IV. «В непреходящем учтено…» В непреходящем учтено, Всё цельно, стройно, неслучайно; Раскрыто, сделанное тайно; Деянье — с помыслом равно, Со словом — дело равноценно… И свиты в цепь, звеном в звено, Тысячелетия вселенной. V. «Тысячелетия вселенной…» Тысячелетия вселенной, Как урожай для молотьбы, Готовят плод труда, борьбы И напряженья мысли пленной. Придет срок жатвы; ждет гумно: Века из гроба жизни бренной Воскреснут, как одно зерно. VI. «Воскреснут, как одно зерно…» Воскреснут, как одно зерно, Все жизни, жившие когда-то Разлукой, гибелью, утратой: Всё будет всем возвращено, Все будем вновь мы. И нетленно Сольются жизнь и смерть в одно С зарей весны благословенной. VII. «С зарей весны благословенной…» С зарей весны благословенной, Как солнце солнц, блеснет любовь; Всеискупающая Кровь Омоет жертвою священной Все тени, каждое пятно… И смерти в радости блаженной Делам и мыслям не дано. Март, 1928 года «Вся жизнь земли со мной едина…» Вся жизнь земли со мной едина: Светла, как озеро, душа; Мечты — как шепот камыша, Как ветра вздох, как запах тмина; В ушах и в сердце — песни дня, И чую я, как мед жасмина Струится в жилах у меня. «В любви клянемся мы не раз…» В любви клянемся мы не раз, Но лишь одна любовь правдива, Полна, невинна, горделива И неизменна, как алмаз; Лишь раз, с огнем безгрешной жажды, Мы счастье пьем истомных глаз, — Богам мы равны лишь однажды. «Великий Боже, длящий сроки…» Великий Боже, длящий сроки, Благодарю за новый день! За трепет утра, за сирень, За блеск реки и шум осоки, За говор птиц над головой, — За весь Твой мир, такой широкий, Гостеприимный и живой! На развалинах храма В калейдоскоп своих капризов Тебя виденьем жизнь вплела, И ты царишь, как жизнь светла, На древнем кладбище карнизов, Колонн и стен… И ясно синь Твой чистый взор, встречая вызов Томимых ревностью богинь. Рожденье
Был крыльев царственных владельцем Он, житель рая, Серафим, — Но в жизнь людей, с любовью к ним Вступил неведомым пришельцем… А новый мир суров, далек, И он трепещет жалким тельцем, Как сжегший крылья мотылек. Смерть Рыданий песнь, кадил бряцанье, Нагар мигающей свечи И в складках гробовой парчи Лучей печальное мерцанье, — Последний дар тоски мирской… А в мертвом лике — созерцанье И всё постигнувший покой. Сон Знакомый путь. Поля родные. Снега… снега… Свистит ямщик, Как птица мчится коренник, Завились в кольца пристяжные — И, под роптанье бубенца, Овеян сказками луны я И лаской милого лица. Экспромт Спокойный угол, оттоманка, Забвенье всех житейских пут — И чудом вымыслы цветут: Как в сказке скатерть-самобранка, Так грезы стелет тишина; Созвучья реют, и чеканка Стиха внезапного вольна. Старые письма В страницах желтых ветхой связки Узор поблекнувших чернил Любви осколки сохранил: Мольбы, признанья без опаски, Призывы, клятвы… И в тиши Вновь веет страсть бессмертной ласки Давно угаснувшей души… «Под обольщающей личиной…» Под обольщающей личиной Скрыв язвы скорби и невзгод, Земная жизнь — червивый плод, Повитый смертной паутиной; И не могу поверить я, Чтоб этот путь наш был единой И высшей целью бытия. «Я здесь в любви твоей владел…» Я здесь в любви твоей владел Веков поэмой недопетой, И счастье наше в жизни этой — Среди минутных мелких дел — Обрывком песни прозвучало; Но вечность — наших уз удел Там, где меж звезд любви начало. |
