрамор стола,
Читаю знаки на высохшей коже,
Вникая в мудрость… Всё глубже и строже
Величье тайн: безымянный пророк
Дает мне жданный, столь нужный урок.
«Живущим — мир! А миру — написанье,
Как заповедь, как верная скрижаль
Тех вечных тайн, к которым прикасанье
Для смертного и счастье, и печаль.
Вчера, в мой срок молитвы ежедневной
Молился я. Светло синела даль.
Но трижды гром прошел в лазури гневно,
Раскрылся неба царственный чертог
И трижды Голос звал меня напевно,
Как будто звонко кликал дальний рог:
“Очнись! Воспрянь! Внимай!” И атмы взором
Увидел я, что в Лике Солнца — Бог.
Потоком лился свет. И, перебором
Его лучей, незримые персты
Завесы ткали полог, на котором
Видения нездешней красоты
Напечатлялись, словно отраженье
Незримого в пучинах пустоты.
Горящий факел приводя в движенье,
Писала им бесплотная рука.
В дотоле непостижном постиженье
Мне открывалось. За строкой строка.
Цвели Семи Заветов откровенья
И таяли, как тают облака.
Блаженные, блаженные мгновенья!
Паря с Вселенским Солнцем наравне,
Душа пила восторг самозабвенья.
Тогда-то мне, не въявь и не во сне,
А в грезе сладостной меж сном и бденьем,
На лотосе явился в вышине
Сам светлый Бог нежизненным виденьем!
И я, прозрев, постиг бессмертья суть.
Но — скрылось всё… Стремительным паденьем
Для духа был в наш мир возвратный путь.
И вот, объят я трепетом и страхом:
На святость тайн не смея посягнуть,
Бессилен я орлиных крыльев взмахом
Поднять на труд зиждительства мечту;
Я не дерзну над здешним тленным прахом
Низвергнуть древней Смерти тяготу
И Бытие воздвигнуть не престоле,
Создав природы Божьей полноту.
Лишь Действенность при Мудрости и Воле
Меж Смертью и Бессмертьем грань сотрет,
Когда все три дохнут в одном Глаголе!..
И давит душу виденного гнет!
Я в глубь пещер, ища успокоенья,
Уйду из мира. Дням утратив счет,
Предамся там покою отчужденья,
Вручу себя безмолвию и тьме,
Великий Образ дивного виденья
Храня до смерти в сердце и уме.
Но, отходя, пред миром именую
Я истину, сложив в земном письме
Семи Заветов песню неземную,
Бессмертью гимн, какого струны лир
Поднесь не знали, славя жизнь иную!..
Благословенье миру! Людям — мир!»
Слова, как жемчуг, низал я с раскрытием
Значенья глифов. И тайнопись мне
Всё то дарила теперь в тишине,
Что было встарь вдохновенным наитьем
Дано другому в пророческом сне:
«Нам заповеданы семь драгоценных и вечных Заветов,
Семь совершенств бытия — семь золотых степеней:
В трудном пути восхожденья из сумрака к Свету всех Светов
Ищущий должен зажечь семь негасимых огней.
В степени первой Завет Целомудрия, сущий от века:
Праотец общий Хаос Девством предвечно рожден.
Девственность — риза спасенья, покров и оплот человека,
В ней для греховных страстей — плен погребальных пелен.
В тихом бесстрастии Девства не смерти немая дремота,
В нем созидающих сил жизнеобильный покой;
Белый цветок чистоты не цветенье в застое болота,
В грезах невинности, он — лотос, вспоенный рекой.
Так же, как завязь сулит нам плода ароматностъ и сочность,
Девство незримо в себе семя Бессмертья блюдет.
Тайну крещенья Живою Водой бережет Непорочность,
Жизни росою кропя мира коснеющий гнет.
Радуйтесь, девственно-чистые!
Степень вторая — Слиянье. В Слияньи — Завет от Хаоса.
Дети отца одного, духом единые все,
Мы в себялюбии черном мертвы, как цветы сенокоса,
В саване личного, мы — зерна в усохшем овсе.
Надо, чтоб каждый душою сливался с Вселенной-Титаном,
Чтоб мирозданье в себе каждый вмещал, как титан:
Мелкая капля воды нераздельно слита с океаном,
В капле ничтожной одной весь отражен океан.
В чуде Слияния — радость, и к жизни чрез смерть возвращенье:
В куколке умер червяк — бабочка скинет кокон…
Светлый Слиянья покой — это Мертвой Водою крещенье,
В сладком забвеньи его — бденье, и греза, и сон.
Радуйтесь, с миром слиянные!
Заповедь степени третьей в стяжаньи незыблемой Веры, —
В ней для заблудшихся чад — Матери древней Завет.
Гаснут иллюзии мира пред Верой, как бреда химеры,
Призраки тают страстей, глохнет соблазнов навет.
Вера не рабство, а подвиг; и тлена глухая неволя
Вдруг размыкает пред ней плен тяготы вековой;
С Богом сближает нас Вера; пред Верой бессмертия доля
Явью становится здесь, близкою правдой живой.
Вера уносит наш дух к небесам в огневом окрыленьи;
Вера — как молнии взлет, Вера — крещенье Огнем:
Жгуч очистительный пламень; и в красном его опаленьи
Жадно и радостно мы вздохом бессмертья вздохнем.
Радуйтесь, Веры светильники!
В степень четвертую вступит душа в ореоле Познанья.
Мудрость — великий Завет мудроблагого Отца,
Светом предвечным крещенье слепого людского сознанья!
Мудрость — начало всего, в Мудрости — всё, до конца.
Мудрость наш парус надежный и бдительный руль за кормою,
В высь путеводный маяк, цепь указующих вех;
В Мудрости светоч грядущей победы над смертною тьмою,
В Мудрости — лучших отбор, в Мудрости — равенство всех;
Царского сана мы в ней достигаем по праву признанья;
Власть нам над миром дана, мощь в усмиреньи стихий.
Высшую Правду постигнув в лазурном чертоге Познанья,
Путник, покоясь душой, в силе и славе почий!
Радуйтесь, светочи Мудрости!
Пятая степень — Обитель Любви, где любовью
Сыновней Ярче зари просиял нам милосердья Завет.
В мире Любовь тем прекрасней, чем люди темней и греховней:
Благостен пламень Любви, чист Всепрощения свет.
Блещет любовь, словно Солнце, в глубокой ночи мирозданья,
Всех согревает извне, всё освещает внутри;
Брызнув теплом, озаряет всесильным лучом состраданья
Сумерки каменных душ, жалких сердец пустыри.
Братство в Любви бескорыстной. Без страха, чужда суесловью,
Всюду ответит Любовь зову страданий людских:
В чуде Любви завершенной — святое крещение Кровью,
Лучшая жертва ее — в смерти за ближних своих…
Радуйтесь, смерть победившие!
Степень шестая — расцвет осязания, зренья и слуха,
Пыль вдохновений святых, мысли недремлющей жар:
Гением нас осеняет Завет благодатного Духа,
Шлет над материей власть, шлет созидания дар.
В творчестве — гордость Свободы, живое крещенье Эфиром;
Знает безумца душа солнц небывалых загар;
Дерзко она, вне пространства и времени, реет над миром,
Там, где Хаоса разлит серо-серебряный пар.
Гений творит бытие. И угоден он Богу в гореньи!
Бог в человеке узреть хочет Титана-Творца:
Разум вселенский один воссияет в Творце и в твореньи.
Примут зиждительства труд два полноправных Лица.
Радуйтесь, духом свободные!
Так, целомудренный, всею душой приобщен к мирозданью,
Веры и мудрости полн, горней любовью одет,
Творчеством славен, взойдет за достойно заслуженной данью:
Степень седьмая пред ним — брезжит Бессмертия Свет…»
Душа, пылая восторгом духовным,
Рвалась из мира. Но здесь, под строкой
Был вкось пергамент зигзагом неровным
Оборван наспех дрожащей рукой;
С последним словом над зубчатым краем
Прервалась вдруг откровения речь:
Писавший, явно сомненьем терзаем,
Почел за благо навеки пресечь
Нам путь к Познанью. Успели утечь
С тех пор столетья. Пещерой безгласной
Завет похищен. И к тайне ключа
Искали люди и ищут напрасно,
Во прахе смертном оковы влача…
Но, маг последний, в годины упадка
Я верю в луч за враждебною тьмой:
Должна для мира раскрыться загадка
О высшем даре Ступени Седьмой!