IV. НЕАПОЛЬ[216] По-русски кучер фразы сыпет… Здесь морем воздух напоен, Здесь веют Греция, Египет, Здесь о смешении племен Гласит трактирчик Серапида; Здесь итальянец бойче с вида, Черней, грязнее и наглей. Ветрила дальних кораблей Несутся к Искии лиловой. В окошках — лава и коралл; В толпе базарной пестр и ал На девушке черноголовой Роскошно рдеющий платок. Здесь не Европа, а Восток. Отель, и грязный, и пустынный, Нас принял под холодный кров. В окошко лезут апельсины… Оливковых, корявых дров Унылый угль в камине тлеет… Но море дышит, море млеет! Какою ласковостью полн Простор лазурных, южных волн. А в залах светлого музея Какой веселой наготой, В улыбке солнца золотой, Смеется Дафнис и, робея, Прижал к устам живой тростник, Сатира пылкий ученик. Здесь откровенней и наглее Смеются нагота и страсть, И папской скромности затея Здесь всякую теряет власть: Представлен фавн козлобородый Таким, как был он от природы… Но что могу сравнить с тобой, Из гроба вырванный судьбой Нетленный, дивный прах Помпеи? Какой творец создать умел Воздушный рой прозрачных тел С окраской розы и лилеи? Весь этот легкий, нежный дым Неподражаем, несравним. Мы ехали долиной чахлой, Манили Байи издали. Был серый день. Весною пахло, И розовели миндали. Дышали мы парами серы Во тьме Нероновой пещеры. Вот край, где жил Тримальхион, Здесь задавал пирушку он Неприхотливым горожанам, Здесь цвел изысканный разврат В тени восточных бань. У врат Виднелась надпись: cave canem, И собирался мелкий люд Отведать крох с богатых блюд. Где все служили богу чрева, На лодке, в буре грозовой, Суда Господнего и гнева Явился вестник роковой. Причалил к брегу Путеола, Весь полный грозного глагола, Согбенный, хилый иудей. С толпою преданных людей Он дальше, к Риму, путь направил. В стране отравленных паров, Разврата, неги и пиров, Как тень, прошел апостол Павел, Пронзив преступные сердца Предвестьем близкого конца. Ужасный край! Здесь Божьей кары На всё наложена печать: И дым бурлящий Сольфатары, И серая, глухая гладь Как бы подземного Аверна, И воды в глубине пещерной, И ложе древней жрицы Кум — Всё ужасом волнует ум. Как эта зыбкая трясина Над морем лавы огневой, Таков удел наш роковой, И неминуема кончина. Но сей апостольский язык Сынам греха казался дик. Теперь здесь глухо и пустынно: Невдалеке от адских стран, На бреге озера Lucrino, Стоит безлюдный ресторан, Морскими устрицами славный. Здесь житель Рима своенравный Будил уснувший аппетит. Я не таков: меня тошнит От устриц, вспрыснутых лимоном: Одной довольно будет мне… Когда я отдал дань вполне Вину и кумским макаронам, Меня мой гид — злодей, вампир! — Лишил пятидесяти лир. О, как был сладок путь обратный! Уж звезды южные взошли, Чуть веял ветер ароматный Он волн, сребрившихся вдали. И, в ласковых лучах белея, Как девушка, Парфенопея Дремала нежным сном весны. Какие к ней слетели сны, К подруге страстной, вечно-юной, Поэтов древних и царей? Не помнит ли она тех дней, Когда всю ночь звенели струны И легкий ветер лодки нес, Увитые цепями роз? V. СОРРЕНТО
Который раз, как пустомеля, Я детство вывожу на свет: Вот я в отеле Cocumella, Где мне исполнилось шесть лет. Тогда здесь много проще было, Беднее, но зато как мило! Был глуше апельсинный сад, Свежа, как первый виноград, Была шалунья Генриэтта, Хозяина Гарджуло дочь; Уста — как кровь, глаза — как ночь Меня уже пленяло это: Я как-то персик утаил И Генриэтте подарил. Она смеялась очень звонко, И я обиделся: она Меня считала за ребенка, Ей страсть моя была смешна! Свиданья миг мне был бы дорог. А впрочем: ей теперь за сорок: Меньшой из братьев пансион Теперь содержит, да и он Не слишком молод. Вот когда бы Была у Генриэтты дочь, Такая же, как мать, точь-в-точь! Да нет такой. Один лишь слабый Винченцо, старый метрдотель, Остался верен мне досель, Да тот же сад, да то же море! И волны так же, как тогда, С грудями скал угрюмо споря, Не отдыхают никогда. И так же мертвые лимоны В траве сгнивают потаенно, Распространяя аромат, И, бесконечные, висят Плоды, как слитки золотые. Низводит к морю ряд пещер: Их камень выдолблен и сер, И вторят своды их пустые Мои шаги, как в оны дни, Когда я бегал в их тени. Мне памятна пещера эта! Она мне кажется теперь Жильем страдальца Филоктета, Куда лишь только дикий зверь Заглядывал и, не смолкая, И день, и ночь ревела стая Бесчисленных, зеленых волн, И редко приставал к ней челн, Бегущий к Греции счастливой. Впервые здесь мой детский сон Бывал взволнован и смущен Мечтою страстной и стыдливой: Сорренто! средь твоих пещер Впервые мне предстал Гомер. И к эллинскому баснословью Припали жадные уста С каким восторгом и любовью! Киприды нежной красота Меня как сладко волновала! Казалось, море навевало О ней пленительный рассказ, И лиру взял я в первый раз. Стихи без рифмы и без смысла Я начал няне диктовать. Молчал отец, хвалила мать С улыбкою довольно кислой… Я и тогда не унывал, Как и теперь не жду похвал. вернуться Неаполь (с. 512). Помпеи — город в Южной Италии, у подножия вулкана Везувий. В 79 был обращен в руины и засыпан пеплом при извержении Везувия. С 1748 ведутся раскопки: открыта часть городских стен, форумов, храмов, театров, рынков, жилых домов, с мозаиками и фресками, останками погибших жителей и многим другим. Байи — знаменитые в древности морские купания знатных римлян на берегу Кампании. Неронова пещера — Нерон (37–68), римский император, прославился своей жестокостью, сжег большую часть Рима, преследовал христиан, скрывавшихся в пещерах. Трималъхион — герой книги Петрония «Пир Тримальхиона». Cave canem — Остерегайся собаки (лат.). Надпись на мозаиках с изображением цепного пса, выложенных при входе в некоторых домах в Помпеях. Жрица Кум — Деифоба, мифологическая жрица Аполлона в Кумах; продала Тарквинию Сивиллины книги. |
