XII. ОТРЫВОК Как черного колодца дно — Пустынный двор. Одно окно Мерцает в бледной вышине, И кто-то, промелькнув в окне, Кивает. Гулкие шаги Звучат в тиши. Везде — враги. Шагая мерно под стеной, Не дремлет зоркий часовой, Не дремлет стая чутких псов, Чугунный недвижим засов. У входа в башню строгий мрак И лязг скрещающихся шпаг. Внезапный, резкий крик: «пароль!» Под сердцем вспыхнувшая боль, Невнятный стон, предсмертный хрип… И неизвестно, кто погиб, И кровью отчего залит Под лестницею камень плит. Когда ж проглянет мутный день, И побелеет двор, как тень, Тиха, бесплотна и бледна, Принцесса взглянет из окна, И высохшую за ночь кровь Увидит на камнях, и вновь Окно закроет. Но когда Взойдет вечерняя звезда, Под башнею сгустится мрак, Проснется тайный шелест шпаг, И весело блеснет клинок, И лязгнет сталь… XIII. ПОРТРЕТ[102] Я возвратился, я не мог Не позабыть твоих обид. Не стерта пыль с усталых ног, А сердце ноет и стучит. Грохочет город под окном, В пыли не видно бледных звезд. Как всё разбросано кругом! Должно быть, недалек отъезд. Неужели я опоздал? Я всё простил. Я — твой, я — твой, Я — твой. Я б всё теперь отдал За миг один вдвоем с тобой. Как некий неотвязный бред, Поет в ушах: всё, всё прости. И я гляжу на твой портрет, И глаз не в силах отвести. Кто больше высказать бы мог, Чем эта мертвая доска? В твоих глазах — какой упрек, Какая смертная тоска! Что, что с тобой? Куда глядишь? Русалка, побледневший труп. Прочь, прочь! Вверху — вода, камыш… Не узнаю любимых губ. Где ароматный пурпур их? Где черно-изумрудный пыл Очей, то солнечных, то злых? Бог знает, как я их любил! Как будто говорит их взгляд: «Прощай, мой милый, навсегда! Вокруг меня — подводный хлад, Тиха зеленая вода. Прости! прости! Проклятый бред Душа не в силах превозмочь, И я тяжу на твой портрет… А в воздухе сгустилась ночь. Средь чемоданов, сундуков, С дорожной палкою, в пыли, Едва могу расслышать зов Весны, ликующей вдали. XIV. У ОКНА
Те дни хранятся в памяти моей, И их ничто не может истребить, Ничто, ничто, и тем нежней, больней Воспоминание, что воротить Того блаженства краткого нельзя. Моя глухая, темная стезя Мгновенье озарилась. Но молчу. Я жалоб и укоров не хочу. Но просто бы теперь хотелось мне С тобою побеседовать вдвоем Бездумно, тихо. Пусть как в легком сне Прошедшее встает. Уж на твоем Лице играет кроткая печаль. Должно быть, и тебе былого жаль? У ног твоих всё тот же прежний я. Как хорошо, о милая моя! Ты помнишь ли? тогда была весна, В разгаре май. Над пыльною Москвой Бледнела полночь. В глубине окна Играла ты с котенком. Боже мой! Как ты была безумно хороша! Казалось, долго спавшая душа Зажглась огнем, проснулась, зацвела… Ужель твоя улыбка солгала? Вплоть до зари не отрывая глаз, Очей глубоких зелень и янтарь Впивать, впивать… Рассветный близок час, Последний догорающий фонарь Вдали мерцает с городской стены, И мы измучены, утомлены, И ласково пересыпаешь ты Моих фиалок блеклые цветы. И едкие пурпурные уста Смеются мне, и кажется: вот-вот Действительность растает, как мечта, И комната в безбрежность уплывет! И в тихом ужасе небытия Цветет твоя улыбка. Ты и я, Безгласные, склоняя взор во взор, — Заброшенный в пространство метеор. И бесконечно длятся эти сны, И жалко пробудиться. Но пора: Уж улицы становятся бледны, Свежеет ветр, недолго до утра, В окно запахла белая сирень, Со стен и мебели слетает тень, И фонаря мигавший долго газ Мерцал, мерцал, и наконец угас. Но что же вдруг в тебе произошло, Что ты, как ядовитая змея, Ужалила мне сердце? О, как зло Ты пошутила, милая моя! И тихо воротился я домой С опустошенной, мертвою душой. Пусть наши снова встретились пути: Весна прошла. Порхает снег. Прости. СТРЕЛЫ КУПИДОНА[103] Встречали ль вы в пустынной тьме лесной Певца любви, певца своей печали? Пушкин вернуться Портрет (с. 236). В. 1909. № 4. С. 11–12, № 3 в цикле «Апрель». Где черно-изумрудный пыл… и т. д. — реминисценция из ст-ния Ф. И. Тютчева: «Я очи знал, — о, эти очи! / Как я любил их, — знает Бог!». вернуться Эпиграф — из ст-ния А. С. Пушкина «Певец» (1816). |
