Снорки, взлетевшие в воздух, приземлились на корпусе и начали свою разрушительную работу, они схватили каждый по конечности и принялись выламывать их. Тварь, почувствовав их вмешательство, вдруг снова преобразилась во что-то непонятное и, открыв рот, из которого показались с десяток то ли щупалец, то ли длинных язычков, начала разворачиваться. Бобр выстрелил два раза прямо в раскрытый рот твари, выбивая оттуда куски плоти и брызги. Оглушительный крик снова выключил мембраны комбинезона, последовал сильнейший удар в грудь, сталкер, который сидел в неустойчивом положении, собираясь сменить позицию, вылетел пробкой из кустов и, сделав несколько кувырков, растянулся на лесной подстилке. Тварь вскочила на задние конечности, крича разбитым ртом и пытаясь дотянуться до одного из снорков, с бешеной скоростью молотящего по сочленению двух цилиндрических тел существа, второй снорк в это время, упершись, выкручивал сустав чудовища. Крутнувшись вокруг своей оси, она схватила снорка, пытающегося разбить ей сочленение тел, и ударом одной из конечностей вспорола ему живот, одновременно выкидывая тело, но продолжая держать его за внутренности. Яшка полетел в сторону, а за ним, словно струна, вытягивались потроха. Грянул выстрел Лесника, голова твари дернулась, она несколько раз взбрыкнула ногой, на которой повис второй снорк, и он, не удержавшись, отлетел в сторону, и развернулась к Леснику. Грянул еще выстрел, голова твари дернулась еще раз, Лесник отбросил ружье, достав нож. В это время подскочивший из-за деревьев телок с размаху ткнул существу в затылок, тварь, зашипев, схватила его одной из конечностей за морду и затащила под себя, раздался хруст. Лесник, стоя напротив твари, перебросил нож в другую руку. В свободной руке появился светящийся малиновым неизвестный артефакт. Тварь с криком прыгнула на деда, но внезапно его фигура смазалась в быстром движении, он проскользнул под ее телом, охотничий нож из лучшей стали бессильно чиркнул по брюху существа. В тот же миг один из оставшихся в живых снорков прыгнул пауку на шею, барабаня по черепу и пытаясь дотянуться до глаз, Бобр, вставший на ноги и подоспевший к этому моменту, открыл огонь по торчащим суставам ног паука. Снорк, не дававший стряхнуть его и отбивающий ногами все приближающиеся к его телу конечности, заставил мутанта заняться только им. Лесник, сменивший сборку и убравший нож все с той же неестественной скоростью, держа в руках два артефакта оранжевого цвета, бросился под брюхо чудовища, вбивая артефакты сначала в одно, а затем в другое тело.

– Уходим! Егор, Борька, уходим! – закричал он.

Борька, на секунду замешкавшийся, спрыгивая с монстра, был словлен на лету передними конечностями твари. Тварь напряглась, раздался писк, и тело снорка с чавканьем разделилось на двое. Обе половинки полетели в убегающих Бобра и Лесника, чудовище поспешило следом. Лесник, ускоренный артефактом, успел на ходу поднять рюкзак, ружье и перезарядиться.

– Беги, я догоню, – крикнул он Бобру и, развернувшись, сделал поочередно два выстрела, раздался крик, топот преследующей людей твари начал стихать. – Все, теперь утром добирать пойдем, – догоняя несущегося во весь дух сталкера, сказал он. – Ну все, тормози. Не молод я, чтобы до делянки бежать, – он засмеялся. – А ты, сталкер, если испужан сильно, беги. Тебе теперь можно, не пропадешь.

Бобр остановился, шумно дыша. Обернувшись назад, он трясущимися руками начал заряжать дробовик.

– Что, убили? – спросил он, переводя дух.

– Нет, не убили, но дело сделали, – сказал Лесник, упершись руками в колени. – Я ей два «ока» на брюхо прицепил, теперь ей от Зоны никуда не деться, внутри она ее прорастет, и силы, которые она у детишек ее забрала, себе вернет. Утром доберем, – Лесник выпрямился, вдыхая ночной воздух полной грудью.

Сзади послышался треск ветвей и крик.

– Ага, – обрадовано сказал дед, прислушиваясь, – на дерево хотело влезть, а сил ей не хватило.

– Но по земле-то оно ходить может? – настороженно спросил Егор

– Может, – на секунду задумавшись, сказал дед. – Да оно за нами и идет. Пойдем, Егорка, не спеша. Нечего ее дожидаться.

Они двинули, шум и треск сзади перемежался с отчаянными страшными криками, начинающимися как мужские и без всякого перехода меняющимися на звериный рык, затем на женские, а после переходящий в отчаянно призывной, смешивавший в себя все три оттенка. Эти крики вызывали невольный ступор у Егора.

– Ишь как ее, будто пьяную, кидает, – вслушиваясь, сказал дед. – Но сил еще много, встает, догнать хочет.

Так шагая по ночному Рыжему Лесу и прислушиваясь к крикам существа, они дошли до домика.

– А если она сюда дойдет? – спросил Егор, соображая, как лучше организовывать оборону.

– Если сюда дойдет, то тут и останется, чую, недолго ей осталось, не дотянет до утра. Так что не бойся, – Лесник запер дверь, ставни, проверил спящего ученого. – И товарища твоего отпускает понемногу, видишь, – снимая руку у него со лба, сказал он. – Давай чайку поставь, нам теперь всю ночь тут караулить.

Пока Бобр ставил чай и заваривал, как научил его дед, встань-траву, прошло время. Во дворе послышался шум и треск ломаемой оградки.

– Во, пришла! – весело сказал старик, держа ружье.

Егор схватился за дробовик и закрутил головой, соображая, откуда ждать опасности. Повисла гробовая тишина, нарушаемая только ровным дыханием спящего человека. Прошло несколько минут, внезапно спящий Валерий всхрапнул, закашлялся и попытался сесть. Наконец, ему это удалось, и он спросил смотрящих на него сталкеров с оружием наизготовку.

– Блин, что случилось?

– Все, издохла, – глядя, как ученый встал и потянулся к кружке с водой, – пойдем проверим.

Они вышли на крыльцо. Прямо перед дверями лежало огромное, если не считать длину лап, пятиметровое насекомое с почти человеческой головой и волосами. Суставчатые конечности его безвольно лежали на земле, кремовое тело потеряло свою округлую форму, никаких геометрических узоров на нем больше не появлялось. Выглянувший из-за плеч Лесника и Бобра ученый радостно осклабился, подошел к телу, присел рядом с мертвой головой и, глядя в ее полузакрытые глаза, сказал:

– А я тебе обещал, что так оно и будет!

Группа людей покинула делянку на рассвете, оставив тело существа на том же месте. Валерий общелкал все фотоаппаратом, обмерил рулеткой, изрисовал несколько листов и, наконец, отколупнул образец тканей в пробирку для исследований. Лесник, глядя на это, лишь поморщился.

Неспешно продвигаясь по Рыжему Лесу вслед за Лесником, Бобр спросил ученого, мол, когда это он обещал этой твари, что так и будет? Валерий, задумавшись, ответил.

– Ты знаешь, Бобр, она ко мне всю дорогу приходила, ну, пока я в отключке был. Вначале вот так, как есть, муравьем этим белым, я не испугался, потом она по-всякому, по-другому пробовала, то знакомыми моими, то зверями разными, все пыталась испугать, подружиться, разжалобить. А что именно делать, не знает. Я вначале думал, что умер и на том свете нахожусь, а потом смекнул, что однобокий какой-то тот свет получается, примитивный. Так я и вычислил, что дурит меня мутант, держит у себя под колпаком. Я ей не давался, не верил. Только чую, рано или поздно возьмет она свое, и так, и эдак вилась, то как будто ногу мою жует, то вдруг болезнью ко мне оборачивается, то женщиной придет и плачет или смеется, да только и я не промах. Она вроде как мучить меня пыталась, на эмоции вывести. А я чувствую, что ищет она лазейку ко мне, а сам и пошевелиться не могу и отвернуться от нее, поселилась она в сознании, изучает. Все ей знать интересно, она же до этого только на мутантах развлекалась. А я ей знаешь что?

– Что? – спросил сталкер, ожидая продолжения.

– Я ей, дуре, давай таблицу умножения сначала давать, потом теоремы, потом по профилю своему гонять, а она же суть – животное, имитатор. Разума у нее не хватает делает вид, что понимает, насмотрелась, видать, на мои воспоминания, как себя вести в школе надо, вот и сидит такая то ли женщина, то ли ребенок, то вдруг животное какое, то вдруг листьев вокруг накидает, мол, диалог такой пробует. А я вижу, что нет способностей у нее к пониманию, и давай ее склонять, что в действительности ее не существует, и в сознании моем она тоже самое, что и я в ее, что тело мое в безопасности находится, – ученый потрогал голову. – Ну я так решил. А ее тело скоро ты с Лесником кончишь. Она хоть и ничего не понимает, но уверенность мою чувствует, я же ее только теми эмоциями кормлю, которые мне с ума сойти не помогают. Запаниковала она, хотела на меня броситься, а я смеюсь, хотела она от меня убежать, а я ей «куда ты, милая?» Она встает, вроде как оборачивается ко мне идти, а я опять смеюсь, ну так, без смеха. Весело себе делаю, а ей не нравится, – ученый задумался. – Вот так я с ней и барахтался. И каждый раз, когда она ко мне приходит, я уже ждать ее начинаю, там же в сознании времени как будто не существует. Вроде давно ее не было, а вроде и только что исчезла. Вот такого ментального эмбриона она мне в мозг успела посадить, понимаешь? Чтобы управлять мной через некоторое время. Это же явный пример ментального паразитирования!