Опять грохочут засовы решетки.
Раскрылись снова ворота во двор,
И вышел с гимном ликующим хор.
За ним, крича, сотрясая трещотки,
Резвясь, бежала гурьбой детвора.
А следом, в сонме служителей Ра,
Шел бык священный. Дородный красавец
Ступал неспешно, как сам Жизнедавец,
Во плоти смертной сошедший с небес;
Свободно тела неслыханный вес
Несли сухие и сильные нош,
Легко шагая в пушистой пыли:
Он был прекрасен, блистательнорогий
Любимый сын плодоносной земли.
В отливах белой лоснящейся шерсти
Светились солнца живые лучи;
Струи дыханья из влажных отверстий
Ноздрей широких вились, горячи,
Как пламень жизни божественной в персти.
И вдруг воскресли при реве быка
Просторы пастбищ, где воля дика,
И тяжкий топот рогатых чудовищ,
Их гнев в плену звероловных становищ,
И в сердце зверя глухая тоска,
И страсть в призывах ее первобытных…
Толпа рванулась. В глазах любопытных
У всех блеснул ожиданья огонь;
Всплеснули руки ладонь о ладонь,
В волненьи люди срываются с места,
Несется говор в рядах наверху.
И с левой башни спустилась невеста
При встречном гимне к быку-жениху.
Да славится бык,
Жених светоносный!
Бессилен язык
Человеческий косный
Восславить владыку владык!
На цитрах, на плачущей флейте
Воспойте быка;
Гирлянды живые завейте:
Быку — дыханье венка
Из роз, что приносят нам весны!
И ладан росный
Курите быку,
И пойте, в пляске кружась на скаку:
Жених богоносный,
Владыка владык,
Да славится бык!
Быку, живому прообразу бога,
Прием почетный и шумный готов.
Курений дымом клубится дорога,
И путь весь устлан ковром из цветов;
Быку мужчины приветственно машут;
У женщин щеки пылают огнем,
Смеются дети беспечно и пляшут,
Кидая листья зеленым дождем.
А он, могучий, идет благодушно,
Лишь глазом влажным косясь на толпу,
И, тяжкий рядом с соседкой воздушной,
Себе в цветах проминает тропу:
Двойным копытом безжалостно смята
Краса тюльпанов и царственных роз,
Душистый вереск, и свежая мята,
И сочный лист перевивчатых лоз.
Как утро, рдея в стыдливом пожаре,
Невеста-дева, столь хрупкая в паре
С быком-гигантом, смущенно идет;
А стрелы солнца, в отвесном ударе,
Пронзают светом прозрачный налет
Фаты венчальной; и там, в серебристом
Тумане легком, как в облаке чистом,
Мерцает тело, запретный цветок,
В саду священном от пчел защищенный
И чуть румянцем живым позлащенный,
Когда поутру алеет восток.
Чета весь цирк обогнула по кругу.
Толпа триумфом встречала везде
Быка-красавца и деву-подругу.
Но зоркий глаз мой читал кое-где
Соблазна знаки — то в ласковом взгляде,
То в беглой краске зардевшихся щек:
Плотские очи в священном обряде
Умели пить сладострастья намек;
И облик девы в сквозящем наряде
Мужей прельщеньем томительным влек,
А в сердце жен зажигал огонек
Избыток силы в прекрасном животном;
Тогда во взоре, дотоль беззаботном,
Змеился вспышкой предательский грех
Сжимались руки, горячечный спех
Сближал любовно соседа с соседкой,
И, в явной жажде грядущих утех
Струилась похоть усладою едкой.
К небу распахнута дверь:
Светится благость отеческая!
Радуйся, чистая дщерь
Человеческая!
Дева, невеста быка,
Доля твоя высока!
Ты — насыщенная завязь
Благодатного плода,
Где божественное, сплавясь,
Слито с тленным без следа:
Бог, и люди, и природа,
Всё — одно, и жизнь — одна,
От лазури небосвода
До глубин морского дна.
Звучала песнь, как молитва благая,
Будил надежды ликующий хор.
К невесте девы сошлись, помогая
Теперь ей сбросить венчальный убор.
Нагой предстала она пред народом…
Смятенье… давка среди тесноты…
Дождем на солнце мелькают цветы…
Смеясь, подруги идут хороводом
Вокруг невесты, в нее мимоходом
Бросая горсти пшена и овса;
Как в каплях ливня, отлив позолоты
Дрожит на зернах, предвестьем щедроты,
И миру счастье сулят голоса:
Коль взрыта земля, переполота,
И семя томится в гряде, —
Ценнее червонного золота
Небесная влага в дожде.
В примету мы веруем — в тайную:
Мы сеем зерно и несем Земле —
благодать урожайную,
А людям — удачу во всем.
Но стих последний мистический танец,
И гимн последний приветственный спет.
Невеста грезит; алеет румянец,
В глазах глубоких — мечтательный свет…
Жрецы подходят к ней справа и слева:
Пора раскрыть сокровенный завет!
И в жертву небу приносится дева.
Любовной данью быку на хребет
Ее кладут, исполняя обет
В защиту мира от древнего гнева.
Склонилась дева на мощной спине,
Как в мягкий бархат коврового ложа,
И с шерстью, снежной в ее белизне,
Победно спорит атласная кожа,
Да блещет отсвет кудрей, как в снопе
Отливом бронзы сверкает солома.
Вновь грянул крик восхищенья в толпе;
И слился с ним рокотанием грома
Быка протяжный и радостный рев,
Призыв задорный весенних боев.
Пока свершался обряд передачи
Супруги-девы супругу-быку,
Из далей ветер повеял горячий;
Он пыль столбом закрутил по песку,
Пахнув дыханьем бескрайних просторов,
Где сочны травы и влажны луга;
И вдруг бывалый порывистый норов
В быке проснулся: закинув рога,
Грудного рева бросая раскаты,
Стоял опять он, как страж и вожатый,
Хранящий стада спокойный ночлег,
Стоял прекрасный, и страшный, и гордый,
Ноздрями смело приподнятой морды
Впивая ласку навеянных нег.
Как будто гулом несущейся бури
Наполнен воздух: волнует исход
Венчальной тайны. Бушует народ.
Бессмертный Диск по небесной лазури,
Слегка склоняясь в пути на заход,
Плывет за дымкой дневных испарений.
А бык, в наплыве кадильных курений,
Подобных зыби кочующих волн,
Скользит, весь светлый, как царственный челн
Владыки Мира — по небу… И точно
В оживший миф претворяется явь!
Лучится бык белизною молочной
Сквозь дым, нависший и, чудится, вплавь
Стремится с ношей своей непорочной
К вратам, раскрытым на грани восточной:
Так Ра воскресший грядет из-за вод,
Свершая утром урочный восход.
Жрецы, с молитвой напутственной, следом
Идут за новой чудесной четой,
И грезам веры не кажутся бредом
Слова обетов в их песне простой:
Возрадуйтесь, люди! Связали вас клятвы
С душою природы по слову веков!
Плодов изобилье, и щедрые жатвы,
И рек полноводных богатый улов,
И стад млеконосных нескудное вымя,
И мед золотистый в дупле вековом, —
Все даст вам природа родная во имя
Единства чрез брак вашей девы с быком.
Осыплет вас Небо в своей благостыне
Дарами удач и здоровья, как встарь…
Возрадуйтесь, люди! Таинственно ныне
Едины творец, и творенье, и тварь!
Окончен праздник. Затихла арена;
Людского моря отхлынул отлив;
Толпа распалась, растаяв, как пена.
Над тихим цирком пилон молчалив.
Но с кровли левой умолкнувшей башни,
Где место мне отводил ритуал,
Я долго-долго душой обнимал
Леса, и рощи, и жирные пашни,
И вкруг селений счастливых сады;
И видел всюду довольства следы,
Во всем уют благосклонный, домашний.
И, глядя в синий небесный шатер,
С мольбой над миром я руки простер:
«Незримый в Диске! Храни под эгидой
Своею Остров и город отцов,
Да мир благой над родной Атлантидой,
Как ныне, будет во веки веков!»