Товарищ юности, я жду тебя
На берегах Ириса благодатных,
Где годы нашей золотой весны
Текли в трудах и мирном песнопенье.
Хоть покосился мой убогий дом,
Но те же вкруг долины и холмы,
Покрытые обильным виноградом,
И так же голуби в саду воркуют
И плещут белоснежными крылами…
Сестра Макрина так же за работой
Поет псалмы Давидовы, и нам
Лишь одного тебя недостает.
Что ты замолк? Святую тишину,
Подобно горлице пустыннолюбной,
Ты возлюбил от самых первых лет.
Как счастлив ты, укрывшись навсегда
От клеветы и зависти врагов
И от коварной дружбы. Но покинь
Твою пустыню и приди ко мне.
Уж я не тот: тяжелые недуги
Мне говорят о радостном конце,
И частая сверкает седина
В седеющих кудрях сестры Макрины.
В вечерний час, за скромною трапезой,
Вспомянем прошлое: дни первой дружбы,
Связавшей нас на площади Афин,
Где нас любили эллинские музы,
Особенно тебя: в твоих руках
Воскресла ионическая лира.
Ты помнишь ли, как жадно пили мы
Сладчайший мед премудрого Платона
И как пленил нас пылкий Демосфен?
О, суета! о, молодость! Иная
Пришла пора, и к Ливии священной
Направил я смиренные стопы
И навестил пустынные пещеры,
Обители отшельников святых,
И, вдохновен высоким их примером,
Сложил в уме монашеский устав
И начал брань с желаниями плоти,
Жестокую, мучительную брань.
О, как меня в свои ловили сети
И сладкий сон, крылатый соблазнитель,
И жажда яств, и пламенное жало
Неистового плотского греха!
Но я мертвил на камне раскаленном,
Под солнцем изнуряющим пустыни,
Враждебной плоти немощный сосуд,
И очищал скудель Святого Духа,
И горницу достойную готовил,
Дабы принять таинственного гостя —
Спасителя святую плоть и кровь, —
Пока меня с благословеньем авва
Не отпустил служить Господней Церкви.
Настало время рукоположенья:
Я помню миг таинственный, когда
Евсевий, надо мной скрестивши руки,
Молился, чтоб спустилась на меня
Святого Духа благодать… и вдруг,
Как солнца луч, как гром, по сводам храма
Промчалось слово жданное: «Достоин»,
И клир его трикраты повторил.
Увидел ясно я сквозь фимиам:
В сияньи солнца голубь белокрылый
Над головой моею воспарил,
И сердца вдруг коснулась благодать,
И внутренность моя затрепетала…
Иным предстал передо мною мир,
Когда из храма вышел я: о Боге
Вещали мне напевы диких птиц,
О нем цветы шептали полевые
И гимн Ему стенанием валов
Смятенно пело море голубое.
Весь мир тогда лежал передо мной
Раскрытою божественною книгой,
Которую читал я без труда,
И пело сердце, как псалом Давида.
Благодаренье Богу! лишь одно
Меня теперь гнетет воспоминанье:
В моих мечтах проходит, как живой
Товарищ наш, несчастный Юлиан,
Который стал игрушкой Сатаны
И осквернил нечестием престол,
Восстановив служение богам,
Стремясь вернуть на ветхие пути
Нас, возрожденных кровию Христовой.
Ты был всегда к нему несправедлив,
Сознай свою ошибку. Светлый дух
Горел в покойном Кесаре: когда бы
Он верен был святой Христовой Церкви,
Пришли бы золотые времена;
Но соблазнил коварный обольститель
Безумца Юлиана, и возмездьем
Ему была парфянская стрела.
Господь его рассудит… Бури вновь
Теперь волнуют Церковь: нечестивый
Валент поносит Господа Христа,
Его равняя с тварями земными
И отлучив от света Отчей славы.
Но мы стоим на страже православья:
Бич ариан, святитель Афанасий,
С епископом святого града Рима,
Блюдущим ключ апостола Петра.
Я жду тебя. Обсудим сообща
Церковные дела. Как твой отец,
И ты цветешь маслиной плодовитой;
Как дикий крин, возросший средь пустыни,
Ты далеко благоухаешь Церкви
И песнями, и вышним богословьем.
Нам твой совет необходим. А кстати
Вспомянем юность, ночи посвятим
Молитве и святому песнопенью,
За всё, за всё Творца благодаря
И к новому пути готовясь. Бог
Меня зовет: я чувствую призыв
И в песне ветра, и в звенящем крике
Небесных птиц, а вянущая плоть,
И костный лом, и шум в ушах, — всё шепчет
«Окончен труд, сбирайся в дальний путь».
