Сзади скрипнула дверь. На улицу вышел Лесник с ружьем и папиросой в руках. Лесник улыбался.

– Подвинься, Пес, – аккуратно подтолкнул он чернобыльца ногой.

Тот встал, сошел с крыльца и улегся ниже. Лесник сел рядом с Егором, раскуривая папироску с душистым самосадом.

Выспавшись и поев, Лесник начал собираться в лес.

– Дед, это ничего, что ночь скоро наступит? – спросил Егор, не упаковывая рюкзак.

– День, ночь, в лесу все едино. А артефакты шибче виднеются, особливо те, по которые мы пойдем.

Ученый сидел за столом и ковырял АИК.

– Послушайте, Бобр, вы бы не могли помочь? Поносите регистратор, пожалуйста, с собой. Он нетяжелый, – попросил Валера.

– Нажимать ничего не надо?

– Нет, он уже включен, заряда батарей хватит на двадцать четыре часа. Корпус противоударный, да и сам он без подвижных элементов, так что не бойтесь, следить за ним не надо.

– Хорошо, не надо так не надо, – согласился сталкер и подставил открытый рюкзак ученому. Тот засунул прибор внутрь и несколько секунд прилаживал его внутри.

– Ну что, готов? – спросил Лесник

– Да.

– Пошли.

Скрипнула открываемая дверь, за дверью стоял чернобылец по кличке Пес и, поскуливая, ждал Лесника.

– Что, не терпится? – весело спросил он у Пса. – Ну пошли, – Лесник открыл калитку, и чернобылец легкой рысью выбежал наружу.

Люди вышли следом. На Рыжий Лес опускалась ночь, выглянувшее из-за туч уходящее закатное солнце окрасило красным светом и без того рыжие вершины деревьев, они откликнулись на прощальный взгляд светила, допущенного на миг в это место, и вспыхнули миллионами маленьких огней, полированных ветром и выбросами оранжевых листочков с острой, как бритва, каемкой. Рыжий Лес пробуждался и готовился жить своей, другой, ночной жизнью.

Размеренно ступая за Псом, Лесник рассказывал сталкеру суть предстоящего похода.

– Сейчас пойдем к ручью, проверим, что там. Намедни плоти снизу сюда прибегали, воду искали, никак, вода туда не доходит, обрывает ее где-то. Может, деревом ручеек привалило, может, еще что, глянем. Потом пойдем на опушку, кабанчиков проверим. Они у меня там на выпасе, посчитать надо, да подлечить одного, подрали его собаки.

– Дед, а как ты сало добываешь, тут же вроде радиоактивное все, – спросил Бобр, намереваясь по порядку узнать, как же столь удачно Лесник делит кров со всем Рыжим Лесом.

– Есть места, фонят, заливаются как соловьи. Только ведь и кабанчики, пока молодые, такие места не любят, да и плоть тоже, пока молода, сторонится. А вот как созреют, как в силу войдут, когда своя природная силушка не растет уже, они тогда на горячие пятна ходят. Как-то их Зона научила, что, если хворь какая или рана, так под радиацией она быстрее заживает. Там даже не в радиации дело, там как будто проще Зоне на зверюшек влиять, ну навродь как с электронами этими и другим излучением себя внутрь зверя вбивать. Вот такие старые кабаны да плоти иногда уходят сами из Леса, то ли поручения ее исполнять, то ли сами, это мне не ведомо.

– Так молодые кабанчики что, совсем не фонят? – осторожно спросил сталкер.

– Ну как не фонят, фонят. Свое-то они каждый день помаленьку хапают, да и я тоже. Я же в скорлупу такую, как у тебя, залезать не желаю. А знаешь почему?

– Почему?

– Потому как одежка, она ветер Зоны гасит. Ты потом увидишь, если встретишь, самые крепкие сталкеры даже броню не одевают, и так все чувствуют, и зверь их чувствует. А потом, чего мне радиации бояться, если у нас специальная травка растет, попил ее и порядок, все нуклиды вон, да и кабанчики ее трескают, за три дня столько рентген скидывают, что колбаса, которую ты у Сидоровича покупаешь, в десятки раз сильней фонит.

– Да-а-а, – протянул сталкер, пораженный услышанным.

– Так о чем это я? А, – вспомнил дед, – как кабанчиков проверим, пойдем с тобой на пасеку.

– Какую пасеку? У тебя тут что, еще и пчелы есть? – изумился Егор.

– Да нет, пчелы тут не живут, поскольку цветов нету, да и культур трав всяких степных не хватает. Пока не хватает, я вот тут думаю у Зоны немного земли хорошей попросить для этого дела.

– Как попросить? – не понял Бобр.

– Ну как, как. Тяжело с вами, городскими, – вздохнул дед. – Ну не то чтобы попросить, тут понимаешь, такое дело… я так понял, тебе профессор на Янтаре кой-чего объяснял?

– Да, объяснял, – подтвердил Егор.

– Так вот, я такими словами объяснить тебе не могу, образование у меня не то, – он хохотнул, – но по-свойски скажу, что просить-то у Зоны и не след, надо вот как бы нарисовать, чего желаешь, вот тут, понимаешь? – с этими словами он сделал круговое движение пальцем вокруг шапки-ушанки. – Все, все нарисовать в деталях, а потом показать Зоне. Вот, мол, как хорошо будет всем, если такое сделать, и ждать, понимаешь, не забывать, что ты это Зоне показал, а она потом тебе это возьмет и сбросит откуда ни возьмись. Вот я и хочу, чтобы полянка была хорошая с цветами такими, и чтобы они круглый год цвели, вот тогда и пчелок туда можно будет посадить, и медок будет, и Зона довольна. Она же молодая, не знает еще ничего, посмотрит, как старик радуется, да и самой хорошо будет.

– И что, прям и пчел даст? – недоверчиво спросил Егор.

– Ты кабачки видел? – спросил дед.

– Да.

– А помидоры?

– Видел.

– Так кто, ты думаешь, мне семена да поросль дал? – спросил Лесник.

– Неужели Зона? – ахнул сталкер.

– А кто же еще? Где это видано, чтобы культурные растения с Большой земли тут росли, да еще круглый год?

– А как она тебе прям в домик, что ли, положила? – раскрыв глаза и уши, спросил Егор.

– От ты как маленький, ей-богу, – усмехнулся дед. – Как она тебе их положит, она же…короче, слухай, загадал я как-то вот этих кабачков и помидорки. Все детально расписал, даже запах и вкус вспомнил, показал, значит, Зоне. А сам далее своими делами занимаюсь и по сторонам шукаю. Мол, жду, где оно проявится. Через недельку забрался я как-то к старой часовенке. Есть тут недалеко, еще лет сто назад построенная из дуба и камня. Я ее проведываю, подправить где что, подновить, ну для души, понимаешь? Так вот, гляжу, а рядом с ней зеленка какая-то из-под подстилки пробивается, да шибко так, ковром прям. И листья такие странные, вроде как неместные. Смекнул я тогда, что вот оно, то, что заказывал, выкопал осторожно, принес… ну а дальше ты знаешь, – закончил дед.

– Что, и с яблонями так?

– И с яблонями.

– И с укропом?

– И с укропом, и со всем остальным, что доселе Зоне неведомо. Не глупи, сталкер, – рассердился вдруг дед. – Не делай себя глупее, чем ты есть. У тебя это хорошо получается.

Бобр кивнул. Да, реальность Лесника была настолько проста и ошеломляюща, что он на время потерял способность мыслить.

– Ага, ну вот и пришли! – объявил дед.

К этому времени стало совсем темно, и сталкер с трудом различал силуэт Лесника в фуфайке и ружьем на плече.

– Я же ни вижу ничего, – пожаловался он.

– Беда с вами, неучами, – вздохнул он. – На, пользуйся, – он подал ему знакомый артефакт размером с гусиное яйцо.

Восстановив зрение, Егор увидел толстое бревно, по диагонали перекрывшее родник. Вода, упершись в ствол, текла вдоль него и уходила от старого русла куда-то в лес.

– Давай, Егорка, подсоби, – скомандовал дед, нагнувшись к бревну. Вдвоем они, кряхтя, перетащили его в сторону. – Вот и ладно, вот и хорошо, – сказал дед, отряхивая друг о друга ладони. Пошли дальше.

– Кабанчики? – спросил Егор.

– Кабанчики, кабанчики, – кивнул дед.

Прогулка по ночному лесу, хлопоты по хозяйству сделали его словоохотливым и добродушным. Он находился в своей тарелке, можно сказать, у себя в огороде и теперь хозяйским взглядом, с чувством и толком, наводил принятый им порядок.

Через полчаса впереди показалось небольшое лесное болотце метров двадцать в диаметре. Поросшее осокой. Из болота доносились перехрюкивание и редкий визг.