Перехожу теперь к тому, что собственно говорит Блок о моей книге. Я не буду возражать Блоку по вопросам техники. Почти все его обвинения ранее высказаны Брюсовым, и я ответил на них в своем месте. Умолчу и о тех мотивах, которые побуждают поклонника музы Вячеслава Иванова находить у меня «грубые славянизмы» и автору «Балаганчика» возмущаться цинизмом стихов о беременной женщине, заимствованных мной у Немезиана. Скажу только несколько слов по поводу «мистического града», о котором я упоминаю в предисловии и который прямо «взорвал» г. Блока. «Мысль автора “Цветов и ладана” витает около “града, обещанного религиями”». Хотя словом «витает» еще не доказано ровно ни чего, однако видно, что тут г. Блок задет и как-то обижен. Очевидно, у певца «Прекрасной Дамы» свои счеты с «Новым Иерусалимом». Но не осилить проблемы — не значит ее преодолеть. Арлекинада «Балаганчика» — не возражение молитвам литургии. Несостоятельность Блока в роли мистического пророка, рыцаря Мадонны, за последнее время достаточно выяснилась. Не более удачно играет он роль стихийного гения. Как бы отрицательно ни относились мы к пафосу стихийности, мы не можем не приклониться перед такими титанами стихийности, как Микель-Анджело, Эмиль Зола, Лев Толстой. Но что же общего со стихийным титанизмом имеет г. Блок, пересадивший на русскую почву хилые, чахоточные цветы западного декадентства, создатель бесплотных и бескровных призраков в стиле Мориса Дениса и Метерлинка? Наконец, г. Блок уверен, что он — демонист первого сорта. Но об этом мы поговорим в свое время. Среди несвязного лепета и бреда, где мысли сочетаются по законам первичных ассоциаций, одна мысль сверкнула как молния: «Так я хочу. Если лирик потеряет этот лозунг и заменит его любым другим, — он перестанет быть лириком». Нет, г. Блок. Лозунг замоскворецкого Тита Титыча не идет лирику. Необходимое условие художественного творчества есть сознание иной высшей воли. Истинный лирик творит «не во имя свое». Это прекрасно сознавал лучший поэт наших дней, заимствовавший вечного огня Гёте и Пушкина, когда писал: Нам кем-то высшим подвиг дан, И властно спросит он отчета. Какой отчет дадите Вы, г. Блок, за Вашу похлебку a la Saintc Vierge? Или Вы залепечете о «румяном академике» и «долгобородых арийцах»? ПОЭМЫ ДЕВА НАЗАРЕТА. Поэма[246] Возраст последний уже настал по Кумейским вещаньям, Новых великих веков чреда зарождается ныне. Вот уж и Дева грядет, грядет и Сатурново Царство, Новое племя уже с небес посылается горних!.. Вергилий, IV эклога Пред ним склонился Рим. Чужие племена Увидели, что он Юпитером отмечен. Междоусобная окончена война, Отныне прочный мир народам обеспечен. Диктатор, консул он, трибун, верховный жрец, Не равный никому в своей великой славе, Разноплеменных стран властитель и отец, Вчера с Антонием боровшийся Октавий. Доспехи брошены, и, заключен в ножны, Висит без дела меч, оставленный и ржавый: Молчат провинции, разбои смирены, И Цезарь властвует над крепкою державой. Столица празднует забвение тревог, На белых статуях благоухают розы, И в храме предстоит Октавий-полубог, Он — накануне дня своей апофеозы. И боги новые текли со всех сторон концов В столицу Августа. Покинув пирамиды, Явилась в Рим толпа угрюмых мудрецов, Хранивших таинства божественной Изиды В окне святилища едва бледнел рассвет, Великий жрец гадал по книге вещих знаков… Когда же прочитал таинственный ответ, Упал пред идолом, испуганно заплакав. Victa iacet pietas, et virgo caede madentis ultima caelestum terras Astraea reliquit. Ovidius. Met. II На дороги покатые Солнце смотрит, алея; Стройно высятся статуи В кипарисной аллее. Вот народ возвращается По домам вереницей. На носилках качается Горделивый патриций. Зелень благоуханная Обвилась по аркадам, Брызжет пена фонтанная Серебристым каскадом. Над уснувшими парками, Над густыми садами, Над изящными арками Небо блещет звездами. Меркнут краски закатные, Стих на улицах гомон. Вспоминал времена невозвратные, И о веке мечтал золотом он: «Золотую росу Дуб медвяный не точит, И в священном лесу Лишь источник рокочет… Зародилась вражда Средь людских поколений Отлетел навсегда Мира ласковый Гений… И жесток человек, В преступленьях старея; Отлетела навек Дева правды, Астрея…» Вечер гас и бледнел, Опускался туман, И без устали пел Серебристый фонтан. Не Изида трехвенечная Ту весну им приведет… В лучах сиял небесный свод. На берегу дымился кратер. По ярко-синей глади вод Везли богиню Magna Mater. Но вот в мгновение одно Померк веселый блеск лазури, Бежит поспешнее судно, Почуя приближенье бури. Толпятся люди в полутьме, На корабле рыданья, визги… В лицо стоящим на корме Летят соленой пены брызги. Оторван руль, трещит корма, Темнее небо и враждебней… И пены белая кайма Блестит во мгле на вставшем гребне. Спасенья нет, всему конец!.. Разорван парус… В страхе бросил Молитву шепчущий гребец В морскую пасть обломки весел. Дрожащей молнии зигзаг Блеснул мгновенно и потухнул, Смешалось всё, и в бурный мрак Кумир богини с треском рухнул… ………………………………….. В сияньи розовой звезды Легли серебряные росы, Впивались в зеркало воды Песка желтеющие косы; Недвижна гладь вечерних вод, Горит заря, дымится кратер, Сирен рыдает хоровод Там, где погибла Magna Mater… Солнце спустилося низко, В волны лучами упало, Пурпур вечернего диска В зыбях зеленых купало. Моря поверхность тиха, Росы вечерние капали… Звонкая песнь пастуха Смолкла в уснувшем Неаполе. В бледных волнах замерла Дев одинокая жалоба… Мерно качаясь, плыла Судна разбитого палуба. И берег с пальмами дремал, Морская птица не рыдала, Весь мир грядущему внимал, И берег ждал, и море ждало… Семя жены сотрет главу змия. Бытие III Долина сонная у Иорданских вод То волнами текла, то становилась глаже. Еще молчала жизнь. У запертых ворот На ложе каменном полудремали стражи. Сияньем погася неверную звезду, Вставала на небе златистая корона. Деревья ожили в полях, в лесах, в саду, У серебристых волн бегущего Кедрона. Горели пурпуром высокие дворцы, Сторожевых постов наточенные зубы; В полях, за городом оделись в багрецы Красивых домиков белеющие кубы. На каменной скалы грозящей крутизне Сверкали выступы Антониевой башни; В чертогах Ирода всё спало в мертвом сне, Отдавши эту ночь распутно-пышней брашне… Столица гордая под тягостным ярмом Еще хранила вид своей недавней мощи. Вдали Вифания проснулась под холмом, Селенье мирное, в тени масличной рощи. Проснувшийся рыбак на небольшом дворе Задумчиво сидел, чиня хомут ослиный; Под щебетанье птиц дремали на горе Листвою серою одетые маслины. Иосиф быстро шел по улицам крутым, Среди немых домов и площадей безлюдных; Горела в нем душа предчувствием святым, До дна раскрытая для откровений чудных… Сам ли знал он… Божий зов ли Вел его… Он видит храм… Высоко на белой кровле Вознеслася Мариам. Всё поняв, душою чуткий, Плотник радостно взирал: На лице Ее играл Свет зари — и незабудки Глаз глубоких озарял… Как стрела, темнели брови, Взор молитвою сиял. В небесах пурпурной крови Таял утренний фиал. И стояла, вся блистая, Еще чуждая скорбей… Налетев, плескалась стая Дымно-сизых голубей. Роз гирлянда украшала Злато кос вокруг чела… Тучка с неба подплыла И у ног ее дышала. Иудею осеняла Нежно-белая рука… Вся, как лебедь, широка, Над вселенною сияла И на мир благословляла Предтекущие века. * * * В распаденьи бесконечном, Сонмы тварей без конца Чрез Тебя в единстве вечном Вечны в Вечности Отца! Праха с небом примиренье, Сердца радость и покров, К Солнцу мира возвращенье Разметавшихся миров! В вертограде Божья лоза Источает ток вина, И мистическая роза В звездном круге возжена… Небеса огнем залиты… В блеске вечных алтарей Пред Марией в прахе сбиты Сонмы духов и царей. Мир, усталый от страданья, Обещанию внемли! Не напрасны ожиданья Торжества и оправданья Древней матери Земли! Дети, дети дряхлой Евы! Вновь восстанем, спасены Вечной тайной Вечной Девы, Чистым семенем Жены! Близко, близко это время! Слышу веянье весны… Мир спасет святое семя Вечно девственной Жены! Ιδου η δουλη κυριου γενοιτο μοι κατα το ρημα σου Λουκα, Ι Через раму оконную Вижу синюю даль; Над долиною сонною Зацветает миндаль; Вижу в синем тумане я Гор сияющий трон; Зацвела Гефсимания, Запевает Кедрон, Стать блаженно-счастливыми Наступила пора… Зацветает оливами Голубая гора… Ангел с крыльями белыми Просиял из угла, Лучезарными стрелами Перерезана мгла… В пальцах — лилия нежная, Стебель зелен и прям, Лучезарная, снежная Белизна по кудрям; Где-то — голубь воркующий, Брезжит утренний свет… Скоро, скоро ликующий Зашумит Назарет! Стать блаженно-счастливыми Наступила пора… Зацветает оливами Голубая гора!.. Молодая, цветущая, Золотая страна Успокоит грядущие В новый мир племена. Задрожит преисподняя, Разорвутся гроба… Всё исполню: Господняя Я навеки раба. вернуться Дева Назарета. Свободная совесть. Лит. — филос. сб. Кн. 1. М., 1906. С. 94–101. Поэма посвящена Деве Марии, которая, по Евангелию, жила в галилейском городе Назарете, была обручена с Иосифом из рода Давидова и приняла Благую Весть от Ангела Гавриила (Лук. 1, 26–38). вернуться Эпиграф — из ст-ния В. С. Соловьева «Поллион <Из Вергилия>» (1887). Антоний Марк (ок. 83–30 до н. э.) — римский полководец, сторонник Цезаря. В 42 получил в управление восточные области римской державы. В 43 образовал с Октавианом и Лепидом второй триумвират, разбив войска Брута и Кассия (42). Апофеоза (апофеоз; от греч. apotheosis — обожествление) — прославление, возвеличивание какого-либо лица, события, явления. Изида (Исида) — в егип. мифологии богиня плодородия, воды, ветра, символ женственности, семейной верности, богиня мореплавания. В греко-римском мире ее называли «та, у которой тысяча имен». «Культ Исиды повлиял на христианскую догматику и искусство. Образ Богоматери с младенцем на руках восходит к образу Исиды с младенцем Гором» (Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2-х тт. Т. 1. М., 1980. С. 568–570). Таинственный ответ — предсказание о рождении Спасителя. В книге пророка Исайи (7, 14) сказано: «Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве примет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил». вернуться Эпиграф — из «Метаморфоз» Овидия (гл. I; в публикации ошибочно указана гл. II). В переводе С. Шервинского: «Пало, повержено в прах благочестье, — и дева Астрея / С влажной от крови земли ушла — из бессмертных последней…». Золотую росу… и т. д. до Дева правды Астрея… — краткое изложение отрывка 1 главы «Метаморфоз» Овидия о завершении золотого века. Аркада — ряд одинаковых арок, опирающихся на колонны или столбы. Применяется главным образом при устройстве открытых галерей. Астрея — в греч. мифологии дочь Зевса и Фемиды, богиня справедливости, сестра Стыдливости, обитавшая среди счастливых людей золотого века. Затем испорченность людских нравов заставила Астрею покинуть землю и вознестись на небо, где она почитается под именем созвездия Девы (Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2-х тг. Т. 1. М., 1980. С. 118). вернуться Эпиграф — из ст-ния В. С. Соловьева «Нильская дельта» (1898). Magna Mater — Великая Мать (лат.). вернуться Кедрон — поток, обтекавший Иерусалим с востока. Антониева башня — претория на северо-западном ушу Иерусалимского храма, построена Иродом Великим и названа в честь полководца Марка Антония. Здесь Пилат судил Иисуса Христа. Иосиф из Назарета, святой — плотник, уроженец Вифлеема, принадлежавший к царскому дому Давидову; впоследствии супруг Марии. вернуться Эпиграф (перевод) — «се, Раба Господня, да будет мне по слову твоему» (Лук. 1, 38). Соловьев использовал в этой части поэмы сюжет Благовещения (Лук. 1, 26–38). Гефсимания — сад на западном склоне Елеонской горы, место «моления о чаше» и предательства Иуды. Ангел с крыльями белыми — Гавриил. Лилия — символ вечной девственности и чистоты Богоматери. Цветы лилий по форме напоминают Евангельскую трубу, возвестившую о рождении (а следовательно, о смерти и Воскресении) Христа. По преданию, лилии выросли из слез раскаяния, пролитых Евой, покидавшей Эдем. В этой связи лилия выступает символом Марии как Второй Евы, которая открыла людям путь в рай. |
