Троицын день Колоколов гудящий зов Плывет в ликующем прибое… Как это небо голубое, Твой взор глубок и бирюзов, И ароматная березка У древних, темных образов — Твоя задумчивая тезка. Потоп Пучина вод в туман одета; Еще окутан мглой ковчег И слеп его бесцельный бег По воле волн… Но проблеск света, На дождевой сверкнув пыли, Затеплил Радугу Завета, И ветвь маслины — весть земли. Весть Невесты радостной безгрешней, Благоуханна и светла, Воскресным гимном расцвела Весна средь кладбищ жизни здешней; И веют благостно в сердца Живые звуки песни вешней Дыханьем Вечного Творца. Забыть ли? Забыть ли тайный след тропинки В лесу, к заглохшему пруду, Вдали от звезд — твой взор-звезду, Таивший чистых слез росинки, Признанье, шепот как в бреду, И мимолетные заминки Для поцелуев на ходу? «Спеши! Пусть ждут другие ягод…» Спеши! Пусть ждут другие ягод, — Ты ж цвет цветов и счастья рви, Пей хмель вина и хмель любви, Полней живи день каждый за год И в гимнах радостям земли Без капищ, алтарей и пагод Творца и Господа хвали. Сны В снах страшных — знамение есть. Пусть, горд неверьем, ум наш вещий Пророчеств скрытых смысл зловещий Не хочет в тайнах их прочесть, Но сердцу сказки сонной лепет Открыт, как бед грядущих весть, И в нем — предчувствий жутких трепет. «Весна. И в воздухе прозрачном…» Весна. И в воздухе прозрачном Любовь, царица всех цариц: В окраске яркой перья птиц, Цветы, как в сказке, в платье брачном, И в ласке встречной юных лиц То зов, как зов в огне маячном, То трепет трепета зарниц. Возврат. Сюита 1. «Устав от вечной суматохи…» Устав от вечной суматохи Пустых утех и скучных нужд, Я людям стал враждебно-чужд; Душе несносны скоморохи, Ханжи, и Лазари-рабы, Всю жизнь сбирающие крохи На светлом празднестве судьбы. 2. «Я вдруг прозрел: познанья книги…»
Я вдруг прозрел: познанья книги, Поэмы, жгущие сердца, Созданья кисти и резца, Закон людской и зов религий, — Я всё отверг, и в дерзкий миг, Отринув келью и вериги, Иное — высшее постиг. 3. «Пусть, былей давних пережиток…» Пусть, былей давних пережиток, В наш век душа моя ветха, Как лик скалы в сединах мха, Но в ней предвечных сил избыток, В ней мудрый ум, в ней ясный смех, И, как вино, ее напиток Я вновь вливаю в старый мех. 4. «Я — чащ непрошеный насельник…» Я — чащ непрошеный насельник. Стучит топор, стволы дрожат; Спасая в страхе медвежат, Ревет медведь, лесов отшельник, И воет волк, тоской дыша, Когда пылает с треском ельник В моем костре у шалаша. 5. «Прапращур жив в дыханьи частом…» Прапращур жив в дыханьи частом И в чутком слухе дикаря, Когда осветит мне заря Запечатленный снежным настом Тяжелый шаг ночных гостей, Иль след на дубе коренастом С прыжка вонзившихся когтей. 6. «Но, как дитя, люблю я клейкий…» Но, как дитя, люблю я клейкий Весенний лист, напев ручья И труд упорный муравья, Лукавый блеск проворной змейки И гуд у черного дупла, Куда в вощаные ячейки Свой дикий мед несет пчела. 7. «И изощренно-острым взглядом…» И изощренно-острым взглядом, Мечтой, отточенной в стилет, И сердцем, свергшим узы лет, Сквозь тлен, разлитый тонким ядом, Я жизнь слежу и пью потир Любви, изысканным обрядом Плодотворящей дольний мир. 8. «Забыт тот мир презренно-жалкий…» Забыт тот мир презренно-жалкий, Где счастье — миф, любовь — мираж, Где в смене купли и продаж Скопцы и мнимые весталки Позорят страсть, и где толпа Страшна гримасой той оскалки, Какой смеются черепа. |
