– Где наука? – спросил Зима.

– Там он, в кювете, – ответил Сагитай, махнув рукой.

Тут же туда бросились двое бойцов и под руки вывели Дока на свет божий. Дальше Сагитай и Яков начинали помнить и понимать все меньше и меньше с каждой минутой. Они помнили, какими глазами сталкер Зима смотрел на их катаны, взволновано говоря что-то про японских мастеров, как проверял заточку и бил по рукам всех тех, кто хотел дотронуться до этого оружия. Помнили, как Яков рассказал, что может поменять настройки поискового робота так, что он не тронет ни одного мертвеца, отчего сталкеры пришли в особое возбуждение, наперебой засыпая его вопросами. Кстати, среди прочих было двое молчаливых сталкеров в светлой, явно сталкерской, бывалой амуниции, чья нижняя часть лица была закрыта платком. Это они первыми кинулись к Доку и повели его в транспорт. На их бронекостюмах были эмблемы в виде белого черепа с крыльями. Их одежда была намного светлее цветов сталкеров Свободы, тоже зеленоватая, но выцветшая настолько, что можно было подумать, что ее специально вымачивали в бензине, а латок на одежде было так много, словно одежду расстреливали или терзали мутанты. Наши бойцы хотели рассказать еще много чего, но язык начал заплетаться, они стали путать слова, а когда Яков достал аптечку и показал, уже жестами, что «все», Зима чуть ли не пинками раскидал обступивших бойцов сталкеров по машинам, сам проводил Сагитая и Якова в транспорт и, развернув «Тигров», сталкеры двинулась обратно.

Минуты через три, находясь под двумя сильнодействующими препаратами, действие которых сходило на нет, и чувствуя естественную человеческую усталость, накопившуюся в истощенных мышцах, нервной системе, вырубился напрочь Сагитай, который, только сев в кресло, тут же обмяк и повалился на Сахарка. Яков целых пять минут бредил что-то о королеве демонов, боеприпасах для «Леры», третьем рычажке с зеленым диодом и кормежке Дока… Но и он, бормоча всякое, потихоньку забулькал отдельными звуками и, повиснув на ремнях безопасности, отключился.

***

По опустевшим улицам Москвы, с ходу разбивая тараном бронированных машин заторы из гражданской техники, с запада на восток шли танки. За ними, отталкиваясь измененными конечностями и растоптанными ступнями по мостовым и асфальту, изредка оглашая пустые многоэтажки ужасным криком, катили полные смертельной для человека радиации валдарнийцы. Затем на легкобронированной технике и внедорожниках двигался альфа-гнус. Из Москвы-реки, там, где были сходы к воде, поблескивая в пасмурном свете затянутого мрачными холодными облаками солнца, выходили вооруженные люди с пятнами на лицах, строились, равнялись и выдвигались на ближайшие высотки… Но Москва была пуста. Холодный октябрьский ветер ходил по улицам, гоняя мелкий мусор по застывшим проспектам, мостовым, постепенно угасая в переулках. Только некоторые голуби, прикормленные в парках, ходили с гордым видом вокруг своих дам, тщетно постукивая клювом в голый асфальт, на который сегодня никто не кинул ни крошки хлеба.

На южном направлении валдарнийские танки уже прошли Астрахань и, двигаясь по песчаным полупустынным территориям, приближались к Атырау. На северном направлении с горячими боями по дороге, посыпанной пеплом своих, тел гнус заходил в Архангельск.

Заражение прошло Сирию, Иран, маскируясь под дервишей, приблизилось к Индии, вышло на побережье Бразилии и Суринама… А где-то далеко, очень далеко от этих широт, в никому не известной деревне Остроушки стоящий без рук и ног, забытый всеми, но не дежурившим над ним беспилотником валдарнийский танк с воткнутым за воротник одной из голов шприцом ссохся и покрылся белым солевым налетом. Наполовину спрятанные в лунки безобразные лысые головы безжизненными провалившимися внутрь глазами смотрели в никуда. Легкий щелчок обозначил появление едва заметной трещины в прочной коже биотанка. Через минуту щелчок повторился, а затем щелчки стали происходить десятками, тихие и громкие, чавкающие и сухие. Змеистые трещины побежали по общей коже биотанка, словно выкройка портного, обрисовывая места срастания отдельных организмов. Наконец, оглушительно треснув многими десятками костей, стоявшая безобразная туша биотанка начала распадаться. На старый, разбитый и никому не нужный уже асфальт падали лишенные всякого подобия жизни безобразные, скрюченные, видоизмененные, ставшие хрупкими, словно перекаленными на огне, скелеты людей с обрывками материи и высохшей мертвой плоти.

Серое, затянутое тучами небо проглядывало через криво забитые горбылями узкие, высоко расположенные окна длинного помещения. Несколько деревянных коробок, посыпанный соломой пол и выветрившийся, но все еще присутствующий запах коровьего навоза. Звук человеческой речи за стенами, запах костра. На отдалении хрипела болгарка, а в тот момент, когда она замолкала, было слышно приглушенное тарахтенье бензинового генератора. Резкий визг болгарки заставил Якова проснуться и недоуменно соображать, где он. Сам он лежал на матрасе, который, в свою очередь, лежал на деревянных нарах, поверх него было наброшено старое ватное одеяло с разводами высохших пятен, припалинами и несколькими дырами, откуда торчали куски посеревшего от пыли хлопка. За его головой было слышно сопенье спящего человека. С некоторым трудом вывернувшись, чувствуя слабость в теле от долгого сна, он обнаружил спящего глубоким сном Сагитая. Губы бойца спеклись от обезвоживания, черная щетина пробила смуглую кожу, а глубокое мерное дыхание говорило о здоровом сне. Оружия и брони при них не было. Странно, почему их разместили в бывшем коровнике? Но в любом случае большое облегчение, что теперь они должны быть в относительной безопасности, хотя пистолетик бы или какой-никакой нож не помешал. Похлопав себя по лицу, чтобы стряхнуть с себя дурацкое оцепенение, он сел. Тут же слегка закружилась голова, и жажда бешеным слоном затрубила в голове. Яков встал и неверной походкой двинулся к дверям, которые он еще не видел, но которые должны были быть в середине каждой стены. Определенно они были в опустевшем коровнике. Не просто опустевшем когда-то давно, а недавно, может быть, несколько месяцев назад, поскольку запах скотины еще держался в стенах строения. Деревянный пол, очевидно, снесли и выгребли трактором, поскольку линия доски была видна на стенах. Точно можно было сказать, что они не в Зоне. Там таких строений нет.

Наконец он дошел до двери, сделанной не огромной двустворчатой воротиной под скотину, а под стандартный дверной проем. Он открыл деревянную дверь и с облегчением вдохнул полной грудью свежий прохладный воздух. Несколько человек повернулось к нему. В полном вооружении, при броне. Костер, разведенный на земле, дрожал яркими углями, серое, затянутое расплывчатыми облаками небо не давало понимания о том, какое сейчас время. Либо начало вечера, либо конец утра. Несколько защитного цвета палаток стояло напротив, пара военных внедорожников и гражданский автобус с выбитыми стеклами салона.

– Очнулся? Иди к нам! – послышался голос одного из бойцов.

С трудом соображая, кто есть кто, Яков дошел до костра и плюхнулся на освобожденное для него место. Бойцы внимательно смотрели на него. Один из них, вооруженный мечом, часть лица которого украшала татуировка, вылезшая из-под воротника на левую щеку, прищурился, вглядываясь в лицо Якова. Его Яков помнил, это не самый давний, но все-таки уже достаточно давно знакомый сталкер Зима.

– Пить, – прохрипел Яков.

Ему тут же подали флягу с водой. Яков присосался к ней и жадно пил большими глотками. Только теперь он услышал, что шум в ушах, который сопровождал его с момента пробуждения, начал отступать. Посмотрел еще раз на мужиков, стоящих напротив него. У одного был подбит глаз, у другого распухли щека и бровь, у третьего разбита губа. Даже у Зимы была ссадина под глазом.

– Что-то вы помятые такие? – не особо соображая, сказал Яков.