Рассвет. Желанна за ночью печали
Заря благая счастливого дня.
Молитвы утру в душе зазвучали,
Как тьму, тревоги ночные гоня.
Взмахнув крылами на жерди насеста,
Приветом солнце встречает петух,
И вестью жизни обрадован слух.
Прекрасно утро, как дева-невеста.
Ее в алмазы убрала роса;
В ее наряде зари полоса,
Как лент янтарных живой опоясок,
Обвивший светлой одежды виссон;
Как храм — ей небо, земля ей — как трон.
Играет море отливом всех красок;
На горных склонах румянится бор.
Восходит солнце, и ярче простор
Полей под первой улыбкой горячей.
Цветами с каждой минутой богаче
Лугов росистых зеленый ковер;
Смелей змеится струя золотая
По алой зыби, когда, пролетая,
Тревожит ветер дремоту озер.
Едва зардели лесные вершины,
Чуть первым вздохом вздохнул океан,
Как, слыша ранний распев петушиный,
Сегодня к жизни проснулся Ацтлан
Сегодня день необычный, не схожий
С другими днями; сегодня гостей
На праздник царских любимых детей
Зовут радушно сады у подножий
Дворца и храма на древней Горе;
Всю ночь тревожно спалось молодежи,
А сборы в путь начались на заре.
И к полдню девы и юноши роем
Собрались в царский заманчивый сад.
А он, обычно объятый покоем,
И жизни, буйно ворвавшейся, рад,
И счастлив шумом. Толпою нарядной
Разбужен сон величавых аллей;
От лиц веселых лугам веселей;
А в чащах резвость царит безоглядно;
Беспечный говор повсюду проник,
Везде затишье встревожено смехом,
И, словно споря с недремлющим эхом,
Кругом звенит голосов переклик.
Среди гвоздики и дикого мака,
В толпе поющей сплелись в хоровод
Шесть пар в нарядах эмблем Зодиака.
Как ход созвездий, медлителен ход
Обрядной пляски, идущей кругами;
Круги примятой травы под ногами,
Круги венков — как сплетенье орбит;
Как Млечный Путь меж созвездий, бежит
Змея гирлянды, опутав изгибы
Упругих, сильных и трепетных тел.
Светла кольчуга чешуйчатой Рыбы:
В руках Стрельца напряжен самострел;
Здесь — отрок смуглый с хвостом Скорпион
В руках другого — корзины цветов,
Колеблясь, ходят, как чаши Весов;
За ним раструбом цветного тритона
Плечо прикрыл Водолей-водонос;
А вот в уборе соломенных кос,
С пучком колосьев стыдливая Дева;
Овен мелькает в косматом руне;
Здесь Лев с оскалом раскрытого зева,
Там Рак с цветами в зажатой клешне;
Смешному, с рыбьим хвостом, Козерогу
Грозят рога золотые Тельца,
И Двойни, в маске двойного лица,
Влачат в траве мужеженскую тогу.
Живет легенда забытых времен
В картине пляски ритмичной и мерной,
И точно древней гармонией сферной
Под гимны танец-обряд напоен.
А вот у речки, где легкая стая
Стрекоз пригрета в густых тростниках,
Собрались девы, венки заплетая,
Чтоб ход судьбы прочитать в тайниках
Годов грядущих. Так было и прежде,
И впредь так будет в далеких веках!
Сердца томятся в несмелой надежде,
Пока уносит журчащий поток
Сплетенный с думой заветной венок
Из милых солнцу цветов повилики:
«Что даст гаданье на праздник великий?»
Венок, скользящий с волны на волну,
Сулит правдиво свершенье желаний;
Венок, бессильно ушедший ко дну,
Навек уносит и клад упований,
Пророча горе. Но ждет ли беда,
Зовет ли счастье, — ведь сердцу-невежде
Нельзя не верить! Так было и прежде,
Так долго будет, так будет всегда…
А где-то струны немудрой самвики
Поют, призывом любви задрожав:
Четы влюбленных, вдали от забав,
Скользят в аллеях, где яркие блики
В тени играют на желтом песке,
Где в листьях шепот привета и ласки,
Где пыль признаний звучит без опаски,
Где сладко сердцу в неясной тоске.
Царевне тяжко в жемчужном уборе;
Забава сверстниц царевне скучна:
Заклятий счастья в их девичьем хоре
Она не шепчет. Как может она
Делить с другими боязнь ожиданья.
И грусть, и радость при смене примет?
Не нужно ей прорицаний гаданья
На первом утре пятнадцати лет.
Она печально поникла головкой,
И грудь трепещет под жаркой рукой.
Следит царевна с ревнивой тоской,
Как, быстрый, сильный, с отважностью ловкой,
Царевич весь отдается игре,
Как будто вовсе забыв о сестре.
Вот звонкий оклик условной команды,
Вот топот бега. И девы гурьбой
Бегут чрез луг до зеленой гирлянды,
Чтоб скрыться там за охранной чертой.
Царевич, легкий, по свежей полянке
Бежит за ними вдогонку стремглав.
Одну он выбрал. Он ближе к беглянке,
Всё ближе, ближе… Прыжок, и, поймав,
По праву просит обычной награды
С добычи милой счастливый ловец.
Приносят пышный из листьев венец.
Слегка смутясь и под видом досады
Скрывая радость, на миг за венцом
Укрылась дева горящим лицом.
При общем смехе, под шум восклицаний,
Царевич ищет заслуженной дани:
Венок зеленый так радостно-густ,
Свежо лобзанье смеющихся уст.
Царевна видит. И бурно разбужен
В ревнивом сердце невольный порыв:
Грядущий жребий прочесть, приоткрыв
Над ним завесу. Скорее! Ей нужен
Гаданья точный и мудрый ответ
О темной правде таящихся лет!
Венок сплетен. И, склонясь над откосом,
Вверяет слепо сомненья свои
Венку царевна, с коротким вопросом
Его бросая в речные струи.
Он канул в брызгах. Невольно испугом
Стеснилось сердце. Он всплыл, он плывет
В прибрежной зыби ныряющим кругом;
Над ним склонился густой очерет,
Его окутав глубокою тенью.
И долго-долго он плыл по теченью,
Вращаясь тихо. Но вот, на волне
Внезапно дрогнув, он резко отброшен
К средине речки; в ее быстрине,
Кружась, скользит он, и свеж, и роскошен
Под блеском солнца. И, словно во сне,
Царевна видит в блаженном томленьи,
Что, всё сиянье лучей на венке
Собрав чудесно, в его обрамленьи
Священный Лик отразился в реке.
Казалось, счастье сулила примета!
Но был недолог счастливый посул,
И в чудной ласке горячего света
С коротким всплеском венок утонул…
Круги по речке бежали за всплеском.
Померк царевны обманутый взор.
Она в ответе бесстрастном и веском
Судьбы суровой прочла приговор.
Так пусто стало на сердце, как в доме,
Где властно веет печаль похорон;
В ушах протяжный настойчивый звон,
И дух царевны в смертельной истоме.
Она не знает, что праздник умолк,
Что стихли песни и струнные трели,
Что солнца нет, что сады опустели,
Что первым вздохом кудрей ее шелк
Слегка смочила вечерняя влажность;
Она не видит, что светлая важность
В природе дышит, беззвучно сменя
Хмельную радость беспечного дня;
Она не слышит, что ищет по саду
Ее царевич и кличет, ища,
Такой прекрасный в венке из плюща,
Добытом в играх за ловкость в награду…
А брат, увидев ее наконец,
«Сестра, — кричит ей, — пора во дворец!»