Как бурной вспышкой блистанья и гула

Гроза проходит, так злая беда

Над домом царским порывом дохнула

И, смолкнув, словно ушла без следа.

Целебны грозы. Их мощь огневая

Не гнев, а милость несет с высоты,

Своим могучим крылом разбивая

Истому зноя и гнет духоты.

Увы, событий чреда грозовая,

Сестру и брата огнем овевая,

С больных сердец не сняла тяготы

Сомнений мрачных: любовь роковая

Была всё так же для юной четы

Томленьем душ у запретной черты.

Бодрясь, царевич заботой сердечной

Сестру старался утешить, развлечь;

Но боль таилась под шуткой беспечной

Тоску скрывала веселая речь.

В кругу семейном, под кровом покоя,

Желаньем жизни наружно полна,

Царевна крепла. Улыбкой она

Встречала брата, как друга-героя;

Порой смеялась шутливым речам;

Однако, так же как он, по ночам

Томилась духом. Такой непосильной

Казалась жертва; суровый обет

Давил ей грудь, словно глыбой могильной;

Еще властней, на сомненья в ответ,

Любовь звала и манила призывно.

И был бессилен священный зарок

Пред высшей связью, которою Рок

Царевну с братом связал неразрывно:

Когда, встречая врагов топоры,

Царевич шел на защиту сестры,

Тогда, в порыве отваги безумной,

Себя отверг он и в грозном бою

Во имя юной любви их бездумно

Отдать готов был и душу свою.

Так дни мелькали. И близилось время

Великой брачной мистерии Ра.

Мы верим: в тайне Святого Одра

Любви предвечной творящее семя

Росой Завета с рассветным лучом

Кропит незримо невинное чрево

Супруги Божьей. И новым ключом,

Чрез брак Творца с человеческой девой,

Втекает жизни божественной ток

В наш тленный мир, как живительный сок,

Весной поящий ветвистое древо;

И вновь роднится в юдоли мирской

Природа Божья с природой людской.

С времен великих жрецов-звездочетов,

Постигших мудрость небесных расчетов,

Наукой звездной таблицы даны,

Как день расчислить для Празднества Брака

По ходу Солнца, Иштар и Луны

В их общей связи с кольцом Зодиака.

Пред этим днем, накануне, до тьмы,

Справляя брачный союз негреховный,

Невесту-деву торжественно мы

Возводим в храм Зиггурата верховный.

Всю ночь одна на Священном Одре

Она проводит и, данью любовной,

Невинность девства, как жертву, бескровно

Приносит Богу за мир на заре.

Готовя к встрече высокой святыни

Бесстрастность мыслей и чувств чистоту,

Я отдал сердце делам благостыни,

Молитве душу и тело посту.

Теченье суток я строго обставил

Порядком древле предписанных правил;

По древним догмам я восемь недель,

Ища с всемирной душою общенья,

Весь день творил ритуал очищенья,

Всю ночь молился, отвергнув постель.

Два дня осталось до Праздника Брака.

Я вышел рано. Еще тишина

Кругом царила, прозрачно-ясна;

Лишь редко лаем коротким собака

Смущала благость последнего сна.

В одежде нищей, с раскрытою грудью,

Присыпав пеплом главу, и босой,

Я шел, как странник. И рад был безлюдью

И миру утра: с упавшей росой

Свежей и чище был вздох аромата,

Редела дымка бледневших теней.

Шепча Заветы Семи Степеней,

Все семь подъемов прошел я вдоль ската

Священных лестниц; со звоном ключей

Семь врат открыл и, до первых лучей,

Достиг святой высоты Зиггурата:

Когда восьмой отмыкал я замок,

Зарею ярко зажегся восток.

Зардев румянцем, сиянья поток он

Мгновенно влил в побежденную тьму,

Улыбку жизни даруя всему.

Снопы лучей через прорези окон

Во храм ворвались; везде на полу

Горели блики: налево в углу

Их чистый отблеск был празднично-весел,

Играя бегло на бронзе стола;

В углу направо их ласка зажгла

Навес угольный и спинки двух кресел;

Их дрожь дробилась игрой рассыпной

По желтой яшме отделки стенной,

И пятна солнца узор светозарный,

Резвясь, бросали на камень алтарный,

Покрытый сверху цветной пеленой.

А дальше вглубь, в середине чертога,

Помост и Ложе Великого Бога.

Над Ложем сень на колонках резных,

С витым рисунком, где с лилий речных

Росу глотают глазастые рыбы;

Меж них завесы парчи золотой

Подняты в сборку, с их вязью витой

Сливая складок тугих перегибы.

Внутри, под сенью, лазурный подбой

Густого шелка струит голубой

Спокойный отсвет. Чуть мускуса запах

От тканей веет. Богатой резьбой

Весь Одр украшен. Основа — на лапах

Когтистых львиных. На спинке в ногах,

Эмблемой мощи и царственной страсти, —

Раскрытый зев, весь в крутых завитках

Волнистой гривы; свободно из пасти

Свисает длинный язык. В головах

Изваян стройный, исполненный силы,

Охранный Дух, Херувим шестикрылый.

Себя по пояс он спереди скрыл

Одною парой запахнутых крыл;

Другую пару летучим движеньем,

Закинув накрест, сложил за собой,

А третью, с легкой и тонкой резьбой,

Над Ложем вширь распустил осененьем,

Как будто каждым точеным пером

Трепещут крылья над самым Одром.

Склонился Ангел и, грудь укрывая,

Несет в руках орихалковый щит:

Кружок срединный, как искра живая,

На мутном диске шлифовкой горит.

И возле Ложа мистерий предвечных,

Как старцы, в темных изрезах морщин,

Стоят, застыв, два креста трехконечных:

В ногах, как призрак, темнеет один,

Недвижно мрачен другой в изголовьи;

И оба словно растут из земли,

А верхних брусьев концы вознесли,

Как будто к небу, в немом славословьи,

В пылу, какого не выскажет звук,

Подъяв две пары протянутых рук.