1 декабря 1913 VI. БРАТИИ БОГОЯВЛЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ[191] В огромном городе, холодном и враждебном, Кровь сердца моего сосавшем, как упырь, Твой только воздух был мне сладким и целебным, Богоявленский монастырь. Уж двор твой снежные окутали покровы, А дни всё делались короче и темней, Но с верой ждали мы во мгле зимы суровой Ликующих Пасхальных дней. О, как я полюбил твоих смиренных братий, Как с их молитвами свои сливать привык, Когда за всенощной горит в огнях и злате Пречистой Девы темный лик. В опавших деревах шумела злая вьюга, И опустелый сад застыл в снегу седом; Твой пастырь с птицами умчался к морю юга, Затих его священный дом. И тщетно Бога мы молили о возврате… Влачились скупо дни средь медленных забот, Всё так же колокол скликал безмолвных братий В святые вечера суббот. Вот день, когда Христос был встречен Симеоном… Февральский луч готов разрушить снежный плен… В огнях собор; идет с кадилом благовонным Иеродьякон Гермоген. Епископ снова наш, наш пастырь снова с нами, В притвор он шествует с сияющим жезлом, В смиренной мантии, струящейся волнами, И в омофоре голубом. Дни первые поста! Святое излиянье Того, что в сердце мы от всех людей храним, И повторяющий молитву покаянья Суровый инок Серафим! Унылый благовест, алтарь неозаренный, И клира черного чуть слышный, скорбный глас… Взывает горестно епископ сокрушенный: «О, Господи, помилуй нас!» Суббота Вербная! синеют волны дыма, С ветвями вешних верб, поет «Осанна» клир. И кажется: Христос к вратам Иерусалима Грядет страдать за грешный мир. И гласом сладостным ко Господу взывая, Смиренный Гермоген у Царских Врат склонен: В одной руке — свеча, в другой — святая вайя, Еврейским детям вторит он. Вот день единственный — постящихся награда! Повсюду блеск свечей и пурпур багряниц, Псалмы Пасхальные доносятся из сада, Сливаясь с щебетаньем птиц, Горят трехсвещники в цветах благоуханных, Раскрыты алтари, и голубая твердь Струится из окон, и клир в одеждах рдяных Поет: «поправши смертью смерть». Меж молодых берез ты шествуешь «со славой», Наш пастырь. У дверей служители твои Уже набросили на стан твой величавый Лазурной мантии струи. Архимандрит и клир, прося благословенья, Склонились пред тобой, струя душистый дым, И девы чистые запели в отдаленьи: «Светися, Иерусалим». О, как я полюбил таинственным покоем И шумом голубей весною полный сад, И дом епископский, священный дом, над коим Незримо ангелы парят. К нему толпы сирот приходят, не робея, В нем груди дышится отрадней и вольней, Над ним лазурь небес как будто голубее, И облака над ним нежней. Туда, туда летят души моей моленья: Я тихою мечтой блуждаю каждый день В задумчивом саду, где храм Богоявленья Зовет меня в святую сень. VII. ГЕРМОГЕНУ МОНАХУ[192]
Искушенья злобы и гордыни Ты отверг от юношеских дней; Легкий воздух Оптиной Пустыни Веет в келье радостной твоей. В ней не чуешь тягостного плена: Благовоньем лилий напоен Тесный дом, и образ Гермогена День и ночь лампадой озарен. Как завидна вольная неволя Светлой кельи, где любовь и мир, Где келейником племянник Лёля В праздники готовит скромный пир. Голуби шумят в ветвях березы. Ты поешь, присевши за рояль: «Милость мира». Нежно пахнут розы, И монаху прежних дней не жаль. Покорили черные одежды Волю плоти. Ты в слезах всю ночь Молишься, не опуская вежды; Духи тьмы бегут в смятенье прочь. Как монах в пещере Фиваиды, Ты с Христом беседуешь в ночи… Научи меня прощать обиды, За врагов молиться научи. Просвети наукою бесстрастья Темный дух мой… Помнишь, как со мной Светел шел ты утром от причастья, Укрепленный пищей неземной! В вышине синело небо мая, Еще пуст был монастырский двор, Голубей взвилась над нами стая, Уносясь в сияющий простор. И душа рвалась лететь за ними… О, навеки будь благословен И меня молитвами твоими Не оставь, смиренный Гермоген. VIII. ПАМЯТИ Ю. А. СИДОРОВА[193] В ужасный день, под стон февральской вьюги, Неистово шумевшей средь могил, Твою гробницу на краю Калуги Я посетил. Но я не помню грустного погоста, И верю в твой сияющий возврат, Алкавший посвященья в анагноста, Мой тихий брат. Для Церкви нет ни тления, ни гроба: Два инока, покинув дом родной, Пустынею теперь идем мы оба В полдневный зной. Далек наш путь: кувшин последний выпит, Засох язык, изранены ступни… Но в глубь пустынь уводит нас Египет, Как в оны дни. Нам даст ночлег святой отец пустынник, Для мглы пещер презревший грешный свет, И пальма пыльная уронит финик Нам на обед. Когда ж тоска по радостям и миру Охватит нас и вспыхнет страстный зной, Пречистой Деве мы поем стихиру, Лишь Ей одной. Она одна — наставница монахов, Мы к ней взываем: и во сне, и въявь, Пречистая, от помыслов и страхов Избавь, избавь. И мы придем к Ее садам цветущим, Где навсегда Она воздвигла трон, Где иноки поют по райским кущам Горы Афон. Где райским изумрудом дышит море, Где гнезда келий вьются по скалам, И где Она, в лазурном омофоре, Сквозь фимиам, Плывущие благословляет лодки, И вся сияет в тверди голубой… Мой милый брат, горе, сжимая четки, Идем с тобой! Молитвой и постом противясь змию, Свершаем мы, паломники святынь, Наш путь из киновии в киновию В песках пустынь. вернуться Братии Богоявленского монастыря (с. 444). Вот день, когда Христос был встречен Симеоном… — евангельский эпизод встречи Мессии с его первыми учениками: «Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев, Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море; ибо они были рыболовы; И говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков». (Мат. 4, 18–19). …со славой… — в церковной службе повтор: «Слава и ныне, и присно, и во веки веков…» «Славой» называется треть кафизмы, отделяемой троекратным пением: «Слава и ныне…», «аллилуйя» и «Господи помилуй». вернуться Гермогену монаху (с. 447). Келейник — служитель монашескому лицу, послушник или монах, служка. Фиваида — пустыня на Юг от Египта, местопребывание пустынников в IV и V вв. вернуться Памяти Ю. А. Сидорова (с. 449). Анагност (греч. чтец) — человек, занимавший других чтением вслух (на пиру, семейном вечере и т. п.). …в глубь пустынь уводит нас Египет… — речь идет о пустынниках IV–V вв., спасавшихся в Египетских землях. Афон — святая гора в Фессалии, на полуострове Халкидики на северо-востоке Греции, центр православного монашества. Находился под юрисдикцией Константинопольской патриархии с правом самоуправления. Известен с Апостольских времен, с VIII в. насчитывает 20 монастырей. Киновия — монастырское общежитие. |
