IV. ПЕТЕРБУРГ[90] И волею неземнородной Царя, закованного в сталь, В пустыне, скудной и холодной, Воздвигнут северный Версаль. Где вечно плакали туманы Над далью моха и воды, Забили светлые фонтаны, Возникли легкие сады. Где плавали за рыбной данью Два-три убогие челна, Закована глухою гранью Невы державная волна. Над зыбями свинцовой влаги, На вечно веющем ветру, Российский флот развеял флаги, Гремя приветствие Петру. И, мудростью подобен змию, Веселый царь, как утро юн, Новорожденную Россию Забил в железо и чугун. От Бельта до Сибири дальней, До поздней полночи с утра, Гудят и стонут наковальни Под тяжким молотом Петра. И за победою победа Венчает наши знамена: Наказана кичливость Шведа И гордость русских спасена. И дочерей на ассамблеи Везут отцы, как на позор, Везде — амурные затеи, Пожатье рук и томный взор. Дерзят, но в выраженьях лестных, Цитируя латинский стих, Под статуями нимф, прелестных И соблазнительно нагих. Психеи, Венусы и Фрины Скользят аллеями. «У вас Ланиты — розы, перси — крины, Купидо целится из глаз». — «К чему сей комплимент нескромный? Он оскорбителен весьма». — «Алина, ах! улыбкой томной Ты тайну выдала сама». А во дворце — банкет веселый, С вином шипучим, золотым. Снуют зеленые камзолы, И стелется табачный дым. И над кипящей, мутной бездной — Мечтами в будущих судьбах — Проходит исполин железный С голландской трубкою в зубах. V. ГОРОД СОВРЕМЕННЫЙ[91] Над руинами храмов, над пеплом дворцов, академий, Как летучая мышь, отенившая крыльями мир, Ты растешь, торжествуя, глумясь над преданьями всеми, Город — вампир! Полный сладких плодов, цветодевственный рог изобилья Скрыла Гея-Земля. Небо пусто давно, а под ним — Только визги машин, грохотание автомобиля. Только сумрак и дым. Опаляя деревья и вызов бросая лазури, Просит крови и жертв огнедышащий зверь — паровоз. Целый мир обезумел, и рухнуть великой культуре В довременный хаос. Пролагая дорогу грядущему князю Хаоса, Неустанны властители знаний, искусств и труда. Содрогаются стержни, стремительно кружат колеса, Все летит. Но куда? Что за странных сияний, доселе неслыханных звуков, Диких образов полон себе предоставленный мир? Где же песни, молитвы? Ты создан из визгов и стуков, Город — вампир! Горе, горе живым! Горе юности, силе, здоровью! Раскаленная челюсть, дыхание огненных губ Прикоснулось к народу: трепещущей плотью и кровью Упивается труп. Небеса безответны, и людям состраждет природа. И детей, как бывало, земные сосцы не поят. Кто-то хитрый и тайный пускает по жилам народа Разлагающий яд. Город, город проклятый! во скольких, во скольких вагонах Ежедневно везут безответно покорных судьбе И быков, и свиней, и младенцев, и дев, обреченных На закланье тебе. Сколько жизней прекрасных стихия твоя растоптала. Сколько лиц отцвело, сколько сильных угасло умов, Затерявшись средь банков, контор — алтарей капитала — И публичных домов. Расцветет ли любовь, где под грохот железных орудий Изнуренные девушки в темный влачатся вертеп Отдавать упыриным лобзаньям бесплодные груди За каморку и хлеб! Где и ночи, и дни, побледневший и весь исхудалый, Надрывается мальчик средь вечно гудящих машин И, родных вспоминая, на зорьке, холодной и алой, Тихо плачет один. Город, город проклятый! где место для каждого дома Чистой кровью народа и потом его залито! Вавилон наших дней, преступленья Гоморры, Содома Пред твоими — ничто. Торжествуй, торжествуй надо всем, что великого было И справляй свой кощунственный братоубийственный пир! Час грядет: ты услышишь дыхание Иммануила, Город — вампир! VI.СИОН ГРЯДУЩИЙ[92]
Братья! Сестры! Облекайтесь в ризы светлые, венцы венчальные И во сретенье Христа теките по стезям зазеленевших трав. Братья! Сестры! Слышите ли сладостное пение Пасхальное По лугам и пажитям, по холмам диким и удолиям дубрав? Со свещьми возженными в руках, лампадами златоелейными, Звонкими кадилами грядут и мужи сильные, и старики. Лапти юношей белеют райскими нетленными лилеями, Словно жертвы кровь на девушках повязанные алые платки. Птичьи гласы, щекот славий, кукования зегзицы тихие — Над ключами светлыми, в тени берез зеленых и плакучих верб. Здравствуй, церковь верная, бежавшая от царствия Антихриста: Излилася чаша гнева Божьего и жатву сжал Господний серп. Руки крепкие, расставшиеся с косами, плугами, сохами, Подымайте крест, крестьяне русские, возлюбленнейшие Христа. Вся земля исполнена молитвами, рыданьями и вздохами, Расцвели стихирами, псалмами девичьи румяные уста. Стали храмами дубравы озарённые, а рощи ― кельями, От купальниц золотых восходит ладан и гудит зелёный звон. В укрепленье верным въяве зрится над берёзами и елями, В пенье ангельском, на красных тучах, просиявший солнцем град Сион. Брат с сестрою, — равный с равной, — Матери, отцы, сыны, Перед церковью дубравной Все мы кровью крещены. Мы под тем же самым небом, И, как в первый век земной, Нивы золотятся хлебом, И луга шумят травой. Мать земля! Твои мы чада. Ты ли нас не защитишь? Горнего взыскуя града, Мы в твою бежали тишь. Геи, жатвами богатой, Лоно влажно и черно. Сколько лет в него оратай Золотое клал зерно! Не легка его работа! Православная земля, Сколько слез и сколько пота Выпили твои поля! Вся Россия — хлеб и небо. Сотни верст — одно и то ж: Золотые волны хлеба, Ветром зыблемая рожь. Вся Россия — только горе: Стонет богатырь-силач, И в веках гудит как море Детский вопль и женский плач. Вся Россия — лишь страданье, Ветра стон в ветвях берез. Но из крови и рыданья Вырастает ожиданье Царства Твоего, Христос. Братья! Сестры! видите антихристово злое поругание? Горе зрячим! Небо затмевается и ожелезились пути. Вот оно, предсказанное предками бесконное рыскание! Все источники отравлены. Везде его печать. Куда идти? Братья, сестры! вскормленные древнею премудростию книжною, Собирайтесь отовсюду, в песнях и молитвах возносите глас. Что за ветер зашумел над русскою землей? О, кто там движется? Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй нас! вернуться Петербург (с. 205). Бельт — один из проливов (существуют большой и малый), соединяющий Балтийское море с проливом Каттегат, за которым начинается Северное море. Гудят и стонут наковальни /Под тяжким молотом Петра… — реминисценция пушкинских строк «Так тяжкий млат, / Дробя стекло, кует булат»». Психея, Психе (душа, дыхание) — в греч. мифологии олицетворение души. Объединив различные мифы о Психее, Апулей создал поэтичную сказку «Амур а Психея» о странствиях человеческой души, жаждущей слиться с любовью. Венус — Венера, в римской мифологии богиня садов, отожествляется с греч. богиней любви и красоты Афродитой. Ее сына Энея римляне считали своим прародителем. Купидо — Купидон, в римской мифологии божество любви. Соответствует римскому Амуру и греческому Эроту. вернуться Город современный (с. 207). Князь Хаоса — дьявол. Вертеп — здесь трущоба, притон. Упырь — вампир, вурдалак, оборотень, мертвец, выходящий из могилы, чтобы пить кровь живых людей. Содом и Гоморра — два города в устье реки Иордан, жители которых, по Библии, погрязли в распутстве и за это были испеплены небесным огнем. Из пламени Бог вывел только Лота с семьей. вернуться Сион грядущий (с. 209). В предпоследней, строфе развернута картина — «антихристова злого поруганья» — вольный пересказ Апокалипсиса (Откр. 6–8). Сион Грядущий (то же, что Иерусалим) — речь идет об установлении Царствия Божьего на земле после Второго пришествия Христа. Сретенье — встреча. Антихрист — противник Христа, который перед концом мира должен стремиться к истреблению христианства, но потерпит крах. Оратай — пахарь. |
