Июль 1918 г. Дедово «Амброзией и нектаром богов…» Амброзией и нектаром богов Питал ты нас, когда мы были юны. О, как в руках твоих звенели струны Латинских лир из сумрака веков. Лукреция язвительных стихов Огонь и Цицероновы перуны… Народа речь цвела фиалкой юной У девственных умбрийских родников. Года прошли. Ты видишь с нами всеми Развалины дворцов и академий. Увенчан серебристой сединой, Шалуньи Лесбии ты помнишь слезы. Катулл и Плавт и этою весной Античные тебе срывают розы. К М. У Ненастный день, осенний вечер серый, И ветра вой, и облака как дым… На твой порог, порог любви и веры, Я прихожу, усталый пилигрим. Оставлен мир. В тени твоей пещеры, Как в оны дни, сияет вечный Рим. На твой порог, порог любви и веры, Я прихожу, усталый пилигрим. Рассеяны блестящие химеры, И близок Тот, кто на земле незрим. На твой порог, порог любви и веры, Я прихожу, усталый пилигрим. Сентябрь 23 — апрель 24 М. А. ПЕТРОВСКОМУ Когда в таинственном тумане Синел далекий жизни путь, И, полная очарований, Меланхолическая жуть Звала нас в замки суеверий, Ты помнишь, милый, наши сны В весеннем засиневшем сквере В сияньи мартовской луны? В бреду весны первоначальной Сливались смутно в мир один В волнах стихии музыкальной Виденья духов и Ундин И звал к себе нас из тумана Единый лик, в журчаньи вод, В глазах цветов, в громах органа, В устах, алеющих как плод. Тот мир воспоминаний дорог, Но после гроз пережитых, Ну не смешно ли лет под сорок Влюбляться в змеек золотых? Но если в сердце станет серо, Приятно вечером глухим Прочесть страничку «Элексира» И за Медардом ехать в Рим. Я жду тебя во мгле собора И там, где ладан и орган, Обнимет жарче Теодора Все тот же прежний Киприан. 25 февр 1925 Надовражино К А. И. А. («Тот миг не может быть случаен…») Тот миг не может быть случаен, Когда, как призрак неземной, Среди Лефортовских окраин Ты вдруг явилась предо мной. Среди тюремных, грозных зданий Ты, безмятежная, плыла, Несокрушима средь страданий И сверхъестественно светла. Как дева оная Сиены, Спокойно озаряла ты Замки железные и стены, Как рая красные цветы. В одежде иноческой, скромной Уж ты предсозерцала крест, Года в цепях и в келье темной — Награду Божиих невест. Высокая, как лебедь белый, Холодная, как горный снег, Ты образ свой запечатлела В воспоминании навек. И ты в темнице, средь злодеев, Убийц, разбойников, как тот, Кто, распятый рукой евреев, Себя нам в пищу отдает. Гора любви, гора распятий — Твоя гора. В сей краткий миг Упала капля благодати И в мой скудеющий родник. 27 окт. 1926
«В древнем парке реют тени…» В древнем парке реют тени, И смеется синий пруд. Полон тайн и сновидений Задремавший Чесни-Вуд. Где фиалка взором юным Оживила влажный дерн, Пала ночь, и в свете лунном Бродит черный Телькингорн. Много лет в гробу семейном Рылся этот черный крот. Пахнет дорогим портвейном Высохший бесцветный рот. Лэди Дэдлок! На мгновенье Яркий луч разрезал ночь: Ты изведала забвенье, К груди прижимая дочь. И потух огонь весталки, И навек убита честь, Но весенние фиалки В гордом сердце будут цвесть. Но бесшумно, но упорно Близится возмездья час: Черный призрак Телькингорна Движется во мгле террас. Полночь. Выстрел. Кто застрелен? Тени реют и зовут, Но как прежде свеж и зелен Задремавший Чесни-Вуд. Где синеют волны пруда, Там, где гуще тень аллей, Под дубами Чесни-Вуда Виден белый мавзолей. Дряхлый всадник на закате Там замедлит бег коня, И вздыхает об утрате, Лоб крестом приосеня. В листьях дуба шепчет ветер: «О, приди, я все простил!»» Дряхлый, бедный сэр Лейчестер, — Словно выходец могил. 1926 2 ФЕВРАЛЯ Снова, снова с ладаном и звоном Остия взвилась передо мной, И Христос-младенец Симеоном Принят в руки, кончен путь земной. В храме холод, но сияет синий Свод небес в предчувствии весны… Слышу голос: «Отпущаешь ныне», Свечи вечные освящены. Семь годов назад я был поставлен В алтаре, приявши на ладонь Плоть Христа… Когда, где будешь явлен Душу мне сжигающий огонь? Ближе дым и ближе пенье хора, — Вот они, воители Христа, Шествуют, не подымая взора, Все под тенью черного креста. Отроки звонят неумолимо, И идет, как судия на суд, Полновластный представитель Рима, Сжав в руках таинственный сосуд! А над ним колышутся знамёна, И блестят Марии вензеля, И с небес взирает царь Сиона. Как Ему покорствует земля! Старцы, дети слиты в общем гимне, Он растет под сводом, как гроза… Бледные, в одежде темной, зимней Девочки проносят образа. Но пройдут два месяца, и те же Непорочной стаей голубиц Будут реять, дождь цветочный свежий Перед чашей рассыпая ниц. Загремят рыдания органа, Как любовно бьющаяся грудь… О, гряди невеста от Ливана, О, осыпьте лилиями путь. |
