Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

XIII. ПРОЩАНИЕ СВЯТОГО АНТОНИЯ С АФОНОМ (Фреска в воротах Оптиной пустыни)[198]

Морской прилив бурлив и шумен,
Корабль пристал к святой горе…
Благослови меня, святой отец игумен,
Отплыть на утренней заре.
Я больше не приду к кафизмам и седальнам,
Не буду с вами жечь кадильный фимиам.
Корабль мой поплывет к моей России дальным
И вожделенным берегам.
Отец, возлюбленные братья,
Афон сокроется из глаз,
Но всё я буду к вам стремить мои объятья,
В молитве призывая вас.
Забуду ль бдения и долгий глад в пещере,
Где я провел года и, умиленья поли,
Один рыдал в ночи, внимая через двери
Торжественное пенье волн.
Придет день радости всемирной —
Сияющий полиелей.
Наш храм, как райский сад, благоухает смирной;
В венках серебряных лилей
Сверкают образа. Мы горним ликам вторим.
На миг покинешь храм… трава еще в росе,
А солнце красное над неподвижным морем
Плывет в торжественной красе.
Поста осеннего отрада,
Когда ступени алтаря
Покрыты золотом и кровью винограда,
И мы Небесного Царя
Уж зрим в сиянии над облачным Фавором!
Забуду ли тебя, Афонских гор престол?
Ты, осеняемый пречистым омофором,
Подобно лилии процвел.
Здесь греческой, священной веры
Я тайны горние постиг,
И их перенесу в Печерские пещеры,
Афонских старцев ученик.
Я научу мой край и подвигам суровым,
И песням ангельским, и бденьям всенощным,
И кельи зацветут по берегам Днепровым,
По берегам моим родным.
Я рад тебе, дорожный посох,
Тебе, дорожная сума!
Уж первые лучи играют на утесах,
Рассеялась ночная тьма.
Молитесь, братия, чтоб Киев мой державный
Возрос и отразил восточные орды,
Чтоб укрепили мощь России православной
Монахов темные труды.

XIV. АРХИМАНДРИТУ ПЕТРУ[199]

Благочестивый, скромный, светлокудрый,
Ты юношей пришел к нам в дом, чтоб мудрой
Латинской грамоте меня учить. Тогда
Уже заметил я, что ты любил всегда
Примеры приводить Священного Писанья;
Ты весел был и прост, исполнен состраданья
К больным и беднякам. Любил я примечать
И девства строгого прекрасную печать,
И свежесть юности в твоем лице румяном.
Учитель ласковый, ты схож был с Иоанном,
В изображении умбрийских мастеров.
Когда же я солгал, ты сделался суров,
А я горел в огне раскаянья и горя,
В твоем насмешливом и прозорливом взоре
Читая приговор. Познав огонь стыда,
Уж больше пред тобой не лгал я никогда.
Промчалось много лет, и вот над милым прахом
Нежданно я узрел тебя иеромонахом,
Под черным клобуком, с кадильницей златой.
Уже двенадцать лет прошло со встречи той,
И вот я посетил Белев, где всей округе
Известен ты, как врач, духовные недуги
Целящий силою Христовою. И вновь
Соединила нас старинная любовь,
Как двадцать лет назад, над мудростью латыни…
О, не забуду вас, Белевские святыни,
И светлую Оку, и монастырский сад,
Где уверял монах, что я — твой младший брат…
С высоким посохом, в одежде белоснежной,
Ты шел меж цветников, приветливый и нежный,
И цвел обширный сад, возделанный тобой.
Был стол накрыт для нас под твердью голубой,
Средь вольной зелени, разросшейся и дикой,
И блюдо ждало нас с душистой земляникой.
Роскошным вечером пошли мы вместе в храм,
К субботней всенощной: свершалась служба там
Порядком медленным, как служат на Афоне.
Ходили дьяконы с ковчегом благовоний,
И храм благоухал, как райский вертоград.
Когда ж на литию ты шел из Царских Врат,
С благоговеньем все склонились на колени.
Никто не чувствовал усталости и лени,
Хоть служба отошла в двенадцатом часу.
А пустынь тихая, за городом, в лесу, —
Вот райский уголок! Там спят святые мощи,
Целебный студенец в тени сосновой рощи
Врачует немощных. Там из подземных недр
Журчат источники, и зеленеет кедр,
И сосны зыблются, и пахнут нежно туи;
Везде безмолвие, и ледяные струи,
И сумрак сладостный, и влажный, черный мох…
Вот пристань мирная от всех земных тревог!
Златой Италии средь знойной Тульской степи
Роскошный островок! Как в сумрачном вертепе,
Иль в погребе сыром, в подземной церкви мы,
И фрески дивные глядят из полутьмы,
Молитва сладостна на камне отсырелом…
Отец архимандрит! Когда к твоим пределам
Опять направлю путь? Пора, давно пора
Обняться с паствою игумена Петра
В холмах смеющихся уютного Белева.
Воспоминания далекого былого
Опять подымутся, как в голубом дыму!
Я помню, как, пронзив годов грядущих тьму,
Ты вдруг промолвил мне, смотря с улыбкой ясной:
«Зачем о будущем тревожиться напрасно,
Когда последние приходят времена,
Антихрист близится». И полдня тишина,
И небо ясное над ясною Окою, —
Все омрачилось вдруг предсмертною тоскою.

НА РУБЕЖЕ

I. ВОЛЫНЬ[200]

Когда я был на рубеже двух жизней,
Услышав зов: «всё прошлое покинь»,
К тебе я путь направил, как к отчизне,
Моя Волынь.
И ты надежд моих не обманула:
Я сбросил бремя северных цепей,
Всё прошлое в просторе потонуло
Твоих степей.
Моя Волынь! где маки вдоль дороги
Горят, как кровь, и, уходя в простор,
Вздымаются волнистые отроги
Карпатских гор!
Где дикий лес напевов полон птичьих
И любит горлица заветный дуб…
Привольный край воинственных лесничих,
Как ты мне люб.
Питомцы гордые лесов и воли,
Они — такие же, как были встарь:
Всем даст приют, предложит хлеба-соли
Волынский царь.
Лесничий чужд бездействия и лени,
Весь день по дебрям рыщет он густым,
В его дому висят рога оленей,
Убитых им.
И сладок сон его под шкурой лисьей,
В глухом лесу, где видел он не раз,
Как в темноте сверкает желтой рыси
Коварный глаз.
Привет мой вам, лесничие Волыни!
Я в ваших семьях принят был, как свой,
Я к вам всегда из северной пустыни
Лечу душой.
Я привязался к вашим лицам грубым,
Я ваш, друзья! Мне кажется: уже
Я вновь у вас, под заповедным дубом,
На рубеже
Лесов Волынских. К Австрии недальной
Я устремляю взоры: предо мной
С горы открылся замок феодальный,
Где жил, больной,
Великий Петр в дни Прутского похода…
Люблю тебя, как благодатный рай,
О, колыбель славянского народа,
Волынский край!
На юг, на юг бегут мои дороги,
Где, полные израильских письмен,
Оплакивают славу синагоги
Былых времен.
Где гордый лях клянет свои оковы,
Где чуждый ветер дует от Карпат,
И дремлет Кременец средневековый,
Горами сжат.
Волынский край, где я нашел, не чаяв,
И путь, и жизнь! где на горе крутой
Таинственно белеющий Почаев,
Как страж святой,
Хранит рубеж России вожделенной,
Пречистою спасаемый от бед,
Где навсегда стопы Ее нетленной
Сияет след.
вернуться

198

Прощание святого Антония с Афоном (с. 462). Святой Антоний — Антонии Печерский (983 — 1073), родом из Любича, был пострижен на Афоне, поселился близ Киева, в пещере, ископанной Илларионом; основатель Киево-Печерского монастыря. Фавор — название многих холмов в Палестине. На Фаворе близ Назарета произошло Преображение Иисуса Христа (Мат. 17, 5). Печерские пещеры — Киево-Печерская лавра во имя Успения Пресвятой Богородицы.

вернуться

199

Архимандриту Петру (с. 464). Архимандрит Петр — Василий Константинович Зверев (1876–1929), домашний учитель Соловьева в детстве. Постригся в монахи (отец Петр), в 1926 стал архиепископом Воронежским; скончался в Соловецком лагере особого назначения. Иеромонах — священнослужитель средней (второй) степени христианской церковной иерархии, принявший монашество. Царские Врата — центральная часть иконостаса; раскрываются в определенные моменты богослужения.

вернуться

200

Волынь (с. 466). На рубеже двух жизней… — имеются в виду события жизни Соловьева конца 1910–1912: нервный срыв, попытки самоубийства, болезнь, выздоровление, женитьба на Т. А. Тургеневой и перемена жизненного пути (вместо карьеры ученого поэт решает стать священником). Лесничий — Владимир Константинович Кампиони, отчим Т. А. Тургеневой. В его имении Боголюбы под Луцком на Волыни поэт проводил лето 1912. Почаев — Почаевская лавра (Западная Украина), Почаево-Успенский мужской монастырь в г. Почаеве, невдалеке от границы; основан в 1261 монахами, бежавшими из разоренного Батыем Киева. В 1559 в обители обретена чудотворная икона Богородицы. В Почаеве «показывается» стопа, т. е. след Богородицы, источающий целебную воду. До начала XVIII в. — один из центров борьбы с католичеством и униатством. В 1720 передан униатам. После подавления Польского восстания 1830–1831 возвращен православному духовенству. Статус лавры получил в 1833.

68
{"b":"277068","o":1}